Мы плаваем в море, ходим по городу, смотрим. Папа уже не укладывает меня в постель днем, он сам увлекся туризмом, а может, это потому, что у него осталось мало времени. Скоро на работу, а мы не были еще в древних Фивах, которые теперь называются Луксор.

Согласно плана, который мы с папой составили для себя, идем сегодня в александрийские катакомбы.

Здесь нет таких гидов, как Клеопатра Андреевна. Наши гиды в Александрии говорят по-английски или по-французски. Папа мне переводит, он хорошо знает английский язык. Было бы, конечно, гораздо лучше, если бы я сам все понимал. Но ничего пока не поделаешь.

Что же такое катакомбы и почему в них водят туристов?

Девяносто лет тому назад, один бедный человек расчищал площадку, чтобы построить себе жилище, и провалился. Провалился в… подземный город. Вытащили едва живого.

Так были найдены катакомбы — многоэтажное кладбище, находящееся в скале под землей на большой глубине.

Мы спускаемся в катакомбы.

В стенах — ниши с урнами, в которых находится пепел сожженных после смерти людей. Гид обращает на это паше внимание. В древнем Египте урн не было. Значит, это уже более позднее время, влияние других стран. Тут же мы видим саркофаги, но не такие, как те, что стоят в Каирском музее или в пирамиде Хефрена. Эти саркофаги гораздо больше. Гид объясняет, что в саркофаг кроме мумии клали вещи покойника. А есть саркофаги и поменьше, где лежали только мумии.

По специальной наклонной дороге саркофаги спускали к самому низу. Вокруг шахты-колодца вьется винтовая лестница с сотней ступенек. Она предназначалась для тех, кто провожал покойников в последний путь. Люди стояли на этих ступеньках и сквозь оконца смотрели, как на веревках поднимали по шахте-колодцу на второй, на третий этаж саркофаги с мумиями их родных и близких.

Потом все собирались в отдельной комнате. Там и теперь стоит каменный стол и каменные скамьи вокруг него. Люди приносили с собой еду в тарелках, ели, а потом все тарелки разбивали.

Эта часть города так и называется «Гора разбитых тарелок». Водят сюда туристов, чтобы показать, какое влияние на египетское искусство оказало римское владычество, как слились в одно оба искусства.

И теперь в катакомбах стоит статуя мужа и жены. Левая нога у обоих выставлена вперед, как у древних египтян. Фигуры египетские, А головы уже римские, с курчавыми пышными волосами.

Саркофаги похожи на наши ванны. Это уже римские саркофаги.

Украшения на них — египетские.

В катакомбах нам рассказали одну историю. Произошла она во времена правления римского императора Каракалы. Это был очень жестокий император, от которого египтяне много страдали. Нашлось несколько смельчаков, задумавших отомстить императору.

Каждый день к дому императора приходили четверо-пятеро александрийцев, ругали его, обзывали разными словами и убегали.

Люди императора никак их не могли поймать. А может, и не хотели. Как сквозь землю проваливались смельчаки.

Так продолжалось долгое время. Однажды семь человек приехали на лошадях к дому императора. Также всячески его оскорбляли и также исчезли.

Но Каракала сам проследил за ними. И увидел, как они на лошадях спустились по наклонной дороге в катакомбы. Тогда император приказал закрыть все выходы из катакомб. Никого даже близко не подпускали к ним.

Когда же наконец люди вошли туда, они увидели только кости коней. Костей смельчаков не обнаружили. Император приказал оставить коней в катакомбах, в святом месте, а тела египтян выбросить собакам.

Потому и не нашли их люди.

На вокзале в Луксоре нас ждали черные фиакры — старые обтрепанные коляски. Старые клячи впряжены в них. Старые кучера гордо восседают на высоких козлах.

Мне здесь все нравится. Я сразу подумал, что эти коляски тоже достали из какой-нибудь гробницы фараона. Когда-то на ней ездил фараон, а теперь еду я. Вот здорово! И пружины провалившегося сиденья уже не кажутся мне такими жесткими.

