— Разве Ангел не может настигнуть Цветану в другом месте?

— Я все обдумал и рассчитал, Всеслав, — который раз терпеливо повторил Радул. — Встреча Цветаны и Ангела произойдет именно здесь, потому что за скалой дорога сразу раздваивается, там же с ней сходится несколько лесных троп. Если помнишь, путь от скалы к хижине я объяснял только Цветане, отведя ее от тебя и Ангела к костру. Поэтому, не зная, где находится хижина, а, потому рискуя упустить Цветану после скалы, десятский поневоле вынужден перехватить ее прежде, чем дорога раздвоится и соединится с тропами. А раньше, чем у скалы, они не повстречаются потому, что от замка Мануша к дороге, по которой скачет Цветана, имеется один-единственный путь, выводящий на дорогу как раз у нашей скалы. Это та самая тропа, которую мы недавно оставили…

Воевода оборвал себя на полуслове, прислушался. Напряг слух и Всеслав. Вначале оба услышали далекий, приближающийся топот копыт, затем у подножия скалы в направлении дороги на бешеном галопе пронесся десяток всадников. Все были в длинных темных плащах, шлемах, с копьями в руках.

— Те, кого мы ждем, — сообщил Радул. — Легки на помине.

— Не торопись, боярин, — отозвался Всеслав. — У меня зоркие глаза, однако, я не смог разглядеть ни лиц конников, ни лошади Ангела. Посему проскакавшие могут быть кем угодно.

Но Радул был непоколебим.

— Ничего, сотник, сейчас ты увидишь главное — свершение дела, которое привело их сюда. Смотри внимательней.

Прискакавшие всадники вынеслись на дорогу, остановились. Двое, низко свесившись с седел, тотчас принялись осматривать следы на проезжей части и на обочинах, другие отъехали в тень скалы. После возвращения пары следопытов всадники какое-то время что-то обсуждали, затем разбились на две равные группы и скрылись в кустах по обе стороны дороги. Едва они успели исчезнуть, вдалеке на дороге появилось и стало быстро приближаться к скале облачко пыли. Вот уже хорошо виден рослый гнедой жеребец и прильнувший к его шее миниатюрный всадник в развевавшемся алом плаще.

— Цветана, — проговорил Всеслав осевшим голосом.

Ни он, ни Радул не слышали звуков и не видели полета поразившей девушку стрелы. Но та вдруг резко вздрогнула, выронила из рук поводья, повалилась под копыта жеребца. Из придорожных кустов выехали находившиеся в засаде всадники, окружили тело Цветаны. Один, соскочив на землю и склонившись над трупом, тщательно обыскал его. Обнаружив грамоту, полученную утром Цветаной от Радула, всадник внимательно осмотрел ее, спрятал за пазухой, вскочил па коня. Оттащив труп Цветаны подальше в кусты и прихватив с собой ее жеребца, отряд тронулся мимо скалы в обратный путь. Всеслав, закусив губу, не сводил глаз с завладевшего грамотой всадника.

— Что молвишь теперь, сотник? — угрюмо спросил боярин.

Всеслав не ответил. Напрягшись, он столкнул с места большой камень, пустил его вниз по склону. Всадники, скакавшие в это время как раз под ними, услышали грохот падавшего камня, пугливо повернули головы в направлении шума. И в человеке, который обыскивал мертвую Цветану, Всеслав безошибочно узнал Ангела. Недобро сузив глаза, русич схватил в руки лук, рванул из колчана стрелу. Но рука боярина тяжело легла на тетиву.

— Не спеши, сотник. Предатель сполна ответит нам за все содеянное, однако, не сейчас и не здесь.

— Когда же? — простонал русич, провожая взглядом удалявшийся от скалы вражеский отряд.

— Немного позлее. Ибо предателя мало убить, его надобно заставить вначале искупить тот вред, который он причинил. И мы с тобой свершим это, Всеслав. Верь мне.

Страдальчески скривив лицо, русич опустил лук.

Подгоняя изрядно уставшего коня плетью, Ангел спешил к пещере, где оставил утром боярина и сотника. Неожиданно откуда-то сбоку раздался голос Всеслава.

— Не торопись. Мы здесь.

