ГОЛОС ИЗ АУДИТОРИИ: Миллион долларов.

КУРТ: Я заплачу миллион долларов любому, кто убьет Билла Гейтса. (Смех)

ЛИ: Покажите деньги.

КУРТ: Ведь что говорит Гейтс? «Эй, насчет души беспокоиться нечего. Я пришлю вам новую программу, и пусть вместо вашей души трудится компьютер – год за годом, год за годом…» В итоге он лишает людей возможности развиваться.

ЛИ: Знаете, я в какой-то сегодняшней газете прочитал рецензию на книгу, речь в ней о том, как сосредоточить в своих руках силу, как быть сильным. С виду это обычная книжонка в духе лихих девяностых, но если почитать внимательнее, оказывается, что совет, который дает автор, звучит напрочь антигуманно: «Сделай так, чтобы люди от тебя зависели». (Смех) И вот люди бегут в магазин, чтобы купить такую книгу и научиться ставить ближнего в зависимость от себя. Вот еще одна его рекомендация: «Не говори много, а то подумают, что ты слишком умный».

Интересно, зачем он написал эту книгу? (Смех)

Так что кто решил стрелять в Билла Гейтса – если промахнется, пусть его пуля попадет в этого автора. (Смех)

РОСС: У нас есть еще один отрывок, на сей раз из «Зимы на вокзале Гранд-Сентрал». Почитаем, потом вернемся к вопросам и ответам. Здесь речь идет о встрече в камере предварительного заключения.

(Росс читает вслух):

В тот вечер ворота камеры заскрежетали, открылись – и охранник ввел тщедушного молодого латина с обнаженным торсом, на нем были зеленоватые с фиолетовыми пятнами пижамные штаны, какие носят в больнице. Обе руки от кисти до локтя перебинтованы, а сам он во весь рот улыбался.

– Рубашку забрали, мол, улика, – объявил он в пространство и воздел свои травмированные руки к небу, будто трофеи. Потом принялся со смаком рассказывать свою героическую историю, хотя никто его об этом не просил. Он и его кореша грабили квартиру… в самый разгар нагрянули полицейские… он хотел сбежать, но «поймал пулю» в руку (предмет особой гордости), а другую повредил, когда пытался перелезть через колючую проволоку. Пришлось его «подштопать» в больнице Бельвью, а уже потом везти в участок. В общем, голливудская ночь для непоседливого подростка.

– Мне сказали, я закоренелый преступник, – бахвалился он. – Не-ис-пра-ви-мый.

На всех это произвело должное впечатление. Лично для меня в этом монологе было что-то завораживающее, но и тревожное, хотя свои впечатления я никак не раскрыл…

Я попыхивал сигареткой и думал, сколько оставить парню, который претендовал на «бычок» – тут Новобранец подрулил к Джерси.

– Клевая у тебя веревочка, сынуля, – прошипел он, сунувшись Джерси прямо под нос. – Ну-ка, давай свою цепочку сюда! – Чем-то, что он держал в руке, Новобранец надавил Джерси на яремную вену.

«Неисправимый».

Развлечения подобного рода нам не хватало позарез – а то сидишь на заднице и ждешь, когда повезут в суд, вот и вся радость. Камера ожила. Заключенные в два ряда сгрудились вокруг Новобранца и Джерси. Если уж нам предстояло стать свидетелями разборки, надо сделать так, чтобы охрана сюда добиралась как можно дольше.

Но Джерси, видимо, кулачными боями на этот вечер пресытился. Цепочку он не отдал, зато истошно завопил. Я услышал скрежет ключа в замке. Через несколько секунд охранники уже проталкивались локтями сквозь блокаду из человеческих тел. Но Новобранец, который вполне мог бы дать отбой, на охрану вообще не обратил внимания. Он продолжал угрожающе нависать над Джерси, тут, наконец, охранники пробились сквозь стену и схватили его за грудки… Они тащили его к выходу, чтобы припаять ему дополнительное обвинение, и мне мельком удалось увидеть его лицо.

Ухмылка на нем стала только шире.

