Мы сознаём некоторую эклектичность наших схем, которая заключается в том, что мы пытаемся соединить богословский, психоэнергетический и статистически-опросные подходы, однако, поскольку все эти методы — суть движение к одной и той же истине, а на данном этапе исследований нас интересует не столько количественная оценка, сколько качественное осмысление, то для составления принципиальной схемы комбинаций эроса мы считаем наш подход достаточно корректным.

Итак, руководствуясь стремлением исключительно качественно оценить основные зоны нашей схемы, мы выделяем слева 20%-ную зону яркой некрофилии, а справа — 0,38%-ную зону яркой биофилии. Последнюю мы графически представляем несколько более обширной, чем её цифровое значение, тем подчёркивая особую значимость этой зоны для жизни (биос) на нашей земле, а также и то, что выбранное числовое значение завышено.

Теперь наша цель — обозначить среднюю зону.

Физический смысл срединной зоны ясен, затруднение составляет лишь выбор подходящего термина для её обозначения. Физический смысл таков: люди, попадающие в эту зону, а их большинство населения — около 80 %, при опросах в состоянии скрыть, что их основное влечение — к смерти. Но влечение есть, они стремятся, в частности, к власти (т. е. к подавлению окружающих), но поскольку их некрополе слабее, чем у некрофилов ярких, то принудить окружающих к подчинению они не в состоянии и вынуждены подчиняться сами. Они не в состоянии стать ни императорами, ни добычливыми проститутками, их не выбирают ни королевами красоты, ни чем-либо подобным. Именно их, средних, опасались в своих планах наложить на Христа руки первосвященники и начальники. Но это они стояли и смотрели, как признанные иудейского народа распинали Его, Безвинного. Средние, в отличие от биофилов, не самостоятельны. Вернее, их самостоятельность кажущаяся. Они попадают в неосознаваемую зависимость от вождей, рационализируя своё холуйско-лакейское состояние формулой «я — как все». Но именно из их числа после Его воскресения через покаяние стали присоединяться к апостолам новые ученики.

Итак, как их имя? «Средние»? Слишком нейтрально. «Нейтральные»? Не совсем верно. Нейтральность только кажущаяся: не вырази они своего молчаливого согласия, первосвященники не решились бы распять Господа. «Воспитуемые?» По-лагерному. «Нелюди»? Фантастично. «Обычные» — хоть и привычно, но отсутствует та особая наглядность, тот определённый, в сущности, отвратительный образ, который должен возникать перед взором читателя, когда в тексте он будет встречать искомое нами слово.

Может — «жухлый некрофил»? Или просто — «жухлый»?

У всякого человека свои ассоциации по поводу каждого слова. Нашему П. тоже есть что вспомнить. Однажды знакомый психиатр, захлёбываясь от восторга, рассказывал, как бурлил медицинский персонал психиатрической лечебницы, в которой он пять дней в неделю ожидал наступления пенсионного возраста:

— Представляете, — возбуждённо говорил психиатр, — привезли настоящего шизофреника! Яркого! Так ведь со всех отделений врачи сбежались! Посмотреть! Ведь в наше время стоящего нет ничего, даже настоящие, сочные шизофреники перевелись! А то как же? Лекарствами затравлены, замордованы диспансерами, — жухлые, одним словом, смотреть не на что! Вот и сбежались!

Так и некрофилы. Они замордовали друг друга, они запугали самих себя угрозой тюрьмы, конфискацией имущества, они замуштрованы школой, родителями, которые сами замордовались покупать новые вещи взамен испорченных. Где уж тут выскочить на улицу, сорвать с себя одежду, чтобы не мешала когтям, завизжать, зарычать так, что жертва содрогнётся от звукового удара и окончательно утратит волю к сопротивлению — и, прыгнув ей на плечи, подмять, впиться, рвать и комкать!! Редко кто решается на такой вожделенный апофеоз — на глазах у всех, и кровь от расчленяемого тела перемешивается с кишками и испражнениями жертвы! Редко, но решаются — и газетчики разносят эту весть по всей планете. И все, как те психиатры, бросаются смаковать!

