Программа тура была составлена великолепно, в чем путешественники убедились практически сразу. Никаких заминок, неувязок, томительного ожидания, все было расписано по минутам. Великолепие Иерусалимского храма, мощь твердыни Ирода Великого, спокойствие глади Мертвого моря, толчея палестинских рынков, красоты Галилейского озера – экскурсии следовали одна за другой, яркие впечатления переполняли путешественников. Все новые и новые чудеса земель Израиля, Иуды и сопредельных открывались им каждый день. Во дворце Ирода на Ага наибольшее впечатление произвела пыточная камера, он с удовольствием разглядывал орудия палачей, приговаривая: «Вот это для босса, а вот это – для Джонни, скотины занудливой, а это, ох, для последнего клиента, который кинул».

Ночи проводили в убежище, оборудованном в пустынных Аварильских горах. Убежище было прекрасно замаскировано, имело несколько контуров защиты от проникновения и слыло среди местных жителей пещерой, где водятся демоны. В первый вечер за ужином Ага напился и пытался выбраться из убежища наружу, «к смазливым селянкам», как он выразился позже. Но защита работала и на несанкционированный выход из убежища, оглушенного гипноударом Ага нашел инструктор, долго отчитывал, грозился отправить домой, а на следующий день у Сфера дико болела голова.

День сменялся днем, посещение резиденции Понтия Пилата сменялось осмотром садов Гефсимании или экскурсией к пирамидам Египта. Огромные строения древних египтян поразили всех без исключения. Еще не столь изглоданные временем, как в двадцать первом веке, не заключенные в защитную оболочку, рукотворные горы гордо вздымались к ослепительно синему небу, даже такой неугомонный болтун и насмешник, как Ага, тут промолчал. Но все когда-нибудь заканчивается, подошла к концу и экскурсионная программа. Остался один-единственный день и гвоздь программы – распятие Иешуа, Иешуа из Назарета, которого через века миллионы людей по всему миру будут чтить как Иисуса Христа, Мессию, богочеловека, победившего смерть.

Утро последнего дня путешествия выдалось жарким и душным. Солнце палило немилосердно, и знойное марево колыхалось над каменным городом. Но людей на улицах и площадях великого Иерусалима было все равно очень много, ибо кто же усидит дома в великий праздник Пасхи. Кроме того, глашатаи еще с вечера прокричали о предстоящей казни разбойников на Лысой горе и посмотреть на оглашение приговора и на казнь хотели многие. На улицах бурлила толпа, в которой таллифы иудеев смешивались с плащами бедуинов и греческими хитонами.

Группа туристов удобно расположилась на узкой улочке, ведущей к западным воротам Иерусалима. Огромная толпа к этому времени забила площадь, где Пилат должен был огласить приговор, толкаться там никому не хотелось. Но осужденных повезут на казнь, к Лысой горе, именно по этой улице. Все остальное – и приговор, и казнь, будет на голографических кассетах, что вручает своим клиентам компания по окончании тура. Солнце с усилиями ползло по небосклону, тени укорачивались и укорачивались, но только после почти часа ожидания показалась процессия: редкая цепь римских солдат, повозка с палачами и трое осужденных, закованных в тяжелые цепи. Несмотря на акклиматизаторы, жара докучала туристам. В тот момент, когда осужденные проходили мимо, Агамемнон как раз подносил ко рту флягу, замаскированную под глиняный кувшин. Услышав плеск, смертники подняли головы. Двое из них выглядели так, как и должны выглядеть разбойники: грязные, темноволосые, заросшие неопрятными бородами, с угрюмыми, злобными лицами. Неожиданно светлые, голубые глаза третьего, что казалось, светились на темном от загара лице, поразили Сфера. Взгляд Иешуа, мессии-неудачника, пронизывал насквозь, и Ага почувствовал себя очень неуютно.

– Дай нам напиться, добрый человек – голос Иешуа был тих, но звучал не мольбой о помощи, в нем чувствовались уверенность в себе и спокойствие, странные для человека, которому вскоре предстояло погибнуть крайне мучительной смертью.

Двое его спутников подвинулись ближе к Ага, жадно глядя на кувшин. Цепи звякнули, тощие кадыки нервно дернулись.

– Иди, иди, не останавливайся, – взгляд Иешуа напугал Сфера и тот, по привычке, попытался скрыть испуг грубостью.

Лед затянул бездонные озера глаз Иешуа, и ответные его слова полны были холода:

– Иди и ты, иди и не останавливайся, Ага Сфер – конвоир подтолкнул Иешуа и осужденные двинулись дальше по пыльной дороге навстречу своей судьбе.

Ледяная лапа страха погладила Сфера по спине, дрожь прошла по коленям – «Откуда он знает мое имя?». От переживаний его отвлекла легкая, едва ощутимая вибрация под хитоном и тут он испугался еще сильнее – заработал хронобумеранг, хотя до планового возврата осталось еще больше часа. Не успев как следует удивиться, Ага Сфер рухнул во тьму междувременья, и уже не слышал ни визга Хелен, ни возгласов остальных.

От удара в пятки Агамемнон едва не упал, извернувшись, сохранил равновесие. Когда голова перестала кружиться, в глазах прояснилось, он смог оглядеться. Вымощенная булыжником улица, камни которой и ударили его по ногам, строй двух и трехэтажных островерхих домов с черепичными крышами, торчащие там и тут церкви. «Похоже, это Европа» – подумал Сфер и сфокусировал взгляд прямо перед собой. Открыв рот, на него пялился полнотелый господин в наряде, который смутно напомнил американцу виденный давно исторический фильм: камзол, башмаки с застежками, напудренный парик, трость. Круглое лицо господина в парике выражало безмерное удивление.

– Где я? – откашлявшись, спросил Ага. Горло повиновалось плохо и слова вышли тихими, более напоминая шипение.

– Was? Ich verstehen Sie nicht [1]. – господин в парике покрепче ухватился за трость.

«Немецкий. Это Германия» – Сфер нашарил в памяти скудные остатки знаний по немецкому языку и после некоторого размышления составил вопрос:

– Wo bin Ich? [2]

– Das ist Leipzig [3], – ответ не удивил Сфера. Точка выхода после переноса через время сдвигалась и в пространстве, подчиняясь сложным математическим законам и, отправляясь в путь в Северной Америке двадцать первого века, вы могли очутиться в Австралии четырнадцатого.

– Welcher ist Jahr jetzt? [4] – рот немца открылся снова, однако он быстро овладел собой и ответил:

– Jetzt 1642 Jahr seit von heute an unsere Herr Jesus Cristos Geburt. Und wer bist Sie? [5]

– Meine Name ist Sfer, Aga Sfer [6], – вопль ужаса прервал ответ. Недавний собеседник удирал по улице со всей прытью, какую ему позволяли башмаки на каблуках, громко вопя: «Agasfer, Agasfer der Fluchkt, retten!" [7].

Легкая вибрация отвлекла Ага Сфера от наблюдений. На пальце вновь наливался светом, мигал рубиновым оком кристалл аварийного перемещения. «Агасфер, Вечный Жид, вот как, и так до второго пришествия…» – успел подумать американец, прежде чем исчезнуть с улиц Лейпцига.