– Рад за тебя! Поспать не хочешь?
– Хочу, но это я сделаю в самолёте – у меня через три часа рейс на Берлин.
– Игорь! Скажи честно, зачем ты ко мне приезжал? Неужели только для того, чтобы скоротать время между двумя рейсами?
– На тебя посмотреть! Можешь считать это приступом ностальгии, но я действительно хорошо провёл с тобой время.
– У тебя нет такого ощущения, что мы с тобой скоро опять встретимся?
– Скоро? Не уверен, но вполне возможно. Соскучишься – звони! – и он протянул мне белый прямоугольник визитной карточки, которую я, не глядя, спрятал в бумажник.
К семнадцати часам я получил официальную справку о том, что мужчина с паспортными данными Сафонова Игоря за последние три дня в Россию не въезжал, и сегодня государственную границу для вылета за рубеж ни в Шереметьевской таможне и ни в каком другом месте не пересекал.
Однако на этом сюрпризы не кончились: меня неожиданно вызвал Баринов.
– Интересуешься жизнеописанием своего школьного друга? – без предисловий спросил генерал.
От неожиданности я кивнул. Оказывается, Игорёк был нужен не только мне.
– Можешь ознакомиться. – проскрипел Баринов и протянул мне тоненькую папку.
В папке сиротливо лежали три заполненных машинописным текстом бланка. На одном из бланков была исполнена короткая, но заслуживающая внимания справка на моего школьного товарища. Ничего примечательного: типичная рабочая семья, приехавшая в конце семидесятых годов в Москву из провинциального города в надежде на лучшую жизнь. Дальше учёба в средней московской школе, и….
На этом сведенья о Сафронове обрывались. Информации о том, где он служил и служил ли вообще, где учился и чем занимался последние пятнадцать лет, не было никакой. На втором бланке была справка из паспортного стола о том, что родители Игоря в год его окончания средней школы выписались и выехали на заработки в Магадан. Справка из Магадана, свидетельствующая, что граждане Сафоновы в указанный период в Магадане не появились и в настоящее время такие лица не проживают, была выполнена на третьем бланке.
– Интересно? – ехидно осведомился Баринов.
– Очень, – серьёзно ответил я генералу, интуитивно догадываясь, что на этом сюрпризы не кончатся.
– Если интересно, то читай дальше, – и Баринов протянул мне листок факсимильного сообщения, на котором был ответ из г. Мелитополь на стандартный запрос о семье Сафонова. Текст справки был лаконичным и впечатляющим: Сафонов Иван Николаевич, Сафонова Ирина Сергеевна и их несовершеннолетний сын Сафонов Игорь Иванович 31 августа 1986 г. погибли в результате катастрофы теплохода «Адмирал Нахимов». Тела погибших найдены не были. К справке прилагались ксерокопии фотографий погибших, вернее, в то время ещё живых граждан Сафоновых. Фотографии форматом «9×12» видимо были пересняты и увеличены с «формы № 1» – карточки учёта по месту жительства. С расплывчатых фотографий на меня смотрели совершенно незнакомые мне люди.
– Возможно, родителей Игоря ты не знал, – вновь подал голос генерал, но своего школьного товарища ты же помнишь хорошо.
– Родителей Игоря я видел только один раз – на выпускном вечере, но это были совершенно не те люди, фотографии которых нам переслали, да и Игорь Сафонов из Мелитополя не имеет ничего общего с Игорем Сафроновым из Москвы. С Сафоновым я познакомился уже будучи учеником десятого класса.
– Получается, что в Москву он приехал через десять лет после своей безвременной кончины?
– Получается, что так! – удивился я.
– Значит, в год вашего с ним знакомства, юноше, который назвался Игорем Сафоновым, должно было исполниться семнадцать лет, – продолжал рассуждать вслух Баринов.
– Он и выглядел на семнадцать! – подтвердил я. – Хотя, если сейчас взглянуть на его поведение более пристально, то я припоминаю, что он был коммуникабельней любого из нас. У него отсутствовали юношеский максимализм и желание лидировать в коллективе, а ведь это так характерно для юношей его возраста. Он был очень общительным, но близкого друга у него не было, да и с девушками почему-то не дружил. Ещё у него была потрясающая способность к изучению иностранных языков.