Да, решаются редко. Какое уж тут самовыражение! Убивать — и то приходится втихомолку, не на виду, а это уже совсем не то удовольствие! Жухлость, одним словом.

Приведённый подсознательный образ обывателя вряд ли прорывается на уровень его сознания. Если позволить такому образу прорваться на уровень логического мышления, осознать самого себя, то придётся безоговорочно признаться в собственной несчастности, хотя бы уже из-за невозможности полного самовыражения. На осознание способны единицы.

Есть ещё один достаточно приемлемый синоним «жухлого» — «никакой».

— Как это «никакой»?! — возмутятся 80 % населения. — Никакой — он и есть никакой. Без интересов и без запросов. А у нас и интересы есть! И не какие-нибудь завалящие, а как у всех. Передачи по телевизору мы тоже смотрим, как и все, и не без индивидуальных особенностей мы, как же без них-то, без особенностей, ведь они есть у всех…

Но вы поймите и нас, дорогие мои никакие с индивидуальными особенностями, ведь как-то вас обозначить надо? Лучше осмысленно обозначить, так что — извините за научный термин, — жухлые…

Итак:

Прямая, на самом деле, есть соединение дискретных отрезков — уровней некрофильности (биофильности), которые всё и определяют, в том числе и эротические судьбы:

Эротическая комбинация непременно подразумевает двоих:

Каждый из обозначенных дискретных уровней теоретически может образовывать комбинацию с любым другим уровнем, в том числе и сам с собой. Скажем, может образоваться комбинация «некрофилка — некрофилка». Такая комбинация называется лесбийской связью, но рассмотрение подобных пар мы предоставляем энтузиазму читателей. В такого рода связях мы не чувствуем себя достаточно компетентными.

Рассмотрим гетеросексуальные пары. Начнём с комбинации «некрофил—биофилка (в широком смысле)». В нашей книге подробно рассматриваются две таких комбинации. Одна — нашей будущей Возлюбленной с её, как она его называла, «дорогим экстрасенсом» (современный аналог Гришки Распутина). Другую мы уже рассмотрели на примере взаимоотношений Наташи Ростовой с мерзавцем Анатолем Курагиным.

Литературное обобщение, в особенности гения, отнюдь не выдумка, но напротив — психологическая сверхправда, некая общая для многих сущность. Как вы помните, яркий некрофил Анатоль при содействии близкой ему по духу и по плоти Элен энергетически поработил Наташу Ростову, которая, попав в такое положение, в силу неопытности поначалу оценила боль от травмы как «чувство»: последствие пространственной близости с носителем некрополя приняла за проявление самого прекрасного, что есть на свете, — любви. Однако, прелестная (по тексту не красавица) Наташа, вместо того чтобы, как логично было бы ожидать, от любви расцвести, придавленная некрополем и грузом травм, эволюционировала вполне закономерно: утратила способность критически мыслить, возненавидела родных, заболела не только психически, но и физически. Но — а в том-то и сущность биофилии и особая прелесть Наташи — в результате она, очевидно, и из этой истории выбралась с «обновлённой нравственной физиономией». Подробности этой истории мы вновь советуем изучать по первоисточнику, к гению по поводу психологической достоверности событий у нас нет ни малейших претензий.

Толстой не описал интимные взаимоотношения Наташи и Анатоля по той простой причине, что их не было, а ещё потому, что для 60-х годов XIX века это было бы чересчур смело, поэтому мы, изучая тип во всей полноте его эволюции, вынуждены этот пробел восполнить. Если бы близким Наташи не удалось проявить бдительности и воспрепятствовать её похищению, она после бешеной скачки на тройке с пьяными седоками венчалась бы с уже состоящим в церковном браке Анатолем. Их интимные взаимоотношения, как типичные для некрофила и биофилки, развивались бы следующим шаблонным образом.