Увлечение Успенского снами началось с того, что он называл «потрясающей идеей», которая впервые пришла ему в голову в детстве: «Возможно ли сохранять сознание во сне»[37]. Мог ли он знать во сне, что спит, и в то же время мыслить осознанно, как наяву?

С тех пор, как почти столетие назад Успенский начал свое изучение снов, феномен «осознанных сновидений», как назвал их исследователь сновидений Фредерик ван Эден, привлек немало внимания. Но в 1905 году об этом мало что знали, и двадцатисемилетний Успенский явно был пионером в их изучении. Любопытно, что другой автор, который тоже станет учеником Гурджиева, французский поэт Рене Домаль, также начал интересоваться иными состояниями сознания с попыток сохранять сознание во время сна. Домаль также использовал более опасные способы – наркотические вещества, к которым, как мы увидим далее, Успенский тоже обращался[38].

Успенского интересовало открытие механизма образования снов, и, как обычно рекомендуется делать, он начал исследование с того, что записывал свои сны после пробуждения. Однако вскоре он обнаружил, что у этого метода есть свои недостатки. Во-первых, скоро стало очевидно, что сами попытки вспомнить сны изменяли их. Записывание снов меняло их; само внимание, которое он им уделял, меняло его сны и создавало новые. Успенский понял, что ему нужен другой метод, и развил навык сохранения сознания во сне. Сначала он делал это по ночам, но вскоре обнаружил, что, как и следовало ожидать, это мешает ему спать. Тогда он перенес внимание на утро, когда оставался в постели и снова погружался в то, что называл «состоянием полусна». Из этого можно сделать выводы о жизни Успенского в то время: одно то, что он мог оставаться в постели, подсказывает, что у молодого романиста было много свободного времени.

В состоянии полусна Успенский «спал и в то же время не спал», и первое впечатление от этого было – изумление и чувство огромной радости. Но это же состояние вызывало странное чувство страха и тревоги, что он потеряется. Состояние полусна одновременно привлекало и пугало его, обещая как огромные возможности, так и огромные опасности. Тем не менее, Успенский был убежден, что без состояния полусна изучение сновидений невозможно. Теперь у него был «ключ к миру снов», и как в юности при столкновении с физикой, так и теперь это прозрение превратило то, что было «неясным и непонятным», в «понятное и видимое»[39].

Первые тревоги Успенского со временем уступили ясному пониманию того, как образуется большинство снов. Читателей, знакомых с его книгой «Поиски чудесного», выводы Успенского могут разочаровать. Успенский отрицал идею, что наши повседневные сны что-то рассказывают о нашем истинном «Я», о предназначении, и что они вообще несут какое-то послание. Он говорит, что они бессмысленны, «совершенно случайны, совершенно хаотичны, ни с чем не связаны»[40]. Скорее, утверждает он, большинство снов является продуктом нашего физического или психологического состояния. С детства ему регулярно снился сон о том, как он тонет в болоте. Сколько бы он ни пытался выбраться, во сне он неизбежно погружался в глубокую, кажущуюся бездонной грязь. Хотя годами он чувствовал, что в этом сне ему открывается что-то важное, в состоянии полусна Успенский обнаружил, что на самом деле болото отражало то, что его ноги запутались в одеяле. Повторяющийся сон о слепоте, как оказалось, вызывали попытки открыть глаза во сне. Рука, зажатая коленом, порождала сон, в котором ее кусала собака. Повторяющийся сон, в котором он становился калекой, был результатом того, что у него затекали мышцы ног.

Если отношение Успенского к снам нас разочаровывает, полезно вспомнить, на каком именно этапе своей карьеры он начал их изучать. По его собственным рассказам, в 1905 году Успенский еще не познакомился с теософией. Он говорит о времени, когда держался в искусственных «научных» рамках и, испугавшись какого-то опыта – какого именно, неясно – «бежал в голую и бесплодную пустыню „материализма“»[41]. Успенский, начавший исследование снов, жил, судя по всему, в «иссохшем и стерилизованном мире, с бесконечным множеством табу», наложенных на его мысли. Однако обнаружение теософической и оккультной литературы «разрушило стены» вокруг и открыло ему мир новых возможностей.

Что бы мы ни думали об отношении Успенского к снам, рассказ о том, как он их смотрел, крайне интересен. «Я засыпаю», – пишет он:

Успенскому было важно классифицировать сны, и он относит этот сон к первой категории: сны, которые зависят от случайных ассоциаций[43]. Он любил ощущение полета во сне, и его описания появляются в его произведениях. Наутро после ночи с Танечкой Иван Осокин прогуливается у озера и восклицает: «Как безумно все хорошо!» Глубокое откровение вызывает у него желание пролететь над озером, «как я летаю во сне». А в более позднем рассказе «Разговоры с дьяволом» Успенский описывает состояние полусна, в котором его персонаж летит над экзотическим пейзажем, полном странных храмов и каменных пагод. Интересно, что в рассказе также говорится о трудностях, которые испытывал Успенский, когда не входил в состояние полусна: «Когда уснуть невозможно, человека захватывает чувство разрушения, и его нормальное „Я“ превращается в усталое, капризное, раздражительное и апатичное существо»[44]

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.