— А зачем он тогда вернулся из Вены?

— Ну как зачем? Если уж он решил Дерюгина устранить, то, наверное, не просто так. Взять дело в свои руки…

— Знаете, Женя, — Мышкин с сомнением покачал головой, — у них ведь все-таки не монархический принцип. Вряд ли, убрав Дерюгина, он прямо так все и унаследует. Это все как-то иначе устроено.

— Это-то мне ясно… Кстати, про акции он так и не сказал. С понтом: нечего лезть не в свое дело, но не сказал ведь… Ну, это мы, положим, выясним. А ведь не любит он Дерюгина, как по-вашему?

— Не любит, — согласился Мышкин.

— А почему, как вы думаете? Завидует?

— Кто его знает… — задумчиво сказал Мышкин. — За двадцать пять лет знакомства многое могло накипеть. И потом… Катя эта…

— Да, вот тут-то он уж точно соврал! Как заговорил о ней — глазки загорелись. Я, говорит, не рассчитывал — а глазки горят!

— Я вот думаю… — Мышкин на секунду замялся, как будто что-то прикидывая. — Нужно ли соседей проверять?..

— Вы что, думаете… — Гаврюшин вытаращил глаза. — Вы думаете, он правда мог с ними договориться? Чтоб они ему алиби сплели, зная, чем дело пахнет?.. Ну, не знаю… Это ж статья! Кто их знает, впрочем… Я на них как-то и внимания особого не обратил. Как вам кажется, похоже?

— Н-не очень. — Мышкин потер лоб, словно пытаясь что-то припомнить.

— Вот и мне показалось… Но опять же… если так, то они могли подготовиться… и разыграть, как по нотам…

Он немного помолчал и заявил решительно:

— Ладно. Съезжу. Вот прямо сейчас и поеду. Без звонка. Проверю реакцию. Вы — к красавице, я — к соседям. У каждого свои сверхурочные…

Мышкин вышел на крыльцо и поежился. На небе не было ни облачка, маленькие, колючие звезды светили сквозь морозную дымку. Было очень красиво и очень холодно. «Вечер был, сверкали звезды, — продекламировал он про себя. — Ну, давай, малютка, вперед!» Он уткнул нос в воротник и рысцой припустил к своей машине.

Машина, к счастью, завелась сразу. Прогревая мотор, он размышлял о том, что Гаврюшин, пожалуй, прав и ему, Мышкину, ужасно хочется, чтобы ружье выстрелило, другими словами — чтобы книжка сыграла в этой истории свою роль. «А зачем, собственно, мне это нужно? — спросил он сам себя. — Из честолюбия? Чтобы оказаться правым и чтобы вышло, что самое главное подметил я — и никто другой? Очень может быть. Ничто человеческое… Но пожалуй… главное все-таки не это. А главное вот что. Если окажется, что все это — месть бизнесмена, она же, как нынче принято говорить, «разборка», мне будет просто скучно, неинтересно. Хоть разборка, надо признаться, и нестандартная. И потом… девушка слишком хороша, чтобы оказаться просто… разменной монетой. Обидно. Так вот тебе где собака зарыта! — ехидно сказал он сам себе. — Сильно же она на тебя подействовала! И как! Через телевизор! Все равно что в актерку влюбиться… как мальчишка, ей-богу. И вообще, что за дикие рассуждения: интересно — неинтересно… Не те категории. Неприлично даже. Впрочем, мы ведь никому не признаемся. Уж как будет, так будет…» В машине стало тепло, даже душно. Мышкин временно выключил печку и тронулся с места.

Минут через двадцать машина въехала во двор нужного дома. Мышкин вышел из машины и огляделся в некоторой растерянности. Дом оказался довольно шикарный, с закрытым двором и платной стоянкой. Собственно говоря, в самом этом факте не было ничего удивительного. Чувство, которое испытывал Мышкин, являло собой эффект обманутого ожидания. Хотя он едва ли смог бы ответить на вопрос, откуда оно взялось, это самое ожидание. Почему-то он ожидал увидеть хрущевскую пятиэтажку или в крайнем случае двенадцатиэтажный блочный дом. «С чего это я взял? — подумал он в недоумении. — Неужели потому что… филолог? Кажется, да! Вот глупость какая! Мало ли какие у нее родители, да и филологи, кстати, разные бывают».

