— Трогай!

Перевозчики дружно налегли на вёсла, паром нехотя отвалил от берега и поплыл, лениво взбаламучивая тёмную осеннюю воду. Справа и слева его обгоняли лодки, также несущие коней и людей.

Цаган вздохнул. Так вдруг захотелось домой. Ах, голубой Керулен, золотой Онон! Грустно… Ну ничего, скоро он станет богатым и вернётся домой в блеске славы. И мать будет гордиться сыном, и он привезёт ей в помощь здоровую урусскую девку…

— Урусы!

Все лирические мысли разом вылетели из головы — от Кыюва, стремительно и хищно рассекая воду, приближались громадные лодки, полные воинов. Полтора десятка вёсел с каждого борта прогибались от напряжения.

— К бою!

Цаган уже выдернул из налучи лук, но в этот момент рой стрел с русской ладьи достиг плота, и кони, словно взбесившись, принялись с диким ржанием лягаться и вырываться. Один из них проломил хлипкое оргаждение и с шумом плюхнулся в воду, за ним устремились остальные.

— Наши! Братие, бей!

Урусы-перевозчики разом взмахнули вёслами и опустили их на ближайших врагов, довершая неразбериху и хаос. Последнее, что увидел Цаган, как боевая ладья с треском проутюжила лодку-плоскодонку, плывущую по соседству. Тяжёлая стрела ударила в лицо, разом ослепив и оглушив, и наступила багровая тьма…

— Проклятые ур-русы!

Менгу в бессилии сжимал кулаки. Зря, ох зря он затеял переправу… Но как было не попытаться?

Менгу уже давно уяснил, что смелость и дерзость порой приносят победу куда проще, чем множество стенобитных орудий и неисчислимые полчища воинов. Но ещё более эффективным оружием является страх.

Расчёт был прост. Покуда идут переговоры, переправить на тот берег хотя бы пару туменов воинов, а ещё лучше три. Даже если урусы и отказались бы отворить ворота, переправу сорвать они уже не сумели бы. Однако коназ Магаил оказался куда смелее и решительнее, чем полагал Менгу. Уже через пять минут тяжёлая конница урусов обрушилась на переправу, разом смяв и загнав обратно в реку ещё немногочисленные монгольские отряды, успевшие на свою беду переправиться на тот берег. А тяжёлые урусские лодки, необыкновенно быстро подошедшие от Кыюва, потопили все добытые посудины и сейчас добивали тех, кто пытался спастись вплавь. Добивали безнаказанно, точно это были не прославленные монгольские воины, а слепые котята.

— Сколько мы потеряли?

— Пока неизвестно, великий хан. Думаю, тысяч пять или шесть.

— Проклятый Магаил!

Крики и лязг железа на том берегу стихли. Менгу хорошо было видно, как урусы ловят монгольских коней, как бродят вдоль берега пары воинов, добивая раненых монголов, как подбирают своих раненых… Впрочем, судя по всему, потери урусов смехотворны. Ну, может быть, с полсотни убитых, да сотни две-три раненых…

Боевые ладьи, закончив свою работу, развернулись против течения и начали становиться на якорь, как раз чуть дальше досягаемости монгольских стрел. А вот славные нукеры от воды теперь старались держаться подальше — все уже усвоили, как далеко бьют тяжёлые урусские луки и тем более самострелы.

— Проклятый Магаил! — ещё раз повторил Менгу. — Ладно… Хорошо. Он мне ответит за это. Ноган, как называется родной город Магаила? Всё забываю эти урусские названия.

— Чурнагив, великий хан,

— Ну так мы идём к Чурнагиву! Сюда мы вернёмся позже, когда замёрзнет река.

— …Нельзя медлить!

Владыка Иосиф поджал губы. Нет, до чего всё-таки варвары эти русские князья, и Михаил Всеволодович (и даже отчество нехристианское, кстати) не исключение. Тут дел по горло, доходы владычной казны упали безобразно, а он всё о своём… Однако надо его успокоить.

— Я понимаю твою озабоченность, великий князь. Я уже в третий послал письмо в Константинополь, в коем испросил у Патриарха всея церкви святой соизволения на Крестовый поход против татар. Но ответа пока нет.

— Год нет ответа! — взорвался Михаил, не выдержав наконец. — Да были ли письма сии?!

