- О-хо-хо, - вздохнул Сорин. - Знаете, что-то подобное я уже слышал, и не так давно.
- От кого же?
- Да от одного лондонского антиквара.
- Вы были в Лондоне?
- Да. И пытался там продать свои работы.
- Отчего же не продали?
- Не сложилось, - ответил Сорин. - Не сошлись в цене, - добавил он.
- Ну, что я вам могу сказать… Вы представляете себе цены на такого рода картины?
- В той или иной степени.
- Понимаете, какую работу надо провести, чтобы подтвердить их подлинность…
- Я понимаю, понимаю, - прервал Рахлина Сорин. - Скажите одно: вам интересно или нет? Если нет - я просто пойду.
- Ну, почему не посмотреть, - улыбнулся Рахлин. - Я картинки люблю смотреть. Привозите, поговорим.
- Сделаем так: я приеду завтра с фотографиями, на которых укажу точные размеры. Вас устроит такой подход?
- Живопись надо смотреть в натуре.
- И все-таки, давайте сначала на фотографиях. Будем исходить из того, что работы подлинные, и вы мне сначала назовете цены - ориентировочно, я не прошу вас о точности. А если меня устроит порядок предложенных вами цифр, мы перейдем ко второй фазе нашего сотрудничества.
- То есть посмотрим работы в натуре?
- Угу, - кивнул Андрей.
- Оставьте свой телефон. Как мне с вами связаться? - спросил Рахлин.
- Незачем, - оборвал его Андрей. - Я сам вам позвоню.
- Ну-ну, - произнес владелец галереи и, покопавшись в кармане, вытащил визитку. - Держите. Значит, завтра, часа в два-три, я жду вашего звонка.
- Всего доброго, - произнес Сорин и поднялся.
- До встречи, - с прохладцей ответил ему галерист.
Едва Сорин вышел за порог, Рахлин схватился за телефон и принялся быстро нажимать на кнопки, но вдруг оборвал себя и положил трубку на место. «Не может быть, - сказал он себе. - Вот это фарт!» Буквально вчера вечером, выпивая со своим знакомцем Геной Ермиловым, он выслушал от того нервную печальную историю об исчезновении якобы принадлежащих ему, Ермилову, полотен авангарда: какие-то путаные рассказы о молодом журналисте, бегающем от Ермилова по всему миру, о проблемах, возникших в связи с поиском картин, вялые просьбы помочь, если вдруг, паче чаяния, к нему, Гоге, обратятся, и тому подобное. И - на тебе! На следующий же день этот парень (а в том, что пришедший был именно тем, кого ищет Ермилов, Рахлин не сомневался) появляется у него в галерее. Вот это фарт!
«Сообщить Гене? Да зачем! Он начнет волну гнать, еще вспугнет. А коли не вспугнет, вещички прихватит, и мне от того никакой пользы. Нет-нет, здесь надо хитрее. Работки, судя по всему, подлинные, раз Гена так о них печется, и паренек уже стреляный: судя по его ленивым намекам, хлебнуть успел. Значит, сыграть с ним надо в полчестности, работы я приберу, а потом Гене их и подставлю. За полную стоимость, может, и не получится, а процентов за семьдесят он их возьмет: все же серьезный навар. А мне между пятьюдесятью пареньку и семьюдесятью Гениными - двадцать процентов. Свои двести-триста тысяч сделаю, а больше и ни к чему. Нет, Гена, извещать я тебя не буду. А вот прокачать ситуацию, наверное, стоит». И он вновь взялся за телефон.
Однако в этот момент из другого отсека офиса в гостевую часть вошла фройлен Лота, Гогин референт и, по совместительству, любовница.
- Гога, - спросила она, - извини: что это за русский?
- Это, Лоточка, интересный русский, - ответил ей Гога. - Очень возможно, что мы с тобой скоро станем обладателями серьезных произведений российского авангарда.
- Русский авангард? - вздернула брови Лота. - Почему теперь все интересуются русским авангардом?
- Кто - все?
- Ну как же. Помнишь, я рассказывала тебе, что неделю назад сюда приходил какой-то то ли серб, то ли словак, а может быть югослав, - я плохо в них понимаю. Он интересовался русским авангардом, а потом спросил, не появлялся ли в нашей галерее молодой русский с картинами.
- Подожди, подожди… да, ты что-то говорила. А что конкретно его интересовало?