Это несовпадение Мышкина огорчило. Не потому, разумеется, что красавица, судя по всему, оказывалась из состоятельных, — дело было в другом. Он расстраивался всякий раз, когда ловил себя на том, что рисует себе немотивированную картинку. «Как бы все это вообще не оказалось ерундой», — тревожно подумал он, имея в виду разом и Сологуба, и отбитого жениха, и покинутую невесту. Делать, однако, было нечего. Он потряс головой, отгоняя наваждение, и решительно двинулся к подъезду.

С лестничной клетки было слышно, как по квартире разнесся мелодичный звонок. Почти сразу же послышались быстрые, легкие шаги, потом еще чьи-то шаги, у самой двери возникла какая-то заминка, и звонкий женский голос произнес:

— Папа, это ко мне, — после чего снова послышались шаги, на этот раз удаляющиеся, и дверь наконец открылась.

Мышкин невольно отступил назад. Конечно, Коля употреблял слово «красавица», но Мышкин все-таки делал скидку на его молодость и впечатлительность. И напрасно, как выяснилось. Девушка была настолько хороша, что Мышкин не сразу опомнился. И все же, несмотря на все свое потрясение, он успел каким-то краем сознания отметить, что она в свою очередь отреагировала на него как-то странно. Она тоже отступила на шаг и заметно вздрогнула. Мышкин не мог понять, в чем дело. Так вздрагивают от неожиданности — но девушка знала о его приходе заранее…

Странная секунда миновала, и все пошло обычным порядком — добрый вечер, раздевайтесь, проходите, пожалуйста, нет, не сюда, а вот сюда… Квартира соответствовала общему виду дома. Они миновали обширный холл и оказались в сравнительно небольшой комнате Агнии. Книг было много. «Хоть что-то соответствует», — подумал Мышкин с некоторым облегчением. Девушка захлопнула дверь, указала Мышкину на кресло, а сама устроилась на диване напротив.

— Я вас слушаю, — спокойно сказала она.

«Знала бы ты, как это трудно! — неожиданно подумал Мышкин. — «Я вас слушаю»… Вот так взять — и ни с того ни с сего начать расспрашивать совершенно незнакомого человека. Потом-то легче пойдет. Но вот этот первый момент… сколько бы ни работал, никогда не привыкну». В сущности, главный вопрос, который следовало ей задать, был такой: «Что вы делали в такой-то день в такое-то время?» Мышкин решил не торопиться.

— Как вы понимаете, Агния, — медленно начал он, — я буду спрашивать вас про Катю Козлову.

Она кивнула, глядя на него спокойно и пристально:

— Разумеется.

«Не спрашивает, откуда я знаю об их знакомстве…» — отметил про себя Мышкин.

— Скажите… Это было давнее знакомство? — поинтересовался он вслух.

— Давнее… Мы учились в одном классе.

— Дружили?

— Совсем нет. Пустое школьное общение. Кончили школу — и, в общем, разошлись…

— Но вы же все-таки встречались…

— Ну да, встречались, от случая к случаю, — кивнула она. — Неизвестно зачем…

«Опять-таки не спрашивает, откуда я это знаю», — подумал Мышкин.

— Регулярно?

— Вы хотите знать, регулярно ли мы встречались? Пожалуй, нет. Просто время от времени она звонила и появлялась… Потом пропадала, потом опять…

Девушка откинулась на спинку дивана, вытянула и скрестила длинные ноги. Вид у нее был вполне безмятежный. «Альтернатива известная, — сказал себе Мышкин. — Либо совершенно спокойна, либо идеально владеет собой. Между прочим, такое спокойствие не совсем уместно, если уж на то пошло… Тут ведь действительно есть из-за чего волноваться. Ситуация все же нетривиальная». При этом он буквально не мог отвести от нее глаз. Собственно, ему и полагалось на нее смотреть… совершенно бесстрастно. Изучающе.

— А почему она все-таки появлялась? Что вас связывало?

— Да ничего меня с ней не связывало. — Она пожала плечами. — Я же говорю — школа, воспоминания дурацкие, общие знакомые, кто, что, где… Как-то машинально…

«Машинально-то машинально, — прокомментировал про себя Мышкин. — Но ведь она почти ни с кем из женщин не поддерживала отношений. Почему же именно ты?.. Должен же быть какой-то резон…»

— Кто кому звонил? — поинтересовался он вслух.

— Она — мне.

— Всегда?