Сзади, как я уже упоминал, на дивизию наседали передовые части 13-й немецкой танковой дивизии. Комдив Широбоков развернул против них 79-й танковый полк и часть батальонов 40-го мотострелкового полка подполковника Т. Тесли. Все остальные силы были брошены против более мощной северной группы, с которой воевали пока только артиллеристы полка РГК и единственная мотострелковая рота.
Гитлеровцы атаковали непрерывно и со всех сторон. Лишь единственная полевая дорога, соединявшая Малые Ясениничи с шоссе Дубно — Ровно, по которому отходила 43-я танковая дивизия, была свободна. Чтобы не дать врагу осуществить полное окружение дивизии, полковник Широбоков выслал на защиту дороги мотострелковую роту, усиленную батареей противотанковых орудий и ротой минометов.
В эти трудные часы испытания моральных и физических сил бойцов и командиров соединения старший батальонный комиссар А. В. Головко со всем аппаратом отдела политической пропаганды находились в подразделениях вместе с воинами. К середине дня бои на южном и северном концах дороги, ведущей на Клевань, стихли. Лишь артиллерия противника изредка открывала неприцельный беспокоящий огонь по району, в котором располагались части и подразделения 40-й дивизии. Воспользовавшись небольшой передышкой, политработники организовали беседы и политинформации среди красноармейцев, объяснили им создавшуюся обстановку, рассказали о героизме, [85] который проявили бойцы и командиры 79-го танкового полка во время прорыва к частям дивизии.
Батальонный комиссар Н. Минаев в 40-м мотострелковом, а заместитель начальника отдела пропаганды батальонный комиссар М. Тарадай в 80-м танковом полках провели инструктаж пропагандистов и агитаторов, поставив перед партийными и комсомольскими организациями задачу усилить бдительность красноармейцев. Для этого были причины.
Незадолго до затишья одна из рот 43-го мотострелкового полка, двигаясь в боковом походном охранении, столкнулась с неизвестным батальоном бойцов. На требование командира роты, чтобы к нему подошел командир, «бойцы» открыли огонь и начали атаку. Это оказались переодетые в красноармейскую форму фашистские диверсанты. Подоспевшее подкрепление помогло рассеять вражеских лазутчиков. Однако всех нас насторожило то, что враг все чаще стал применять коварные методы ведения войны. Я приказал немедленно рассказать об этом эпизоде во всех частях корпуса...
Работники отделов пропаганды корпуса и дивизий помогли политработникам подразделений в выпуске боевых листков, популяризирующих успехи артиллеристов, которые уничтожили большое количество вражеских танков и бронетранспортеров.
Но времени и условий для проведения партийно-политической работы в больших масштабах у нас, конечно, не было. Поэтому все мероприятия проводились в составе мелких подразделений. Благодаря этому политработники корпуса и дивизий получили возможность глубже вникнуть в дела низовых партийных и комсомольских организаций и групп, увидеть в действии их руководителей, оказывать им практическую помощь в решении неотложных задач идейно-политического воспитания воинов и повышения боеспособности подразделений. Благодаря содействию и контролю наших посланцев улучшились доставка и распределение боеприпасов, стал своевременным подвоз горячей пищи, был организован медицинский осмотр бойцов, прошедших изнурительные марши и напряженные бои.
Насколько это было важно в тот момент, показывает, к примеру, такой незначительный на первый взгляд бытовой эпизод. В процессе осмотра личного состава 40-й танковой дивизии выяснилось, что белье, обмундирование, [86] портянки, особенно у танкистов и артиллеристов, так огрубели от пота и пыли, что у многих воинов появились опасные потертости не только на ногах, но и на кожном покрове тела. С таким положением нельзя было мириться. Фронтовые склады, которые обеспечивали корпуса довольствием, находились где-то под Киевом, дивизионные же запасы чистого белья и обмундирования были весьма невелики. Комдив Широбоков и старший батальонный комиссар Головко, которым доложили о создавшейся ситуации, быстро приняли необходимые меры. И выход был найден. Санобработку решили провести поротно на протекавшей невдалеке речке. За 30–40 минут рота успевала и вымыться, и постирать, и даже просушить постиранное, благо жара стояла нестерпимая. Люди повеселели. Гимнастерки, брюки, пилотки пахли речной свежестью, мягко облегали ступни ног чистые портянки. Все, кто нуждался в этом, получили медицинскую помощь. С новыми силами самое время было вступать в бой...
