Бушует Вас-Юган зыбучими волнами: ходуном ходит таежная река в безбрежном разливе. В буйном весеннем нагуле нынче Сивер. Даже на угорах у многих сосен, привычных к любым бурям, безудержный ветер скручивает, сламывает пружинистые ветви, а кое-где и кедры береговые, устав поклоняться ветру, ложатся на землю с грохотом, струнами лопаются тугие коренья.

Сивер, намоложенный весенним теплом, как ненасытный любовник, жмется и давит речную грудь. А Юган-река, будто оскорбленная женщина, негодует, плюется пеной, всхлестывается у объяристых берегов.

Бьет Вас-Юган резучими волнами берега – стон и свист у крутоярья. Гуляй, Сивер, по таежным рекам и юганским урманам, справляй тризну по ушедшим бесследно снегам, речным да озерным льдам. Гуляй, Сивер, весной ты без хмеля хмельной. И пусть на реке нынче будет великая буря. В весеннем бунте твоя любовь, Вас-Юган, а в буре твое обновление.

В пору весеннего хлеста волн и норовистого, безудержного ветра люди с опаской посматривают на реку и стараются прятать лодки в тишистые заливы, а обласы, однодревки-долбленки вытаскивают повыше на берег, чтоб не умыкали их волны. В этакую непогодь поклоняйся, человек, реке и бойся выходить на промысел; даже по срочным делам не спеши отправляться в путь по задуревшему Вас-Югану. Ведь каждый старожил-поречанин знает, что весной, по древнему поверью, венчаются берегини, русалки, они ищут себе молодых мужей. Бойтесь, мужчины, таежной реки в такое время. И юганский житель покорен заликовавшему Сиверу – опасно выходить в бурю на Вас-Юганский стрежень, на бой волн.

Седая женщина стоит у берегового уреза, ветер отбрасывает ее длинные волосы, и они вскипают за ее спиной точно так же, как вскипает пена на гребнях волн. Женщина в легкой меховой куртке из пыжика, узкие брюки коричневой ровдуги-замши заправлены в ноговои, женские легкие сапожки на мягкой подошве без каблуков; голенища ноговоев расшиты орнаментом из цветных нитей. На широком поясном ремне, украшенном голубым и алым бисером, висит в берестяных ножнах промысловый нож с костяной рукояткой из лосиного рога – праздничный эвенкийский наряд.

Она пристально смотрит вдаль, туда, где виднеется вершинник затопленных прибрежных ветел. И оттуда, от проглоченного водой островка на противоположном берегу, плывут четыре обласа, плывут черными просмоленными лебедями. И швыряют эти четыре легких речных челна бушующие волны, хороводят в дикой пляске.

Кого ждет седая женщина на берегу заброшенной деревни Мучпар, кто это там рискнул выйти в такую непогодь на ветробой, какие смельчаки забыли предание о берегинях-русалках?

Вздрогнула седая женщина. Она тревожно закрыла лицо ладонью, но, поборов минутную растерянность, вдруг резко убрала ладонь от глаз и вновь стала всматриваться в даль. С одним из четырех смельчаков что-то случилось, и облас раненой птицей начал слепо рыскать по волнам.

– Весло поломалось… Это пустяк. Сейчас запасное возьмет, – тихо шептала женщина.

Четыре речных суденышка, долбленных из толстых обских осокорей и обортованных кедровыми тесинами, наперекор северному ветру и лиходейным волнам плыли прямо к берегу. И на лице седой женщины теплилась улыбка спокойной гордости. Но вот она повернулась спиной к ветру и, чуть ссутулившись, набила трубку табаком, прикурила, сделала несколько жадных затяжек и, облегченно вздохнув, пошла по берегу, устланному хрусткой, просохшей прошлогодней травой, в сторону небольшого залива, куда вот-вот должны на попутной волне влететь упрямые пловцы.