Большинство из сидельцев надеются выйти на свободу. Мы знали: сиди тихо, не дергайся, судебная машина что-то там намелет, и, в конце концов, тебя отпустят на волю – возвращайся к своим темным делишкам, только, само собой, не зарывайся. Но Новобранец знал, что ему торопиться некуда. Он же «закоренелый преступник». Он также знал: с его смазливой внешностью, молодостью и скромными габаритами лучше заявиться в тюремный мир под лозунгом «а видал я вас всех в гробу». При таком раскладе вся его бравада приобретала практический оттенок, причем желаемый результат был достигнут задешево.

…

Насчет правосудия скажу так: правосудие, благодаря которому ты попадаешь за решетку, отличается от того, с каким ты сталкиваешься в тюрьме. Лично мне хотелось бы, чтобы всем судьям и окружным прокурорам пришлось отмотать какой-то срок. Не за преступления, которые они совершают, исполняя свои обязанности в суде. Ведь эти преступления они совершают по незнанию. Именно поэтому срок в тюрьме должен быть обязательной частью их профессиональной подготовки. И тогда они будут знать то, о чем даже не догадываются.

Пусть посидят, безликие и всеми презираемые, в камере предварительного заключения, пусть по ним катком прокатится судебный процесс и начисто выдавит из них всю их праведность. Пусть они споткнутся о мудрость, которая каждому зэку известна интуитивно: подлинное правосудие сродни поэзии.

(Аплодисменты)

РОСС: Вот следующий вопрос: есть приключение длиной в жизнь, и есть наше желание это приключение понять. Какова связь между этими двумя явлениями для каждого из вас?

ЛИ: Ничего себе вопросик.

КУРТ: Знаете, я в легком замешательстве, потому что Ли пишет лучше меня. (Смех)

ЛИ: Ну, давайте рискну… От таких глобальных вопросов у меня мурашки по коже – ведь сколько времени ушло на то, чтобы написать эту книгу, вот она красуется перед вами, читайте на здоровье… А тут ляпнешь что-нибудь такое, после чего вы не захотите взять ее в руки. (Смех)

Сейчас из-за этой книги все воспринимают меня всерьез… Лично мне, если отвечать на ваш вопрос, кажется, что связь тут очень и очень большая. Как вы это назвали? Приключение длиной в жизнь? Время, проведенное на улицах, я так и воспринимал – приключение. С самого первого дня смотрел на мою уличную жизнь именно так. Говорил себе: посмотрим, что будет дальше. И когда я наконец как следует глотнул воздуха… На самом деле я совершил большую ошибку. Сами улицы ошибкой не были. Но я загнал себя в ловушку. Не в какую-то конкретную ловушку, просто жизнь шла по кругу. И когда эти улицы для меня закончились, я не знал, куда себя девать. Уж точно мне не хотелось попасть в несуществующую колею под названием «мейнстрим»!

И только книга… Я сидел над ней полтора года в надежде закончить. А взаимосвязь была такова, что закончить ее я не мог, прежде чем не найду ответы на некоторые вопросы. Понимаете, я терпеть не могу изложение как таковое: «Четвертого октября я сделал это, потом произошло то» – такое письмо мне не по нутру. Просто сидеть и записывать события в их последовательности я не могу. Но многим писателям это удается, а уж журналистам – тем более. А по мне так лучше к стоматологу сходить.

Поэтому мне надо было найти и свой способ письма, и причины для этого письма – чтобы это было интересно мне, и чтобы вы, дорогие читатели, свое время не потратили даром.

Вот кто-то идет мимо книжного магазина – с какой стати ему будет интересно узнать, что там написал никому не известный Ли Стрингер? На этот счет у меня не было никаких иллюзий. Но если мне повезет и кто-то все-таки снимет мою книгу с полки, начнет ее листать… хотелось бы, чтобы человек почувствовал – тут есть что-то интересное, может, это стоит почитать.

Что я извлек из этого процесса? Я понял, что не смогу раскрыть ни одного из эпизодов книги, если не пойму, что именно он для меня означает. Важно понять не только что делали окружавшие меня люди – важно, почему они это делали. И к концу написания этой книги на целую кучу вопросов мне удалось ответить. И я был этим очень доволен.

В этом отношении сам выход книги – уже не главное. Вершины горы я достиг, когда ответил себе на все эти вопросы.