Я кивнула. Отцу я верила. Отец для меня, пожалуй, был единственным человеком, слова которого принимались на веру сразу же и без сомнений. У нас была удивительно прочная связь. Эмму и Эву папа любил. По-настоящему, по-отцовски. Гулял с ними, водил в парк, сидел, пока они болели, собирал в школу, ходил на родительские собрания.

А вот со мной он дружил. Мы постоянно брали на выходные Берр, он учил меня справляться с драконами, постоянно что-то рассказывал. Он не делал со мной уроки, как с Эвой, но мог часами разговаривать за чаем или в нашем любимом загородном домике у моря. Таких отношений у отца не было ни с кем. Разорвать эту связь? Диане это было не под силу. Во всяком случае, я надеялась на это.

– Кто мой отец? Знает ли он обо мне? Она ведь и его обманула, наверное!

Мысли путались и даже немного дрожали руки. В семнадцать лет такое услышать – не самое желанное.

– Элла, – в комнату вошла мама. – Родная, ну чего ты ее слушаешь?

– Мам, посмотри на меня! И на папу! У нас общего – только фамилия!

– А характер? – Она улыбнулась. – А любовь к драконам?

– Он меня воспитал, – резонно возразила я. – Естественно, я приобрела некоторые его черты.

– Так. – Она уселась на кровать. – Эльчонок, послушай меня. Папа как-то сказал, что я – это я. Пусть я обрежу волосы, наберу вес, изменю внешность еще каким-то образом, я останусь собой. Я буду все той же Блейк. Твоей мамой, женой твоего отца, мамой близняшек и Эда. Мой характер не изменится. Я буду по-прежнему вас любить, буду ругаться, когда ты гуляешь допоздна и когда девочки ссорятся. Буду готовить вам завтраки, ходить на работу, любить драконов. Понимаешь? Я – это я, что бы во мне ни изменилось. А ты – это ты. Наша Элла, моя дочка, родная и любимая. От того, что в тебе не течет моя кровь, я люблю тебя меньше?

Я рассеянно покачала головой.

– Тогда прекрати расстраиваться. Как бы там ни было, соврала ли Диана или нет, мы все равно тебя любим. Ты наша Элла независимо от того, кто причастен к твоему рождению.

Ситуацию разрядил отец.

– Я действительно такое говорил? – радостно спросил он.

– Говорил-говорил, – хмыкнула в ответ мама.

Муж расплылся в улыбке:

– Хорош!

Даже я не могла сдержать смех. У, напыщенная морда! Но – наша, и правда, родная, независимо от того, по крови ли.

– Все, ребят, давайте спать. Надо отдохнуть.

– А завтра мы пойдем в лекарский дом, да? – Я вскинула голову, посмотрев на отца.

Тот медленно кивнул.

В лекарский дом. Анализ на отцовство? Демон… сколько бы я ни успокаивала себя, было страшно. Если вскроется, что Диана не соврала, нас ждут несколько неприятных дней. В итоге, я думаю, все устаканится, но… Эх, а так все хорошо шло. И Ладон затих…

Из-за закрытой двери раздавались приглушенные голоса родителей.

– Но ведь тест ничего не решит, – говорила мама.

– Брось, сладкая, ну не выгонять же ее из дома, – отмахнулся отец. – Ерунда.

Потом, подумав, добавил:

– Но все же я хочу знать.

– Разумеется. Знаешь, я, пожалуй, переночую с Элькой. Ты мальчик взрослый, без грелки обойдешься, а она опять накрутит себя, расстроится.

– Вся в тебя, – невесело пошутил он. – Спокойной ночи, сладкая.

– Спокойной. Люблю тебя.

– Прибереги признания. Скоро я буду в состоянии их проверить.

Снова приоткрылась дверь.

– Не спишь еще?

В комнате было темно, хоть глаз выколи, и силуэт мамы я различала с трудом.

– Нет.

– А я к тебе. Можно?

– Проходи.

Пройти мама не смогла – споткнулась о кровать и грохнулась прямо на постель. Я весело фыркнула.

– Сегодня спать я буду здесь.

– Как в детстве?

– Ага. Помнишь, время славное было?

Я посторонилась, давая маме возможность улечься.

– Помню. Правда, смутно. Вы с папой вечно спорили – это я помню. И близняшек еще не было. И подвал какой-то помню. И, – я замялась, – мужчину помню, который ворвался в дом, я тогда напугалась.

