– Как же! Я как заглянул в вагон, сразу почуял. У меня нюх собачий.

– Но ведь он исполосует его кнутом, – сказал я.

– Не станет. Потреплет только немного. Зачем ему портить младенца? Он стоит не так уж мало. Ты сколько стоишь, черный брат?

– Десять «уилли», мисти сэр.

– Пятьсот долларов! Неплохо. Я свой вагон купил за семьсот. А сколько за тебя награда при поимке?

– Пять «дикси», мисти сэр.

– Послушай, Майк, – сказал Моррис. – Разве нам помешают пятьдесят долларов? Я не вижу другого выхода. Либо сейчас его выгнать, и тогда его поймает первый встречный. Либо отвезти Шепу и взять свои пятьдесят долларов. Я не вижу другого выхода, Майк.

Я молчал.

– Ты что, против? – спросил Моррис.

– Против, – ответил я.

– Но что же ты предлагаешь? – В голосе у него появилось раздражение.

– Спрятать его.

– Черта с два! Зачем, куда спрятать? Ты хочешь, чтобы я прослыл аболиционистом? Чтобы меня вздернули на суку? Дудки! Я завтра отвезу его к Шепу.

Он повернулся и пошел вдоль состава.

– Зачем ты назвал меня своим братом? – крикнул я ему в спину.

Он повернулся, молча посмотрел на меня.

– Я назвал тебя братом? – спросил он с некоторым удивлением.

– Да! Ты назвал меня своим родным братом тогда у Бланшаров! С тех пор ты об этом не вспомнил. Зачем ты это сделал?

– Да, – он смотрел в землю. – Ты прав. Я назвал тебя братом.

Он молчал еще несколько мгновений.

– Эй, Вик, – сказал он. – Вылезай, бери свою кошку. Ты будешь жить у нас.

Так в нашей компании появился третий. Крошечный негритенок Вик со своим белым котенком Робином.

Каждый свободный вечер мы приходим к Бланшарам. Тут вовсю идет игра в «парижские штучки». Иногда на галерею выходит старый генерал и говорит:

– В «парижские штучки» играете, мои молодые друзья? Ну-ну! В бытность мою корнетом я слыл любимцем салонов. Похвально, похвально!

– Ах, дедушка! – Мари капризно кривит губы. – Ты говоришь о чем-то, мы не понимаем.

Но все понимали. «Парижские штучки» – это флирт на галерее Бланшаров. Тут маленькие влюбленности, маленькие признания, радости и огорчения. Все течет и изменяется в этой игре, которую неизвестно кто придумал.

Отис Чепмен сначала ухаживал за Мари, но теперь считается, что он влюблен в Дейси Мей. Это не мешает Отису делать намеки, что от Мари он не совсем отказался.

Люк Чартер вроде бы постоянен. Но когда приходит Флора Клейтон, он оказывает ей все знаки внимания. Наверное, Люк старается вызвать ревность Мари.

Моррис Аллен держится крепче других. Считается, что он тоже поклонник Мари, но Моррис этого не показывает.

Приходят близнецы Смиты. Они чуть ли не за руки держатся. Я не знаю, как они собираются делить Мари, но все, что делают близнецы Смиты, они делают вместе. Вместе на нее смотрят, вместе говорят комплименты, вместе ходят за ней по анфиладам виллы «Аркольский дуб».

Мари отличает то одного, то другого. Сначала приближает к себе близнецов Смитов, потом Чартера. Один вечер не отходит от Морриса, а другой дразнит Отиса Чепмена. Она и мне сразу дала понять, что я могу за ней приударить.

– Что это вы такой скучный? – говорит она. – Могли бы развлечь хозяйку дома. Моррис, у вас очень серьезный брат.

Только за Хетти никто не ухаживал. Оно и понятно: Хетти хромоножка. Последнее время с ногой у ней что-то совсем неладное. Хетти еле ступает и все сидит в углу, сжавшись и накинув тонкий плед.

Затеяли как-то танцы. Близнецы Смиты сели за рояль и дружно ударили в четыре руки. Пары понеслись по блестящему паркету гостиной.

Моррис сидел рядом со мной на диване. Внезапно он встал с самым решительным видом, подскочил к Хетти, схватил ее чуть ли не в охапку и, держа на весу, закружился по зале. Я уже говорил, что паркет тут блестит, как зеркало. На этом блестящем паркете Моррис поскользнулся и грохнулся вместе с Хетти.

