Отыскав нужную бумагу и отложив ее в сторону, начальник угрозыска поглядел в крупное лицо майора, заговорил:

— Я, собственно, позвал вас ненадолго. Вы доложили, что у Давыдова обнаружено и изъято много вещей. Он же заявил, что изъятое сам отдал, уже после обыска. Что, плохо искали? Внесите ясность. — В голосе чувствовалось явное недовольство, овальное лицо окаменело.

Нуждин подробно рассказал, как все произошло.

— Выходит, Погодин чердак обыскал плохо? — хмуро спросил Огородников, глядя на запыленные носки ботинок Нуждина.

— Не совсем так, Валентин Андреевич. Он старался, но... не получилось... Не по халатности, по-моему. Просто недостаток опыта.

— Почему мне об этом не доложили? Полагалось?

— Виноват. Думаю, он сам крепко прочувствовал свою ошибку.

— Получится ли вообще из него настоящий работник уголовного розыска? — Огородников положил на пепельницу дымящую папиросу, зевнул.

— По-моему, получится. Хватка есть, желание — тоже. Башковит. Думаю, пора дать самостоятельность. Скорее освоится.

— Ладно, посмотрим. А что скажете о Давыдове? Хвостов у него не осталось? Он, кажется, подозревался в краже из квартиры?

— Нет. Там подозревали Садыкова, а не Давыдова. Давыдов не квартирник. Я же его знаю давно.

— Тогда все. Свободны.

Нуждин ушел, пяткой прихлопнув дверь, обитую темным дерматином.

Стоял июль, не жаркий, ровный. Лейтенант Погодин уверенно входил в беспокойную жизнь уголовного розыска. И заочную школу не бросил, одолел восьмой класс, решительно настроился закончить десять, а потом поступить на заочное отделение Высшей спецшколы МВД. Настроение было легкое, хотя забот хватало каждый день. Он гордился новой работой.

Но жизнь есть жизнь. Она не бывает гладкой всегда, иные дни выбивают из душевного равновесия. Так случилось и с Погодиным. Ровно в четырнадцать часов он, держа в руке лист, свернутый трубкой, зашел к Огородникову. И хотя форточка в окне, как всегда, была распахнута, в кабинете висел густой табачный угар. Левая рука майора лежала на телефонном аппарате, правой он сжимал виски. Не предлагая сесть, недовольно спросил:

— Вы чем заняты?

— Срочного ничего нет, — начал Погодин, продолжая стоять у порога, — но...

— Есть срочное. — Огородников заговорил быстро, как, казалось, никогда еще не говорил. — В коридоре сидит Зыков. Не раз судим. Позавчера освобожден из колонии. От проездного билета отказывается, просит деньги. Заявил, что если денег не дадим, останется здесь и совершит кражу. Дух тот еще. Купите ему билет до Перми, проследите, чтобы уехал. А там пусть у пермяков голова болит.

Погодин молчал.

— Разве не ясно? — спросил Огородников.

— В колонии его должны были обеспечить деньгами и билетом. Если не обеспечили — плохо. Как он поедет?

— Давали все. Говорит, утерял. Лжет. Не верю я ему. Пропил наверняка.

— Какая разница, где он совершит преступление: у нас или в Пермской области? Все равно в Союзе на одно преступление больше будет. Не лучше ли ему на день-два задержаться, поработать на разгрузке вагонов? Тогда он сам уедет и на преступление не пойдет.

— Вы меня поняли? — недовольно спросил Огородников, зло сверкнув глазами. — Выполняйте!

— Понял. — Погодин потер пальцами широкий лоб.

Огородников оттянул ящик стола, положил на стол деньги и какую-то бумагу, сухо сказал:

— Здесь все. На этом отношении в кассе пусть укажут цену билета, распишутся и поставят штамп. Проследите, чтобы уехал.

Лейтенант опустил в карман пиджака деньги, доложил:

— Из Косых Бродов звонил Колокольчиков. Вас не было. Просил передать, что нашлись вещи, выкраденные из магазина.

— Когда нашлись?

— Вчера.

— Где?

— В песчаном карьере. С километр от поселка.

— Кто нашел?

— Ребятишки. Играли и наткнулись. — Погодин протянул лист, до половины исписанный синими чернилами.

— Так, — выдохнул Огородников, прочитав бумагу. Несколько секунд он сидел молча, глядел на стоявшего перед ним лейтенанта. — Значит, одни брюки, пиджак и плащ.

