Нет, решение его верно и бесповоротно, и он без колебаний будет настаивать на спрямлении фронта. Именно так! А сейчас нужно наконец выслушать этого бездельника. Маттенклот обернулся к начальнику гестапо.

— Докладывайте, что у вас… — угрюмо буркнул он и грузно опустился в глубокое кресло.

Оберштурмбанфюрер раскрыл коричневую папку, несмело кашлянул и начал доклад. Говорил он негромко и скрипуче, то и дело отрываясь от бумаг и поглядывая на генерала, который сидел перед ним насупившись. Пухлощекое лицо Маттенклота раскраснелось, и у седых висков нервно подергивалась едва заметная жилка. Сверлящим взглядом Маттенклот явно неприязненно поглядывал на гестаповца. «Бездельник проклятый, чем же ты занимаешься тут, если не можешь справиться с шайками партизан!» — негодовал он про себя, все больше раздражаясь. А начальник гестапо, не смягчая красок, выкладывал новые и новые факты.

Сейчас партизаны еще более усилили свою активность. Они напали на полевую жандармерию в Лисянке. У села Топильно убили свыше тридцати полицаев. В Дашуковке расстреляли тайных агентов гестапо. У блокпоста Моренцы пустили под откос воинский эшелон. Другой эшелон подорвали у Тихоновки. У станции Корсунь также организовали крупное крушение. В Сахновском лесу разбили и сожгли колонну немецких машин. Выбили гарнизон из села Таганчи и разгромили размещенные там склады. Произвели налет на запасный полк в Буде Воробиевской и перебили немецких запасников. Напали на обоз эвакуированных из-за Днепра полицаев и разгромили их. На станции Сотники сожгли радиотрансляционный пункт на линии связи с Берлином. На бужанском складе похитили шесть тысяч мешков под хлеб и сорвали отгрузку пшеницы в Германию. Недавно ворвались на станцию Корсунь и освободили до пятисот пленных, которые скрылись с партизанами. А сегодня в Бужанке захватили крупный сахарный завод и открыто ведут бой с частями полевой жандармерии. Все наши атаки ими отбиты.

Маттенклот не вытерпел.

— Да что же у вас за разбой такой и как вы расплодили столько партизан?! Это же черт знает что такое! — выругался генерал, зажигая сигару, которую только что беспрестанно крутил между пальцами.

— Еще со времен Богдана Хмельницкого здесь земля бунтарей, и силы партизан огромны, — невозмутимо продолжал уже овладевший собой гестаповец.

Пренебрежение, с каким генерал обращался к нему, не приглашая даже сесть, злило и раздражало оберштурмбанфюрера. В конце концов он не подчинен Маттенклоту. Пусть он сам теперь справится с партизанами. А у гестапо нет сил для этого, и он с ледяной корректностью стал перечислять партизанские отряды: «Истребитель», «Грозный», имени Боженко, имени Чапаева, имени Шевченко… Некоторые из них объединились в партизанское соединение, которым командует их главарь под кличкой «Рыжий».

Маттенклот поморщился. Сколько их развелось тут! Видно, и в самом деле земля бунтарей. И так ли уж виноват этот оберштурмбанфюрер? Партизанской крови он пролил немало. А любить нас тут не будут. Не та политика. Грабежи, кровь, смерть. Беспощадный террор. А как без этого? Кто добровольно протянет голову в петлю? Говорят, новая цивилизация. А какая цивилизация обходилась без жертв? И разве история знает такую?

— На сегодня довольно, — уже просто сказал он оберштурмбанфюреру. — Ступайте, я подумаю.

Оставшись один, генерал долго и сосредоточенно раскуривал новую сигару. Да, размах партизанского движения очень велик. Обычные полицейские меры уже не эффективны. Значит, придется привлечь полевые части. Нужно широкое и планомерное наступление и беспощадный разгром партизанских сил. Остается выбрать, кому поручить всю операцию. Бог мой, конечно же, Герберту Гилле. Кто лучше его «викингов» справится с этим? Он нажал кнопку и вызвал адъютанта.

После разгрома у Житомира Фред Дрюкер многое пережил и передумал. Он мечтал в тылу о покое и удовольствиях, а вышло, едва не угодил на тот свет. К черту такой покой, лучше в самое пекло на фронте. Однако, попав в Корсунь, он получил роту полевой жандармерии, и хотел не хотел Фред, а все началось сначала. Его солдаты хозяйничали в чужих квартирах, рылись в крестьянских сундуках и кладовках, и поборам не было конца.

