Литмир - Электронная Библиотека

– Как не постареть мне, Югана… На каждого человека время своим плугом кладет морщины-борозды, – ответил Григорий, сняв с головы коричневый берет.

– Волосы на голове белят годы, а тайгу – снег, – согласилась Югана, помолчала немного и добавила: – Не померзнув на холоде, не узнаешь цену тепла. – Это на языке Юганы означало, что человек, не испытавший горя, житейских неудач, не может глубоко чувствовать радость жизни.

– Сколько же тебе лет, Югана? – спросил Григорий.

Вопрос захватил Югану врасплох. Она давно уже перестала считать ушедшие годы, а для того, чтобы ответить, придется ей выкурить не одну трубку; надо вспомнить не одно и не два события: большой мор оленей, потом великий пожар в таежной тундре, когда горели торфяники, сухие болота; надо будет еще вспомнить Югане, когда урманная земля «болела» и ее трясла «малярия», землетрясение. Каждое минувшее земное событие – веха календаря эвенкийской женщины.

– Хо, сколько лет Югане? – выскабливая потухшую трубку костяной лопаточкой, переспросила она. – Лось не мерит пройденных дорог – у женщины нет обратной тропы в молодость.

Этим Югана хотела сказать: считать прожитые годы равносильно тому, что звать смерть.

Григорий смотрел в даль затопленного берега и долго молчал. Слышался стук топора, Танины сыновья кололи дрова на берегу у бани.

– Пошто глаза Тархана смотрят молчаливым, тоскующим криком осеннего журавля, у которого перебиты крылья. Пошто долго молчит Тархан? – спросила Югана, уловив в глазах Григория грусть.

– Так, Югана… Вспомнил жену. Она была чем-то похожа на Таню. Прошлой осенью похоронил ее…

Солнце жарким, раскаленным колесом зависло в полуденной весенней дремоте над вспушенными облаками. День выдался теплый, и теплоту прогретой земли клубил мягкий ветер и катил над тайгой, расстилал это тепло незримой синевой мха по берегам рек и всего весеннего половодья. Туманились в прозрачной речной дымке макушки затопленного тальника, ветельника. Тихие волны-рябки воровато играли с обновленными берегами.

– Югана, тебе или Андрею не приходилось встречаться на реке или в тайге с человеком, который слегка прихрамывает на правую ногу, оставляет глубокий след пяткой…

– У человека, маленько хромого, язык лисы, а след шакала. Югана не видала человека с ленивой ногой… Но пяткоступный плохой след человека Югана знает. В прошлом году прокудливый Пяткоступ украл большую бочку с бензином на заимке в Мучпаре, – неторопливо рассказывала Югана, а сама вопросительно смотрела в глаза Тарханову.

Эвенкийка сняла с ноги сапожок-ноговой с высоким голенищем, а сырую портянку раскинула на бревне.

– Значит, Пяткоступ пасется где-то в этих краях уже не один год, – сказал задумчиво Григорий, стараясь заглянуть в глаза Юганы.

– На острый сук, видать, нога Юганы ткнулась. Чинить ноговой надо теперь, – сказала эвенкийка, растирая натруженную, натертую тесноватым ноговоем ногу, и только после этого начала говорить о том, что интересовало следователя: – Человек Пяткоступ ищет в урмане много денег…

– Какие деньги он может искать в тайге?

– У Пяткоступа есть друг Сед-Син, Черный Глаз. На лодке пришел Черный Глаз в Улангай…

– Стоп, стоп, Югана! – перебил эвенкийку Григорий и тут же пояснил: – Так ведь этот самый Черный Глаз, или, как ты его называешь, Сед-Син, обменял золотую пряжку у бурового рабочего на муку, сахар, тушенку. Он выходил тогда на буровую «опокручиваться». А отсюда можно сделать два вывода: Черный Глаз имеет много разных золотых вещиц и не дорожит ими или его приперла нужда, голод заставил выходить на буровую за харчами. Югана, это же те самые люди, которых я ищу второй год…

– Югана сказала Тархану: Черный Глаз приходил в Улангай на лодке, – повторила эвенкийка, когда внимательно выслушала Григория, и тут же начала рассказывать о другом, как бы умышленно уходя от разговора, начатого следователем: – Хо, Тархан! Когда на юганской земле жили досельные люди, которые ушли в небесный урман, то вместо болот лежали большие и малые густорыбные озера. На заливных лугах наелись бизоны, большие быки, коровы. На бивнях священного мамонта была записана буквами-рунами летопись кволи-газаров, наших шибко далеких предков. Великий Рача отковал из болотного железа острое перо-наконечник говорящей стрелы и стальным пером этим писал на бивнях мамонта…

Древнее предание о Раче, жреце кволи-газаров, было знакомо Григорию. В юности довелось слышать от старика юга-аборигена. И следователь спросил Югану после того, как она поведала о священных письменах, оставленных на бивнях мамонта.