– Хо, Орлан первым пришел к берегу! – приветливо крикнула старая женщина, подойдя к юноше, который только что разгоряченными руками поддернул на берег облас и теперь смотрел зорко в речную сторону. Помолчав, она заметила: – За тобой идет Карыш! У него было хлипкое весло – оно ломалось. Карыш мог обогнать Орлана и быть в тихой воде первым…

– Да, Югана, Карыш здорово шел! Но ему не повезло, – согласился Орлан, ничем не выдав свою гордость, радость победы.

А вот и второй пловец. Он на своем обласе так ловко и быстро выбросился с попутной волной на берег, что не успела откатившаяся волна вновь положить крутогривый зализ, как юноша уже был на ногах, и, упершись веслом в плотный береговой наилок, подернул облас за носовую веревку, плетенную из конского волоса, подальше от приплеса. Одежда на нем была мокрая, волосы, прилизанные брызгами волн, лежали на голове черной смоленой корой. Он был смущен поражением и застенчиво смотрел на свой облас, в котором было наплескано изрядно воды и накидана пена с загривков взмыленных волн.

– Карыш, Летучая Стерлядь, шибко хорошо вел облас! Но весло обмануло Карыша – оно сломалось, – сказала Югана.

– Ургек и Таян идут рядом! Смотри, Югана, у них силы равны, – сказал Карыш. Разгоряченным взглядом он был еще там, в буре и грохоте волн.

Орлан и Карыш, встретив братьев, помогли им вытащить на берег обласы. И вот стоят братья-близнецы, четыре шестнадцатилетних парня, не по годам возмужалые, гордые, рослые, с загорелыми и обветренными лицами; у каждого из них набиты на руках сухие мозоли от весел. Они, улыбаясь, смотрят на седую эвенкийку и ждут, что скажет им мудрая наставница.

– Теперь Югана спокойна. Сам великий Орел-Волнорез смотрел на сыновей из небесного урмана глазами речной чайки. Югана много видела весенних бурь на таежных реках, но сегодня самая великая буря. Сыновья Орла-Волнореза могут считать себя молодыми вождями. Но главным вождем племени Кедра будет Орлан. Сам Вас-Юган выбирал главного вождя. Берегини, русалки, баловались с Карышем, ломали у него весло. Сам Сизер – Злой Дух тундры – и великие волны – сердитые языки реки – не пустили Карыша вырваться вперед и обогнать Орлана. Нет, не Югана выбирала главного вождя племени Кедра. Вождя выбирали небо, земля и вода.

– Мы не спорим, Югана… Все было по справедливости сейчас и зимой, когда раненый медведь у берлоги кинулся на Ургека и подмял его, мы на какой-то миг растерялись, а Орлан ударом ножа уложил зверя, – сказал Таян.

– Надо в дом Шамана идти. Чай можно пить теперь, отдыхать, – позвала Югана молодых вождей, постукав угасшей трубкой о муличку, навершие весла.

– Югана, мне послышалось, что за той проточкой взвыла собака… – сказал Ургек, показав рукой на устье небольшого заливного ручья-перешейка, берег которого заполнился густой зарослью шиповника.

– Хо, уши великого охотника Ургека не путают голос ветра и шум волн реки с языком собаки, – уверенно сказала Югана, окинув дальнозоркими глазами берег проточки, заросший непролазным кустарником.

– Югана, верно, собака вылезла из берегового чащобника, и у нее, видимо, нет сил переплыть перешеек. Я мигом сяду в облас и перевезу ее, – выпалил Таян и бросился сталкивать облас на воду.

Когда рослый кобель, из породы обских лаек, устало вылез из обласа на берег, стало понятно, что у него повреждены передние лапы. Убедившись, что здесь, на суше, ему не грозит опасность, он приветливо вильнул хвостом и, прихрамывая, торопливо направился к береговому взгорку, откуда хорошо была видна бушующая таежная река.

Югана и ребята молча смотрели на отощавшего белошерстного кобеля, с черными пятнами на голове и черными ушами. Люди думали об одном: с хозяином этой собаки случилась какая-то беда.