Нас везут в отель. Утро. Солнце взошло над пустыней, но еще не печет так безжалостно, как днем, а только немного пригревает. Мы ехали вдоль поля.

— Вот смотри, — говорит мне папа, показывая на высокие, в рост человека, растения.

— Кукуруза? — спрашиваю я.

— Не кукуруза, а сахарный тростник. Сахар из тростника растворяется мгновенно. Ты разве не заметил?

— Нет, не заметил.

— Надо обращать внимание на все. А вон растения только пробиваются из земли. Здесь не так, как у нас — сеют весной, а осенью собирают урожай. Здесь одно созревает, и сразу же поле засевают новой культурой. Три, четыре урожая в год снимает крестьянин-феллах со своей земли. А вон там еще только пашут.

Я слушаю папу и смотрю на мальчика в полосатой галабии, погоняющего буйвола. Буйвол тащит деревянную рогулину.

Папа словно следует за моими мыслями, сразу же объясняет:

— Это египетский плуг.

Мужчины поливают уже обработанное поле. Над полем возвышается кривой короткий журавль, похожий на наш, которым в деревнях достают из колодцев воду. С помощью этого журавля черпают воду из канала и льют в ручей. Ручей течет по полю.

— Египетский шадуф, — показывает папа на журавль.

Я вспомнил учебник истории, по которому мы учились в пятом классе, и подумал, что вот так же пахали и так же поливали поля и во времена фараонов. Только над бедняками феллахами и рабами стояли надсмотрщики с плетями и не давали поднять головы, чтобы вытереть пот, заливавший глаза…

С другой стороны дороги видны дома с плоскими, иногда с круглыми крышами. Смотришь на такую крышу и кажется, что в доме спрятан большой шар, верхушка которого торчит над стенами. И всюду деревья. То высокие голостволые пальмы, то совсем незнакомые деревья с низкими широкими кронами.

На одной улице мы увидели свадьбу. Возле дома стояло несколько таких же, как и наш, фиакров. На одном — молодежь. Я ищу глазами жениха и невесту и не могу разобрать, где они. Может, их еще только ждут. Музыканты бьют в барабаны, дуют в какие-то дудки. Мелодии никакой, зато громко. Еще на один фиакр взобрались детишки. Их там с десяток, если не больше. Глазенки горят. Дети радуются, что поедут…

Луксор — город дворцов. Так назвали арабы древние Фивы, когда впервые увидели их. И теперь здесь, в городе и возле города, находится 90 процентов всех египетских древних памятников.

Статуи, колонны, сфинксы из Луксорского и Карнакского храмов украшают все музеи мира. Осталось здесь только то, что не смогли вывезти колонизаторы.

Мы подъезжаем к Нилу. Он здесь шире, чем в Каире, и еще более полноводный.

За рекой темнеют скалистые горы. Наш кучер привык возить туристов, знает, что их интересует, и говорит, показывая на горы:

— Эль-Курна. Долина фараонов.

Значит, там находятся гробницы, вечные дома фараонов.

Всего за несколько дней я стал таким завзятым туристом, что, не зная усталости, могу ходить с утра до вечера, лазить по горам, ходить по глубокому горячему песку и не обращать внимания на палящее солнце. И чем больше я смотрю, тем больше мне хочется видеть.

Еще издалека видны высокие колонны Луксорского храма. Каждый фараон возле храма предшественника возводил свой, еще более великолепный, с отдельным входом. За это греки назвали Фивы стовратными.

У входа — слева и справа — высокие, в несколько человеческих ростов колонны. Вверху они соединены между собой. Просто диву даешься, как могли возвести такие колонны три с половиной тысячи лет тому назад! Их не разрушили даже землетрясения.

Храм, как считали в древности, — это земное жилище бога и души фараона. Луксорский храм был соединен с Карнакским живописной дорогой, по обе стороны которой стояли сфинксы.

А мы поедем туда на фиакрах.

В каменном лесу Карнака можно заблудиться. От высоких колонн, если смотреть на их верхушки, кружиться голова. Колонн много. И тут же огромные статуи, полуразрушенные стены и залы, залы…