Меня такая перспектива мало устраивала, тем более в канне моей резво крутились десятка два с половиной пескарей, а чуть ниже по течению, вспомнил я, есть за небольшим мысом левого берега обширная бухта, где, наверное, худо-бедно, но не такая волна, и вполне можно будет хоть кружки замочить. Добраться туда по ветру — пустяк. О том, как обратно, к базе, выгребать, я старался не думать, и потому через считанные минуты домчался до мыса, с которого на ту сторону уходили низко провисавшие над водой тяжелые провода высоковольтки. В бухте действительно было спокойнее — по крайней мере не ощущалось того напора ветра, что был на фарватере, лишь прибрежный лес глухо ворчал и раскачивался, напоминая о непогоде. Однако размазанные гребни докатывались и сюда по воле инерции воды.
Отойдя ниже ЛЭП метров на сто пятьдесят, я выстроил фронт кружков, тут же змеисто закачавшихся вверх-вниз, и стал терпеливо наблюдать. Ho что за чертовщина такая! Мои кружки, не повинуясь волне, начали обратное движение в сторону проводов. Мне, верно, почудилось! Ho нет! Вот они дошли до линии, потоптались несколько, словно соображая, что делать дальше, и наконец гуськом отправились на тот берег, несмотря ни на ветер, ни на вздымающую свою грудь свинцовую воду. Поначалу мне даже почудилось, что я стою на пороге невиданного доселе открытия, однако, придя в себя, поразмыслил немного и пришел к выводу о наличии в данном случае взаимодействия самых что ни на есть материальных электрических полей, одно из которых незримо облепляет электропровода, другое — вокруг каждого пенопластового диска, весьма подверженного электростатике. Получилось нечто вроде школьного опыта с потертой о шерсть эбонитовой палочкой и клочком бумаги. Дальнейшее движение кружков поперек водоема, вероятно, было связано с направлением движения электронов в проводниках, благодаря чему образуются магнитные силовые линии, оказывающие непосредственное влияние на состояние пенопласта. Я надеюсь, что среди читателей найдутся специалисты в данной области науки, которые помогут мне до конца увериться в моей догадке.
Итак, границы тони определены, зафиксированы буйками, и пространство между ними заполнили ярко- красные диски кружков. Как великолепно это зрелище на фоне зеркально спокойной воды плеса в первых лучах едва приподнявшегося солнышка! Даже ближайшие мечтатели-поплавочники — и те, оторвав пристальные взоры от гвоздиков-поплавков, забыв про них, любуются строгой красотой и солидностью живцовых уд. Ждут перевертку. И вот один из дисков дернуло, слегка повело в сторону, остановило и вдруг одним махом опрокинуло навзничь. Есть! Хозяин, выдержав паузу, убедившись по мельканию головки мачты об истинности поклевки, берется за весла и наплывает на перевертку спереди, то есть против курса движения снастей. Это в случае, когда на водоеме есть водна, а тоня мелководна. В противном случае, а именно — при заходе с тыла, рыболов может, вполне вероятно, напугать лодкой затаившуюся добычу, и та не найдет ничего лучшего, как выплюнуть приманку. В полный штиль И на глубоких местах допускается заходить сбоку. В районе перевертки небесполезно выкинуть буек, чтобы при следующей тоне сгруппировать здесь кружки более плотным строем. Осенью на глубоких бровках подчас скапливается довольно много голодной щуки, так что и вторая, и третья, и порой последующие тони на том же участке могут принести успех. Летом за щукой такого обычно не наблюдается — она, как правило, рассредоточена по всему водоему, а уж тем более крупная, которая, подобно судаку, не очень-то жалует конкурентов-соседей. Исключение, я повторюсь, составляют отдельные подводные бугры, постоянно посещаемые самыми различными хищниками. И что замечательно: даже здесь, казалось бы, уж и так на совсем малой площади, имеются определенные точки, по уловистости исключительно превосходящие все остальное плато. Здесь порой и нет необходимости выставлять до десятка снастей, напротив — 3–4 кружка, сконцентрированные в нужном месте, сократят потери времени на их обслуживание, тем самым обеспечив максимум тишины, и, следовательно, сторицей вознаградят за это разумное ограничение своего хозяина.