– А, Зейн, – хмыкнула она. – Редкостный идиот. Твой отец увел меня у него, когда я была студенткой. Говорят, спился. Живет в какой-то комнатушке и работает дворником. Сам виноват, сам же все и разрушил. Забавно, кстати, жизнь нас всех раскидала. Рита вышла за Андра. Парочка из них так себе, но если им так хочется, почему нет?

– Папа довольно зло шутит на их счет, – заметила я.

– Твой папа зло шутит обо всем. Зейн совсем опустился, о нем и не слышно ничего. Строгий, Стерх – это руководители «Драконьих Авиалиний» – погибли во время возрождения Ладона. Лэрнст женился на Лирэль. Кстати, пора бы им подумать о ребенке. Конечно, живут демоны и иеры куда дольше людей, но все же уже пора. И время вроде спокойное относительно. Забавно. С удовольствием посмотрю, что вырастет из тебя и близняшек. А уж Эд и вовсе ввергнет Лесной в хаос.

– Это точно. – Я с удовольствием потянулась. – Знаешь, я поначалу испугалась. Ну, когда Диана сказала, что я не родная. А потом поняла, что даже если не родная, все равно ваша.

– Умница. Твой отец любит тебя. Поверь, я видела разного Кайла, я могу об этом судить. Любит больше всего на свете. Больше, прости меня Высший, близняшек. Ты – часть его жизни, самое дорогое существо. Эльчонок, кем бы ты ни была, он не бросит тебя. И я не брошу. Так что прекрати себя мучить. Засыпай, родная. Завтра будет новый день, все будет хорошо.

Уже на грани сна, сладко зевая, я спросила:

– Ты пойдешь с нами к лекарям?

– Пойду. Спи.

– Вот колба. – Молодая лекарка-стажерка тепло нам улыбнулась. – Мне нужно всего по капельке крови. Вашей, Элла. И вашей, Кайл. Да-да, в одну колбу.

После того как мы оба порезали пальцы, девушка проворно залила в колбу зелье и запечатала ее, упаковав в непрозрачный бумажный пакет. А после протянула отцу.

– Все сделано на ваших глазах. Распишитесь в журнале, что проконтролировали доливку зелья. Ждете двадцать минут и распечатываете пакет. Зеленый – вы не родственники. Синий – родственники. Третьего не дано. Все анонимно, разглашению не подлежит. Если вы сами не захотите, о результате никто не узнает.

Он сам держал небольшой пакет в руке, когда расписывался и расплачивался, – такие тесты не входили в перечень бесплатных услуг и являлись сложными магическими операциями.

Моя рука дрожала, и мама пыталась меня успокоить. Мы вышли на свежий воздух, расположившись в парке неподалеку, на самой дальней лавочке. И все напряженно следили за большими часами на фасаде лекарского дома имени Элианы Риорской. Когда стрелка приблизилась к заветной цифре, мы дружно уставились на пакет.

Рука папы дрогнула. И у меня сжалось сердце. Мы оба боялись узнать ответ. Причем я, похоже, все-таки боялась разочарования отца, а он… Он, пожалуй, боялся снова оказаться обманутым. Почему-то для него это было гораздо более важно, чем для меня.

– Давай, – хрипло произнесла мама.

И рука отца подняла сверток.

А потом… швырнула его в урну. С глухим стуком бутылек внутри ударился о дно и, кажется, разбился. Урна вспыхнула – и все содержимое мгновенно превратилось в пепел. Мы с мамой ошарашенно смотрели на отца.

– Мне плевать, – наконец проговорил он. – Ты – моя дочь. И мне плевать, кто и что говорит на этот счет. Я не хочу ничего знать.

Слабо, но я улыбнулась. Неуверенно и осторожно обняла отца. С души будто камень свалился. Родные мои, самые лучшие. И правда, какая разница? Нас держит вместе не кровное родство, а любовь. Мы вместе не потому, что наши узы обусловлены традициями и наследственностью, а потому что мы – единое целое, одна семья.

– Так, – папа сунул в мою руку несколько монет, – даю тебе ровно три минуты, чтобы сбегать и купить всем мороженое.

Я резво рванула в сторону палатки с мороженым. Мама мороженого не ела недели три – простыть ухитрилась. И сейчас не стоило, пожалуй, но отец понимал, что нужно как-то взбодриться и успокоиться.

Остановившись, чтобы завязать шнурок на ботинке, я услышала их разговор и невольно заулыбалась.