Ангел придержал коня, удивленно посмотрел в сторону, откуда прозвучал голос русича. Из-за громадного валуна рядом с тропой, по которой он скакал, виднелась голова Всеслава. Когда же десятский подъехал к нему ближе, то увидел, что на земле у валуна лежит боярин Радул.

— Почему вы здесь? — спросил Ангел, спрыгивая с коня. — Зачем ушли из пещеры? Ведь боярину необходим покой.

— Я встретил недалеко от пещеры чужого, — ответил Всеслав. — Кто знает, что это за человек? Поэтому на всякий случай мы решили переменить место.

На самом деле они покинули пещеру из опасения, что Ангел мог направить туда врагов. Покуда боярин лежал у валуна, Всеслав поджидал десятского в кустах у дороги, ведущей из замка Мануша. Лишь убедившись, что тот скачет один, русич снова вернулся к Радулу и встретил Ангела уже у валуна.

— Чужой? — переспросил десятский. — Вы поступили правильно, поскольку неведомый человек для нас страшнее зверя. Как себя чувствуешь, боярин? — спросил он у Радула. — Я был в замке, боярин Мануш кличет тебя к себе. Он встретит нас как дорогих гостей, приставит к тебе своего лучшего лекаря.

— Спасибо, Ангел, — тихим голосом ответил Радул. — Но мне стало легче, и я решил обойтись без посторонней помощи. Думаю, что утром смогу сесть на коня и продолжить путь наравне с вами. Жаль только, что отпустил Цветану, — теперь надобно будет заезжать за ней.

Ангел почувствовал, как радостно заколотилось в груди сердце. Болезнь боярина, равно как всякая иная задержка в пути, совершенно не входила в его планы. Дело в том, что от придворного священника комита Николая, являвшегося соглядатаем императора Цимисхия в Охриде, Ангелу было известно, что в Доростол послан с грамотой не только боярин Радул. Зная сложность пути и опасности, что подстерегали гонца, Шишман отправил к русам еще двух верных бояр с такими же посланиями. И десятский опасался, что те могут опередить его в дороге и прибыть к князю Святославу раньше. Коли так, то ответная грамота великого киевского князя окажется в руках этих более быстрых и удачливых гонцов, а ее содержание интересовало византийцев намного больше, нежели послание комита Николая князю Святославу.

Пока дела у Ангела шли как нельзя лучше. Грамота комита Шишмана находилась уже у него, он сам держал ее в руках и собственными пальцами ощупывал печати охридского властителя. Сейчас это послание под охраной копной византийской центурии мчалось в лагерь императора Иоанна. Теперь мнимому десятскому следовало как можно скорее попасть к осажденному в Доростоле русскому князю и получить от него ответ комиту Николаю. Тогда порученное ему задание будет выполнено полностью, и он сможет получить обещанную боярином Самуилом руку его единственной дочери, богатое приданное и должность воеводы вновь собираемой дружины будущего тестя.

Это будет тем, к чему всю жизнь стремился он, сын красавицы-болгарки, вступившей в любовную связь со знатным византийским сановником, находившимся при дворе болгарского кесаря. Ангел с детства ненавидел обоих: простолюдинку-мать, в доме которой он не видел того, чего желал, и вельможу-отца, для которого сына просто не существовало. Рано начав самостоятельную жизнь, он не верил ни в какие человеческие добродетели, мечтая о богатстве и славе, готов был идти к ним хоть по горам трупов, не обращая внимания на чужое горе и слезы. Пригретый боярином Самуилом, очередным любовником матери, он стал верным и надежным, орудием его постоянных интриг, постепенно, шаг за шагом приближаясь к своей заветной цели. И вот наконец-то представился случай, когда он сможет достичь всего столь желанного. Поэтому сейчас главное — не упустить этой счастливой возможности.

Желание Радула заехать за Цветаной никак не устраивало Ангела. Не встретив девушки в условленном месте, боярин мог заняться ее поисками или, того хуже, ждать ее появления те двое суток, о которых говорил утром. А то и другое являлось для десятского потерей драгоценного времени. И он решил идти напролом.

— Боярин, мне трудно говорить о том, что еще пришлось увидеть и услышать в замке. Однако я вынужден сделать это. Наберись мужества узнать страшную весть. Никто из нас никогда больше не увидит Цветаны — она погибла.