– Иностранных языков?
– Да, именно так. Английский ему давался очень легко, а немецким и французским он овладел самостоятельно.
– А может, он уже знал эти языки? Отсюда и такая лёгкость в их изучении?
– Возможно, Вы правы. Кстати, перед отъездом Игорь сообщил мне, что улетает не куда-нибудь, а именно в Германию!
– Ну и что в этом особенного?
– По последней информации, которую мне устно передал Рождественский, Таненбаум тоже собирался в ближайшее время посетить Германию.
– Это ничего не значит, – замотал головой генерал. – Возможно, простое совпадение.
– Может, да, а может, и нет! Уж очень он удивился, когда я его спросил про Германию.
– А с какой целью он к тебе приезжал?
– Я его тоже об этом спросил, но он ушёл от ответа: сказал только, что хотел меня повидать, и в шутку сослался на приступ ностальгии.
– Тебе не кажется это странным: потратить на поездку из Шереметьева около трёх часов лишь для того, чтобы выпить с одноклассником бутылку виски.
– Коньяка! Мы пили коньяк.
– Не столь важно. Выпить коньяка и уехать обратно в аэропорт, а это ещё три часа езды – довольно сомнительное удовольствие. Вы что, были в школе закадычными друзьями? Хотя нет! Ты же говорил, что близких друзей у Сафонова не было. Тем более странно.
– Ясно лишь одно: человек, которого я знал как Игоря Сафонова, таковым не является. В течение года он легализовался в Москве, получил подлинный паспорт, прописку, аттестат о среднем образовании, а потом вдруг куда-то исчез, тем самым отправив годичную подготовку псу под хвост. Меня смущает его возраст – больно уж он молод для того, чтобы быть агентом иностранной разведслужбы.
– Он не молод, – задумчиво произнёс мой начальник. – Есть такая категория людей, по внешнему виду которых очень трудно определить истинный возраст. Существует даже поговорка: «Маленькая собачка до старости щенок»! По-видимому, Сафонов относится именно к этой категории людей. А вот его принадлежность к разведывательным службам какого-либо государства не факт. Сейчас, в эпоху дикого капитализма, многие крупные финансовые корпорации, да и мафиозные кланы, тоже имеют у себя на службе целые отделы, которые занимаются как техническим шпионажем, так и контрразведывательной деятельностью, вылавливая в своих коллективах засланных конкурентами «кротов». Секреты всегда хорошо продавались. Возможно, поэтому Сафонова готовили с дальним прицелом: после обучения в профильном ВУЗе внедрить в какую-то крупную корпорацию, но что-то пошло не так, и ему, а также его «родителям», приказали исчезнуть. Это, конечно, всего лишь версия…
– Но довольно стройная версия, – поддержал я начальника.
– Не замечал раньше за вами, полковник, такого грубого подхалимажа, – раздражённо произнёс Баринов, недовольный тем, что его перебили.
– Я хотел сказать, что эта версия имеет право на существование, точно так же, как и моя версия о том, что Сафонов – и есть пресловутый Таненбаум. – смущённо добавил я и потупил глаза.
– С такой же долей вероятности за Таненбаума можно принять меня или Вас! – хмыкнул Баринов. – Нет, здесь должен быть совершенно другой расклад! Какой именно, ещё не знаю, но интуитивно чувствую, что Сафонов к Таненбауму никакого отношения не имеет.
– Разрешите вопрос.
– Разрешаю.
– А каким образом мой школьный друг Сафонов попал в сферу наших профессиональных интересов?
– Обыкновенным. Служба собственной безопасности отличилась.
– За мной следят, потому что мне не доверяют?
– За вами следят потому, что Вас, полковник, оберегают! Вы же у нас на особом положении.
– Только не говорите, что я любимчик Президента.
– Не скажу. Нынешний Глава государства ещё не успел воспылать к Вам нежными чувствами, но, судя по последнему поощрению, близок к этому.