— Уж не хочешь ли ты сказать, князь, что я лгу? — тоже возвысил голос владыка Иосиф.

— Что я хотел, то сказал! Время, последнее время уходит для отпора захватчикам! Или ты хочешь, чтобы всю Русь постигла судьба Владимира да Рязани? Враг у ворот Киева стоит!

— Все мы в руке божьей! — владыка величаво встал. — Оборона земель, то светских властей забота, и твоя в первую очередь, Михаил Всеволодович! Церковь же святая должна печься об умножении благочестия в землях сих!

— Да ты слышишь ли себя, что говоришь?! — Михаил окончательно вышел из себя. — Какое благочестие?! Вот придут татары сюда, они тут такое благочестие учинят!!

— А ну не сметь так разговаривать с владыкой! — с греческим акцентом произнёс вдруг секретарь.

— Чего? — князь Михаил будто на невидимую стенку налетел. — Что. Ты. Сказал?

— А ну тихо! — владыко Иосиф повернулся к секретарю. — Ушёл отсюда! Прости его, великий князь. От излишнего рвения и любви к сану моему обмолвился он.

Но Михаил Всеволодович уже улыбался.

— Значит, вот как… Тогда так сделаем. Я велю составить обращение, а ты его подпишешь, владыко. Нет, лучше так. Ты сейчас подпишешь мне дюжину пергаментов, а уж текст после вставим.

— Не будет этого!

— Тогда конец разговора, — князь повернулся и, не прощаясь, вышел из покоев владыки.

Иосиф обернулся к секретарю, выглянувшему из-за портьеры.

— Я велел тебе говорить?

— Прости меня, великий! — секретарь склонил голову. — Не удержался, видя, какое непочтение проявляет к тебе этот варварский вождь.

— Не забывай, что он всё-таки хозяин здешних мест и правитель этого города.

— Никакой варварский правитель не вправе хулить тебя, владыка! — горячо заговорил секретарь. — Разве что сам великий базилевс константинопольский, да и то под вопросом!

— Ну ладно, ладно, — смягчился Иосиф. — Значит, так… Из покоев моих на двор отныне не выходить, по нужде ходить в ближний нужник. Ты видел, как он улыбался? Поверь, Евстигней, я не хочу, чтобы тебя засунули в мешок и замучили в каком-нибудь вертепе княжеской тайной службы.

Шаги по каменным плитам гулко разносились под сводами замка. Епископ Бертольд шёл степенно и важно, сопровождаемый четвёркой охранников — двое шли впереди, двое сзади, самим видом своих закованных в сталь фигур пресекая всякие мысли о неуважении к священной особе.

В главном зале уже сидели две дюжины высших рыцарей ордена, которые при появлении епископа дружно встали. Вежливо поздоровавшись со всеми — а с магистром ордена за руку — Бертольд воссел на своём законном месте. Воины охраны встали по сторонам высокого кресла с резной спинкой, которое вполне можно было назвать троном.

— Я собрал вас, господа, чтобы обсудить одно важное дело. Как вам уже известно, русские земли подверглись нашествию диких народов, именуемые тартар. В точности это событие и было описано в священном писании, кстати — на головы народов безбожных, не признающих или извращающих великое учение Христа, обрушится гнев Божий в виде нашествия совсем уже диких народов, исторгнутых прямо из чрева преисподней. Но то дела Господа нашего, мы же должны извлечь из этого пользу нашему святому делу.

Епископ обвёл всех горящим взором.

— Настал час нести свет истинной веры в земли диких руссов, как ранее мы принесли его сюда. Вот только вопрос — с кого начать? С Новгорода или Полоцка? Мы все ждём вашего слова, великий магистр.

Магистр немного помедлил с ответом.

— Нападение на Брячислава сейчас возмутит Литву. По моим сведениям, князь Миндовг готовит войско для похода в Смоленск, там освободился княжеский престол. Это в наших интересах, столкнуть лбами русов и литовцев. Если же мы двинем войска на Полоцк, всё выйдет наоборот — они объединятся…

— Хорошо, господин магистр. Значит, первый удар придётся нанести по Новгороду.

— Прежде всего по Пскову, ваше святейшество.

— Разумеется. Да будет так! Амен!