— Да.

— Были спрятаны?

— Да. В стене есть углубление, так в нем.

— Что лежало сверху, что снизу?

— Не знаю, не интересовался.

— Почему?

— А какое значение это имеет для дела? По-моему, никакого.

— А знаете, как барин работника подбирал?

— Понятия не имею.

— Полезно знать. Пошел, значит, мужик к барину наниматься на работу. Поглядел на него барин и говорит: «Видишь, вон купец на возу сидит. Узнай, куда едет». Сбегал мужик и отвечает: «На базар едет». Барин спрашивает: «Зачем?» Побежал мужик узнавать, возвратился, докладывает: «Продавать сено». Барин спрашивает: «Сколько сена?» Мужик снова бежит к купцу. Возвращается, сообщает: «Три копны». Барин спрашивает: «Сколько за сено просит?» Мужик побежал узнавать. А когда возвратился, барин говорит, ему: «Плохой из тебя работник будет, не нужен ты мне». Вот так, — закончил Огородников, качнув маленькой головой.

— Понял, — выдохнул Погодин.

— А теперь отправляйте Зыкова. Завтра поедете в Косые Броды для оказания практической помощи.

...Через полчаса они, хмурые, прохаживались по малолюдному перрону. Перед прибытием поезда Погодин сунул в руку Зыкова деньги, сказал:

— Купи что-нибудь пожевать в дороге.

— Это из личных?

— Да.

— Спасибо.

— Да будь человеком.

— Попробую, — скупо пообещал Зыков, тоскливо улыбнулся, добавил: — Не часто встречаются стоящие люди.

— Вы о ком?

— О вас.

— Вы просто завышаете мне цену.

— Я в жизни повидал много людей, начальник, и в цене никогда не ошибался...

Когда Погодин вернулся с вокзала, майор Нуждин, глянув в его хмурое лицо, понял, что он чем-то встревожен.

— Стряслось что-нибудь, Никола?

— Так, ничего особенного.

— Но я же вижу. Если на меня в обиде — выкладывай. Я не из тех, кто увиливает от откровенности.

— На вас мне обижаться не за что, Виталий Алексеевич. — Погодин тяжело вздохнул, потер пальцами широкий лоб, поднял немигающие глаза, с досадой добавил: — С Огородниковым мне, пожалуй, не сработаться. Тяжелый, похоже, он человек. И не всегда, видимо, справедлив.

Погодин пересказал байку о барине и работнике, поведал о Зыкове. Майор участливо выслушал лейтенанта, помолчал, потом заговорил:

— Ты, Никола, принимаешь все очень близко к сердцу, усложняешь жизнь, переживаешь каждый пустяк. На все это надо смотреть проще, хладнокровнее. Для чего Огородников рассказал о барине и работнике? Для того, чтобы ты был повнимательнее.

— Но какое имеет значение, как лежали вещи?

— Правильно, никакого. Но только в данном случае. А если взять осмотр места происшествия, там необходимо до мелочи все зафиксировать.

— Знаю. Учебник по криминалистике, страница триста двадцать вторая...

— Это хорошо. Дальше. Я в милиции работаю около тридцати лет. Сколько перевидел, знал и знаю начальников — волос на голове не хватит, если считать. Всякие встречались, и плохие, и хорошие. Плохих долго не держат. Так устроена жизнь. Руководить людьми — не простая штука. Даже очень не простая. Это самая трудная и самая ответственная должность на земле. Главное в руководителе — уметь правильно строить взаимоотношения с коллективом, с каждым подчиненным.

— По-вашему, как?

— Любой руководитель должен знать, как и чем жил подчиненный вчера, как и чем живет сегодня, как и чем будет жить завтра, знать каждый винтик души и, когда надо, уметь подвинтить его так, чтобы не сорвалась резьба. И тот, кто не понимает этого, тот руководитель — не здание прочное, а времянка.

— Логично.

— Так устроена жизнь. — Нуждин раскурил сигарету, втолкнул под донышко коробка потухшую спичку, прокашлялся. — Выйдет ли из Огородникова настоящий начальник угрозыска — судить рано. Мне он пока тоже нравится не во всем. Сунулся как-то к нему по срочному вопросу, он ответил: «Занят» — и не напомнил о себе, когда освободился. Барабанов так не делал.