Щучья перевертка отличается от судачьей и там, где ожидание подцепить того или иного хищника равновероятно. Опытный кружочник в штиль почти всегда сможет их различить. Судак в силу своей стремительности переворачивает кружок, как правило, мгновенно и, на ходу заглатывая добычу, всегда тащит куда-нибудь в сторону белый диск. Даже при наличии волны по столь характерным движениям снасти можно определить судака. Я, разумеется, не имею в виду здесь тех судачков-недомерков, которые, бывает, уцепятся за наживку и, будучи не в состоянии разом перевернуть кружок, таскают его по поверхности взад-вперед, пока это не надоест хозяину.
Процесс щучьей перевертки выглядит несколько иным. Для нее характерна неподвижность кружка первое время после поклевки с последующим медленным раскручиванием и, наконец, неторопливым уходом в сторону. Теоретически последняя фаза данной поклевки есть самый благоприятный момент для подсекания, однако при наличии волны кружок уже с первых секунд начинает раскручиваться, создавая тем самым ложное представление об этом моменте. Одно лишь остается неизменным, строго ориентирующим рыбака в минуту перевертки на ту или иную добычу, — это стремительный уход кружка в сторону при хватке судака и неторопливые, подчас замедленные действия диска — при щуке.
После подсекания добычи рыбак, как правило, уже знает, кто ему попался, так как судак, даже крупный, значительного сопротивления в глубине не оказывает. Идет он к лодке без особых рывков и выкрутасов и, пока не увидит наклоненное к воде лицо рыбака и сетку подсачека, не выявляет желания свободы.
Ho уж щука не такова! Самая коварная и строптивая для вываживания — обычно весом от 2–2,5 до 4 кг. Чего только она не выделывает с целью своего освобождения от снасти: То предпринимает рывки в глубину, то под лодку, то наоборот — стремительно идет наверх. Однако самым эффектным и эффективным ее трюком следует, конечно, признать так называемую свечку, когда отчаявшаяся рыба принимает в воде вертикальное положение и резким броском вылетает на воздух иногда на метр и выше от поверхности, извиваясь при этом всем своим туловищем и тряся в разные стороны широко разинутой пастью. Зрелище это даже для стороннего наблюдателя представляется чрезвычайно захватывающим и трепетным, не говоря уже о соучастнике самого поединка, заканчивающегося порой, увы, сходом рыбы. И все же, на мой взгляд, не беда, если желанной добыче повезет больше, нежели рыбаку, зато на долгие годы запомнится этот случай. Спиннингисты при попытке щуки сделать свечку опускают конец удилища в воду, таким образом ограничивая ей свободу передвижения. Хладнокровный кружочник, видя начало штурма, отводит натянутый шнур в сторону или порой вовсе бросает леску. Я, право, затрудняюсь сказать, что лучше — ведь все зависит от конкретной ситуации, а как известно, на все случаи жизни рецептами не запасешься. Стало быть, трезвая голова только здесь и советчик.
Щуку весом до 2 кг обычно без долгих церемоний подводят к борту и подсачивают с головы широкой горловиной подсачека. Очень крупную добычу, предварительно утомив, подцепляют специально для того предназначенным багром (Хороший рыбак знает, на что идет, а потому подстраховывается всегда) или же (как некоторые, обычно местные жители) бьют по затылку колотушкой (тоже заранее приготовленной). Это и есть высшая точка процесса гоньбы кружков. Далее следует уже чисто механическое пленение трофея посадкой его на цепь кукана.
При холодной и затяжной весне нерест многих рыб проходит замедленными темпами, а то и вовсе пропадает. В таком случае икрянки, не выбросившие вовремя из себя икру, продолжают носить ее в своем чреве, отказываясь, по-видимому, от всякой пищи, ибо тысячи и тысячи яичек, которым не суждено было переродиться в мальков, начинают рассасываться в организме рыбы, наполняя его всевозможными питательными веществами.
