— Вы… простите, вы с кем хотите говорить — с нами или, — он ткнул большим пальцем через плечо в сторону кухни, — с ним?.. Хотя мы-то что… Мы вроде уже все рассказали…
— Это — да, — согласился Мышкин. — Но знаете, я бы с вами еще поговорил, спросил бы кое о чем, если не возражаете… Не сегодня, конечно. Скажем, завтра… На свежую голову. А сейчас мне нужно Дерюгину… два слова… Он где?
— Тут он, — мрачно сказал Илья. — На кухне. Совсем не в себе. Вы бы его уговорили уехать, что ли…
Мышкин вошел в кухню. Рогов вошел следом и остановился у него за спиной, сопя прямо над ухом. За столом сидел человек. Человек этот спал, положив голову на стол, прижавшись щекой к видавшей виды клеенке. Мышкину ни с того ни с сего вдруг представилось, что его кожа должна была прилипнуть к клеенке и когда он проснется, будет отставать постепенно. Он раздраженно тряхнул головой, удивляясь тому, какая чушь лезет в голову. Руки человека были безвольно раскинуты по столу, как два посторонних предмета. На столе стояла бутылка дорогой водки, пустая примерно наполовину. Мышкин немного растерялся.
— Вы думаете — он пьян? — вдруг высунулся Рогов. — Ни-ни. Это для него — семечки. Он знаете сколько выпить может! Просто досталось ему, что говорить…
Мышкин лихорадочно соображал — будить или не будить, и если будить — то прямо сейчас или подождать? Хозяин отчего-то забеспокоился и явно хотел что-то сказать, но в эту Минуту на кухне зазвонил телефон. Рогов метнулся к нему, схватил трубку и зашептал, прикрывая микрофон рукой: «Извини, не могу разговаривать, перезвоню…» — но было уже поздно. Мышкин вдруг поймал устремленный на себя пристальный взгляд налитых кровью глаз. Дерюгин проснулся.
Несколько мгновений Мышкин изучал его, мысленно сравнивая впечатление от привычного телевизионного Дерюгина с Дерюгиным реальным. Ему вдруг померещилось, что они давно и хорошо знакомы. Он тысячу раз видел эти жесткие курчавые волосы, почти черные, стоявшие высоко надо лбом, этот сильный, хорошо вылепленный подбородок, узкие серые глаза, ярко-серые — хотя это было как раз прежнее впечатление, а не нынешнее, сейчас глаза были мутные и воспаленные. В общем, Антон Дерюгин обладал счастливой внешностью, на редкость удачно гармонировавшей с его социальной ролью. «Излишняя роскошь при таких деньгах», — припомнилось Мышкину чье-то злобное замечание. Помимо всего прочего, он был хорошо сложен, высок и широкоплеч, чего, впрочем, в тот момент тоже не было видно — плечи были безвольно опущены, руки он снял со стола, и теперь они свисали, как плети, вся фигура выражала растерзанность и неблагополучие.
— Антон, — неожиданно вылез сосед, — это Мышкин, из угрозыска…
Дерюгин не реагировал. Рогов стушевался и как-то незаметно испарился из кухни.
— Антон Антонович, — начал Мышкин, — я хотел бы задать вам один вопрос…
— Всего один? — подал голос Дерюгин.
— Сейчас — да, — уточнил Мышкин. — Потом нам с вами нужно будет еще… поговорить… Но это потом, не сегодня. А сегодня я хотел бы как можно скорее оставить вас в покое.
— Я вас слушаю, — сказал Дерюгин.
— Скажите, Антон Антонович… Вы не знаете, кто должен был сегодня прийти к… — Мышкин почему-то запнулся, — к Екатерине Козловой? Она кого-то ждала?
— Понятия не имею. — Дерюгин пожал плечами, не сводя с Мышкина воспаленного взгляда.
— Ну хорошо… Я, может быть, не совсем точно… — пробормотал Мышкин. — Предположений у вас тоже, конечно, нет?
— Откуда? — Дерюгин снова пожал плечами и вдруг, совершенно неожиданно, усмехнулся. — Слушайте, какая у вас манера чудная! Что это вы как будто за меня отвечаете — «предположений, конечно, нет»? Разве менты так разговаривают?
— Да ну… — отмахнулся Мышкин. — Какая разница? Я ведь уже понял, что вы не скажете…
— Да с чего вы взяли, что я знаю или там… предполагаю? Мне-то она последнему рассказала бы… Разве не так?
— Соседи… Роговы… оба показали, что когда в квартире у Козловой хлопнула дверь, вы сказали: «Пришел, сука. Потому-то она меня и выгнала»…
— Да? Не помню. — Дерюгин покачал головой. — Ну даже если сказал? Что с того? Потому и выгнала — догадаться, знаете, несложно… простая арифметика.