– Не говорится ли, Югана, в предании кволи-газаров о том, где похоронен великий Рача? – спросил следователь. – Возможно, в могиле вместе с ним и лежат древние письмена-резы на пластинах из бивня мамонта.

– Голос преданий, священных знаков вождей племени Кедра молчит об этом. Но голос хантыйских шаманов давно и громко кричал, что на Перне, Священном Холме, около озера Тухэм-Тор, место великого идола и там надо всегда давать много жертвы добрым богам – духам урманов.

– Об этом, Югана, мне довелось слышать… И я в прошлом году был на Тухэм-Торе, но Перну, культовое место, не нашел.

– Хо-хо, святое место кволи-газаров охраняют мудрые духи. Там много лежит разных золотых денег, медных котлов, ножей и костей жертвенных оленей, черепа медведей, рога лосей и оленей. – Югана говорила так уверенно, будто только что вернулась с жертвенного места на Перновом Бугре и все видела собственными глазами.

– Ты не досказала мне, Югана, зачем приходил в Улангай Черный Глаз? И почему ты решила, что он друг Пяткоступа?

– Тогда паут и слепни помирать начали. Был месяц спелой ягоды. Пришел Черный Глаз к Шаману Андрею и сказал, что у него есть бумага от большого начальника. Черному Глазу надо было проводника, чтобы тот показал, где находится Перна, Священный Бугор кволи-газаров. Шаман, вождь племени Кедра, сказал, что не пойдет проводником к человеку, у которого язык лисы, а глаза волка…

– Так, выходит, Андрей держал в руках какие-то документы Черного Глаза…

– Зачем и какие документы? – удивленно спросила Югана. – У каждого человека есть один документ – глаза, а язык – справка. У Черного Глаза был жадный и трусливый «документ». Хо, Шаман-художник все понимает! Черный Глаз шибко обиделся и ушел в другую деревню искать себе проводника.

– Пяткоступ был с Черным Глазом и прятался в лодке?

– Нет, Тархан, Пяткоступа Югана не видела. Черный Глаз приезжал в Улангай один. Пяткоступ шибко хитрый, всегда прячется от людей…

Следователь попросил у Юганы кисет, свернув самокрутку, закурил. Он смотрел, как у его ног вялые волны-накатыши переваливали взад-вперед прошлогоднюю траву, сучья – обломыши водолизные.

Таня шла к берегу, и на ее коромысле всхлипывали пустые ведра.

– А пошто Тархан вторую жену не промышляет? – Югана многозначительно посмотрела в глаза Григорию, вроде хотела сказать: мол, может, Таню Волнорезову в жены возьмешь.

Дымилась у берега баня. Дым, лениво стелясь над водой, отражался в речном зеркале. Грустно было видеть Григорию в умирающем селении единственный дымный хвост, признак огня и радости человеческого стойбища.

– Куда дальше из Улангая побежит тропа Тархана? – спросила Югана. Ей хотелось знать, какие планы у следователя, куда и зачем он собирается ехать в ближайшее время.

– Надо, Югана, возвращаться в Медвежий Мыс. Дело с бугровщиками-грабителями, оказывается, куда сложнее, чем я сначала предполагал, – ответил Григорий, кинув окурок самокрутки внахлест набежавшей маленькой волне.

Таня вынесла таз с дымящимися головешками из протопившейся «кутаной» бани и, подойдя к воде, вывалила их. Зашипели сердито головни, пустили пар и синеву угасающего дымка да и поплыли, подхватило их течение реки.

– Югана, где сейчас живет и работает Илья Кучумов?.. – спросил Григорий. Ему хотелось также еще поинтересоваться: куда и зачем уехал Андрей Шаманов, но эвенкийка, перебив его, быстро и охотно начала пояснять:

4
{"b":"245183","o":1}