- Его интересовал русский парень и молодая англичанка.
- Англичанка… И что?
- Он хотел с ними встретиться и спрашивал, не знаем ли мы их адрес.
- Молодец, Лотхен, - сказал ей Гога, - спасибо, что напомнила. Ну, ты иди, иди, мне надо еще приватно позвонить.
«Черт возьми, вот ведь память дырявая! Действительно, приходил какой-то, Лота же говорила. Что ему в этих картинах? Искал англичанку… А паренек сказал, что побывал в Англии. Если этот югослав ищет русского, значит, тот чем-то с ним не поделился. Паренек-то не простой: выходит, кинул югослава. Не будет же тот из Лондона в Берлин мотаться, чтобы привет русскому другу передать. Любопытно! Ну, что же, позвоним Гене». И в третий раз он взялся за телефон.
Ермилов взял трубку сам.
- Ген, ну как после вчерашнего-то голова… - начал разговор Рахлин.
- Да шумит с непривычки. Вот ведь вы, евреи: вроде бы и не положено вам, а пьете хуже русских.
- Да какой ты русский! - прервал его Гога. - Ты так, интернациональный, безъяичный. Бизнесмен, одно слово. Все вы в мире одинаковые: если пить, то полстаканчика виски, если с бабой развлекаться, то палку кинул - и на боковую. Все остальное: деньги, работа.
- Зато ты у нас, - отвечал Ермилов, - бронированный еврей. И огонь, и воду, и медные трубы прошел.
- Чем и горжусь, - ответил Рахлин. - Ты вот из своего родного офиса в Берлин подался, а я как в своем родном сидел, так и сидеть буду, и еще вас всех пересижу.
- Ну ладно, не ершись.
- Я вот что: по поводу тех картин, про которые ты вчера разорялся. Я чего-то не понял: ты их обратно хочешь получить или получить, чтобы продать?
- А что вдруг? - спросил Ермилов.
- Да нет, просто, если продать - это одно, а если в коллекцию… Так у тебя вроде и коллекции нет никакой?
- Ну, скажем, это не твоя забота, что у меня есть и чего нет. Но если честно, то мне вся эта свистопляска так надоела! Как только получу, избавляться от них буду всеми силами. А потом, сейчас и положение не ахти, продавать, конечно, надо. В посредники набиваешься?
- Я, Гена, никогда ни к кому не набиваюсь: ко мне приходят, меня просят. Гоге Рахлину нет нужды набиваться, он еще сам подробно рассмотрит и выберет, кого в попутчики взять, а кого на перроне оставить.
- До чего же вы, евреи, обидчивые, - сказал Ермилов. - Да нет, Гога, я не против. Ежели они найдутся или на тебя кто выйдет - Бог с тобой, ищи покупателей. Свои десять процентов честно всегда получишь.
- Понял, понял. Да я так, к слову. Что вечерком-то делаете?
- Не знаю еще.
- А то смотри, подъезжайте ко мне, посидим, поболтаем.
- Видно будет, время еще детское. Созвонимся.
- Хорошо.
- Ну, счастливо.
«Выходит, я был прав, - подумал Рахлин, повесив трубку. - Гене картинки ни к чему. Тогда и мне они, в общем, ни к месту. Сам с мальчиком разберусь, сам картинки пристрою. А вам, господин Ермилов, спасибо за наводку». Он улыбнулся, хлопнул себя по ляжкам и крикнул:
- Лота! Собирайся, пошли пообедаем.
ГЛАВА 9
Когда Сорин вернулся в гостиницу, Люси уже работала, не покладая рук. Картины лежали на полу, вокруг них стояли баночки, валялись ватные тампоны и кисти, тряпочки, смоченные чем-то, отчетливо пахнущим химией. А подруга Андрея ползала среди всего этого безобразия, поминутно прикладывая то одну, то другую тряпицу к поверхности полотна.
- Прервись, - сказал ей Сорин.
- Нет, я люблю все сразу до конца доделывать, - сказала Люси, продолжая смывать свои художества с картин классиков. - Ну, как прошла встреча?
- На высшем уровне, - ответил Андрей.
- Ему было интересно?
- А как же! Покажи мне хоть одного галериста, занимающегося авангардом, которому это было бы неинтересно.
- Все-таки контрабанда.
- Все-таки он русский. Ты сама говорила, что все русские на Западе слегка мафиози. И в этом я тоже не сомневаюсь.