* * *
Связь нашего КП со штабами дивизий поддерживалась по радио непрерывно. Генерал Фекленко дал указание полковнику Цибину готовить 85-й танковый полк и один батальон 43-го мотострелкового полка для совместного удара с частями 40-й дивизии по северной группе врага. Единственная свободная лесная дорога в расположении дивизии полковника Широбокова использовалась для доставки боеприпасов, в том числе и для тяжелых гаубичных дивизионов приданного артиллерийского полка, так стойко встретившего врага и расстроившего все его планы.
Удары по противнику намечалось нанести около семи часов вечера 28 июня. Однако гитлеровцы упредили нас. Их активные боевые действия начались на полтора часа раньше. Танковые клинья фашистских дивизий двинулись на позиции 40-й танковой с трех сторон, но встретили сильный и расчетливый огонь обороняющихся. Согласно приказу комдива Широбокова немецкие танки и атакующую пехоту расстреливали с предельно близких дистанций: трехсот — четырехсот и со ста пятидесяти — двухсот метров. Огонь разрешалось вести только прицельный. «Каждый снаряд, каждая пуля — в цель!» — призывали в беседах политработники и агитаторы, писали боевые листки и листки-молнии. Стрелять экономно, беречь технику, [87] особенно танки, гласили приказы комдива. Оба приказа были отданы командирам полков и батальонов, которых собрал на лесной поляне полковник Широбоков. Затем суть приказов была доведена до каждого бойца.
А события развивались. Гитлеровцы опять вызвали авиацию. Она непрерывно бомбила позиции обороняющихся, забрасывала их листовками о сдаче в плен. Полукольцо сжималось медленно, но неуклонно. Обстрел всей глубины обороны артиллерией и минометами усиливался с минуты на минуту. В тылы подразделений просачивались небольшие группы вражеских автоматчиков, которые пытались посеять панику, создать видимость полного окружения. Их вылавливали и уничтожали специальные отряды истребителей, но группы появлялись вновь словно из-под земли.
Однако все это не помогло гитлеровцам. Их атаки захлебывались, не успев набрать полную силу. На отдельных участках, в частности на западном, где наступала только мотопехота, дело доходило до рукопашной, во время которой противник нес большие потери, но натиска не ослаблял.
Рота 40-го мотострелкового полка под командованием лейтенанта Ф. Корнеева в течение часа отразила две атаки пехотного батальона, поддержанного тремя танками. На участке роты имелось два противотанковых орудия. С их помощью удалось подбить один танк и раздробить гусеницу другому. Третий ушел за высоту. Батальон гитлеровцев сильно поредел от минометного и пулеметного огня, но все же атаковал в третий раз.
Коммунист Корнеев поднял своих бойцов и первым бросился на врага. Началась рукопашная. Командир роты в упор застрелил фашистского офицера, заколол штыком двух солдат, третьего свалил ударом приклада. Равняясь на командира, за троих дрался каждый воин роты. Дважды был ранен в рукопашной коммунист Корнеев, но он не покинул поле боя, пока не обратили в бегство гитлеровцев, потерявших около взвода солдат.
Окруженный со всех сторон расчет станкового пулемета сержанта Савельева, получив от товарищей ленты с патронами, вновь открыл огонь по врагу. Перед окопом валялось около двадцати вражеских трупов.
Действовавшая на направлении главного удара танковая рота 80-го танкового полка, которую вел в бой коммунист лейтенант Н. И. Мохов, приняла неравный бой с [88] двадцатью фашистскими танками. Немецкие танкисты вели машины по шоссе на средней скорости: в то время они не утруждали себя выбором наиболее удобного и безопасного для атаки места — привыкли к прогулкам по мостовой, как говорили наши ребята. В Европе это создало им ореол непобедимости. Здесь же фашистские молодчики жестоко расплачивались за беспечность.