Он вскочил, весь красный, стал поднимать Хетти и извиняться. Она сильно ушибла больную ногу. Бледная, она еле доковыляла до кресла и забилась в него со слезами на глазах.

Все расхохотались. Мари возмутилась.

– Вы схватили мою сестру, как куклу! – сказала она.

– Это не ваша сестра, – внезапно брякнул Моррис.

– Что вы этим хотите сказать, мистер Аллен?

– Я?.. Извините, мисс… Я только хотел сказать…– Моррис совсем запутался.

– Какой вы нескладный, мистер Аллен, – снисходительно сказала Мари.

Моррис почти сразу ушел. Я поспешил за ним. Он стоял, прислонившись к забору, и плечи его тряслись. Он плакал.

– Они смеялись, – бормотал он, – они смеялись… А я уронил ее, я сделал ей больно…

В другой вечер неудача постигла меня. Генерал Бланшар все-таки раздобыл трубу. Не только трубу, но и флейту. Он заявил, что тот, кто умеет играть на трубе, обязательно сыграет и на флейте.

Я проклинал свое хвастовство. Я ляпнул, что простудил горло и поэтому не смогу играть. Потом стал уверять, что играл очень давно, в детстве, а теперь разучился. Генерал сразу все понял. Он сказал, что барабанщик его полка, который погиб при Ватерлоо, тоже не жаловался на отсутствие воображения.

– Вы очень, очень похожи, мой друг, на того барабанщика! – говорил генерал, похлопывая меня по плечу.

– Так вы не умеете играть на трубе? – спросила Мари. – А мы так надеялись.

– Да, мы онень надеялись вас послушать, – с удовольствием поддержал Люк Чартер.

– Как-нибудь в другой раз, – сказал я, красный как рак.

С того дня, как Моррис упал вместе с Хетти, его словно подменили. Он стал открыто ухаживать за Мари. Он говорил ей неуклюжие комплименты и раза два приносил цветы.

– Что это с вами, Моррис? – удивлялась Мари, а сама, конечно, была довольна.

Я сам раздумывал, что произошло с Моррисом. Как будто, когда он грохнулся на паркет, из него вылетела пробка, и теперь любовь к Мари Бланшар хлынула наружу.

Сказать по секрету, Мари мне нравилась тоже. Ее щеки всегда розовые. В прищуре глаз под серыми пушистыми ресницами веселые искры. Она очень гордая. Конечно, Мари хочет, чтобы все были в нее влюблены. Но ведь кому-то она отдает предпочтение?

Я никогда не поверю, что это Люк Чартер. Уж слишком он важный и не очень умный. Отис Чепмен? Тоже не то. Чепмен для нее мелковат. Конечно, я имею в виду не рост. О близнецах Смитах вообще говорить не стоит.

Так, может быть, Моррис? Не исключено. А я? Тоже возможно. Как она сказала: «Могли бы развлечь хозяйку дома». В конце концов, я появился недавно, и они еще толком не знают, кто я такой. О, они совсем этого не знают. Мне нравилась Мари Бланшар, не скрою. Но я не хотел показывать этого. Не хотел, и все тут. Я сразу распростился с надеждой, что у нас с Мари что-то получится. А раз с такой надеждой я распростился, значит, я все должен был сделать для Морриса.

За это я и принялся без проволочки. Я стал расписывать Мари своего «братца». Конечно, старался делать это потоньше. Например, зашел разговор про Джима Эда. Джим Эд так напился, что его нашли лежащим у Капитолия. Я улучил момент и тайком сообщил Мари, что Моррис дает Джиму Эду каждую неделю пять долларов. На это и живет старик, иначе бы помер с голоду.

– Вот как? – сказала Мари и приподняла свои пушистые серые ресницы.

В другой раз я признался Мари, что красивый костюм, в котором я прихожу, вовсе не мой, а Морриса.

– Но почему он никогда его не надевал? – спросила она.

Почему? Этот вопрос поставил меня в тупик.

– Да потому что у него есть десяток костюмов получше этого! – заявил я. – У него вообще много кое-чего есть. Только прошу тебя, Мари, никому об этом ни слова.

В простых разговорах мы всегда были на «ты». И только вечером на галерее заводили тянучку с «мисс» и «мистерами», как и положено у взрослых.

Как-то я спросил Морриса:

– Моррис, а почему ты сказал, что я твой брат?