— А «сука», извините, — это кто?
— Сука-то? Она! Она — сука! Я, правда, не помню, чтобы я говорил… Но если сказал, то про нее, ясное дело — про кого же еще? — Дерюгин даже как будто оживился. — А может, это я просто так выругался, от злости. Ведь если «мать» сказать — это ж не про конкретного человека.
— Значит, не знаете? — для чего-то еще раз уточнил Мышкин, удивляясь неожиданной словоохотливости собеседника.
— Без понятия.
— Тогда… Благодарю вас, это все.
— То есть как — все? — Дерюгин выглядел совершенно ошарашенным.
— Все, все, спасибо. Я же сразу сказал — один вопрос.
Дерюгин нахмурился. У Мышкина возникло странное впечатление, что он недоволен таким поворотом событий и что ему отнюдь не хочется прерывать беседу, а, напротив, хочется говорить и говорить. На секунду у него мелькнула мысль — не стоит ли этим воспользоваться, хотя это и не соответствовало его изначальному плану. По некоторым соображениям, он предполагал поговорить с Дерюгиным подробнее, имея на руках данные экспертизы. Он совсем уж было перестроился и открыл рот, чтобы сказать что-нибудь вроде: «А впрочем, если вы в состоянии…», но тут Дерюгин вдруг как будто опомнился, посмотрел с неприязнью и мрачно умолк. Странное мгновение миновало.
— Я позвоню вам завтра, — сказал Мышкин. — Я… или мой коллега. До свидания.
Дерюгин молча кивнул и проводил его мрачным взглядом.
Рогов выскочил следом за Мышкиным в прихожую.
— Ну как? — шепотом поинтересовался он.
Мышкин вздохнул и неопределенно пробормотал:
— Да никак… Если не возражаете, заеду к вам завтра. Я позвоню.
— Конечно, конечно. — Рогов услужливо распахнул перед ним дверь и вдруг зашептал, оглядываясь с опаской: — Вы думаете, он уйдет? Или…
— Уйдет, уйдет, — сказал Мышкин. — Он совсем проснулся.
— Ну и ладно, а то мы уж и не знали, что с ним делать. Не учинил бы чего ночью… от тоски…
— Он ее… очень любил? — как-то само собой выговорилось у Мышкина.
— Не то слово! Я вам… потом расскажу… — Рогов снова с опаской взглянул в сторону кухни.
Мышкин в очередной раз миновал внушительные фигуры телохранителей и вернулся в квартиру Кати Козловой. За столом на кухне сидели друг против друга Гаврюшин и Коля. При появлении Мышкина Гаврюшин тотчас же умолк, но Мышкин, еще подходя к кухне, успел услышать, что он рассказывает стажеру увлекательные случаи из своей розыскной практики.
— Все, — сообщил Мышкин. — Побеседовали.
— Ну и как? — поинтересовался Гаврюшин. — Ответил он вам на ваш вопрос?
Мышкин отрицательно покачал головой.
— Какой вопрос? — спросил Коля, страшно захваченный происходящим.
— Э-э, Коля… — протянул Гаврюшин. — Это вы зря! У инспектора свои методы… и свои секреты…
— Глупости, Женя, — отмахнулся Мышкин. — Методы у всех свои, а секретов тут никаких нету. Я подумал — он может знать или хотя бы догадываться, кто приходил к Козловой после его ухода. Соседям он как-то так сказал… как будто знает. Ну вот я и спросил. А он сказал, что понятия не имеет. Вот и все. Засим предлагаю всем разойтись и все дальнейшее отложить до завтра. Поглядим… Экспертизу, надо думать, ради такого случая произведут ударными темпами…
— Надо думать, — поддакнул Гаврюшин. — Только не факт, что нам это что-нибудь даст, увы. На пистолете, конечно, ничего… А вокруг, наоборот, всего полно и не разберешься. Мало ли кто к ней приходил и чего хватал…
— Поглядим… — задумчиво пробормотал Мышкин. — Меня еще книжка очень интересует…
— Да, кстати, инспектор, — спохватился Гаврюшин. — Если уж вы нынче ничего не скрываете… Что там, с этой книжкой? Чего вы в нее вцепились?
— Элементарно, Ватсон! — не удержался Мышкин. — Просто я не могу понять, кто в этом доме мог читать стихи Сологуба. Глупость, конечно, и несерьезно… Могла она сама читать. Непохоже, конечно, но что, в сущности, я о ней знаю?.. На Дерюгина совсем непохоже, но с другой стороны — может, это он перед ней… выпендривался. А мог и другой кто-то…