А из гебитскомиссариата бесконечным потоком текли в села приказы о поставках хлеба, молока, мяса, о мобилизации рабочей силы, о новых налогах на людей, на скот, на пчел, на собак и даже на… дым из каждой трубы. Его солдаты с издевкой жгли и грабили, насиловали и убивали.

Нисколько не сдерживая их, Фред по-прежнему тешил себя надеждой попасть к «викингам», тем более что их дивизия стояла неподалеку от Корсуня.

Сегодня у Фреда обычный хлопотный день. Вечером назначен расстрел партизан, а позже — массовая облава в Богуславе. В комендатуре как раз заканчивались допросы и пытки, и арестованных одного за другим выводили во двор, молча вталкивали в черный автофургон. Фред уселся в кабину. Его автоматчики ехали следом во второй машине.

Быстро промелькнули окраинные домики, и обе машины вынеслись на богуславский шлях. В нескольких километрах за городом раскинулся Резаный яр, где уже подготовлены ямы. Машины остановились в глубоком овраге, поросшем кустарником. Арестованных высадили и повели узкой тропкой к ямам. Все было привычно и просто. Скорей бы покончить с этой скучной церемонией и отправиться в Богуслав. Там заказан шикарный ужин, и можно отдохнуть наконец от этих угрюмых лиц, от крови и смерти.

Обреченных вывели к краю неглубокой ямы. Денщик Фреда Вилли Вольф суетился, кричал, не скупился на удары. Фред уныло поглядел на приговоренных. Белобородый старик, похожий на святого, заботливо поддерживал старую женщину. По ее щекам текли слезы. Угрюмые парни глядели на солдат ненавидящими глазами. Молодая женщина в красном платке кусала губы, то и дело поправляя ворот легкой шубейки, словно ей было трудно дышать. Дрюкеру опять, как и там, у Житомира, вспомнилась Франция, его Жози. Женщина в красном тоже напоминала Жози. И почему это русские партизанки стали напоминать ему ту француженку? Он с досадой отвел глаза. Достал приговор, стал читать. Едва кончил, как партизаны запели «Интернационал». Дикари! Варвары!

Залп был сухим и резким. Пение разом смолкло, и люди один за другим валились у края рва. Кулаки их были стиснуты и прижаты к груди. Сколько ненависти!

Машина вынеслась на шлях и устремилась к Богуславу. Уже темнело. Фред уставился в лобовое стекло и словно видел в нем женщину в красном. Она что-то кричала ему гневно и властно, будто проклинала. Черт бы побрал этих русских! Нигде нет от них покою. Фред закрыл глаза, и женщина в красном исчезла. А она хороша! Ее бы в Богуслав на ужин. Впрочем, чего тужить, Вилли сыщет другую. Фред совсем размечтался было, как где-то впереди вспыхнули выстрелы. Что такое? Шофер инстинктивно затормозил машину. Из кузова раздались очереди автоматчиков. У Фреда захолонуло в груди. Партизаны! Вилли наклонился из кузова и что-то прокричал, указывая вперед. Там маячила легковая машина.

— Давай! — подтолкнул Фред шофера, и они помчались туда.

На дороге стоял разбитый «оппель». Его моторная часть была прошита густой очередью пуль. Окровавленная голова водителя упала на руль. Офицер на переднем сиденье тоже убит. Фред содрогнулся. Не такая ли участь и его самого поджидала сегодня? Он рванул вторую дверцу и на заднем сиденье сразу разглядел человека в генеральской форме.

— Прошу, господин генерал, партизаны скрылись. Пересаживайтесь в кабину нашей машины, мы мигом доставим вас в Богуслав.

Генерал молча выбрался наружу.

— Вы не ранены? Вам не помочь?

— Нет, ничего не нужно. Вы кто?

Фред вскинул на него глаза, и вдруг остолбенел. Черный генерал! Вот так встреча!

— Капитан Дрюкер, господин бригаденфюрер, начальник карательного отряда…

Гилле перестал глядеть по сторонам и уставился на офицера. Дрюкер невольно вздрогнул. Какие страшные ледяные глаза!

— Где я вас видел? — спросил Гилле.

Фред торопливо напомнил про встречу у хутора на Днепре.