Воспользуемся исторической аналогией. Император Петр I был исключительной фигурой как в русской, так и в мировой истории. Его жизни и деятельности и сегодня посвящаются многие книги, издаваемые как в СССР, так и за его пределами. Куда менее значительной фигурой в истории был император Александр I. Но и в его царствование в России и в Европе происходили огромной важности события, которым он был не только свидетель, но и участник. Командуя русскими войсками, он был разбит при Аустерлице и подписал унизительный Тильзитский мир в 1807 году. Но тот же Александр настоял в 1814 году на вступлении союзных войск в Париж, а Наполеон, в свою очередь, потерпел сокрушительное поражение вначале в России, а потом и в Западной Европе. Вскоре после смерти Александра I Пушкин посвятил ему несколько язвительных строчек:

Почти любой школьник знает эти строчки. Но разве может специалист по истории России начала XIX века ограничиться при характеристике и анализе деятельности и личности Александра I лишь этим четверостишием?

Нечто подобное можно сказать и о Брежневе.

Историки и публицисты ищут название для времени Брежнева: «эпоха подхалимажа», «времена вседозволенности и бюрократизма», «эпоха торможения и застоя», «геронтократия». Пожалуй, подходит любое из этих названий.

Но разве все было так плохо у нас во времена Брежнева? Разве не называли мы 70-е годы самым спокойным десятилетием в истории СССР? Да, но это было спокойствие застоя, когда проблемы не решались, а откладывались, и тучи продолжали сгущаться. Разве не были 70-е годы временем «детакта»? Да, но это была слишком хрупкая разрядка, результаты которой мало кто ощущал уже в 1980 году, т. е. еще при жизни Брежнева, Разве советские люди в начале 80-х годов не жили лучше, чем в начале 60-х? Да, жизнь улучшалась, но крайне медленно, если иметь в виду широчайшие массы крестьян, рабочих и служащих. При этом рост разного рода денежных выплат намного превышал темпы роста производства товаров для населения, жилищного строительства и услуг. Разве Советский Союз не достиг при Брежневе паритета с Америкой в области стратегических вооружений? Да, эта цель была достигнута, но слишком большой ценой для нашей экономики и на слишком высоком уровне – далеко за пределами разумной достаточности. К тому же гонка вооружений продолжалась, истощая страну.

Советский Союз оправился от ужасов сталинского террора. Однако в меньших масштабах незаконные репрессии против инакомыслящих проводились и при Брежневе, сохраняя в обществе атмосферу «умеренного» страха, поддерживаемую к тому же постоянными попытками реабилитации Сталина. Правда, важно отметить и тот факт, что только с 60-х годов в нашей стране стали вообще возможными возникновение диссидентства и его неравная борьба со всесильным государственным аппаратом.

В стране не было не только торжества законности, но и элементарного порядка. Везде усиливалась бесхозяйственность, безответственность и атмосфера вседозволенности. Все более открыто и нагло заявляла о себе разлагавшая общество коррупция, а злоупотребления властью и хищения в крупных и мелких масштабах становились нормой жизни. Во всех сферах общественной и государственной деятельности – от партийного руководства в центре и на местах до редакций литературных журналов и руководства творческими союзами – насаждалась атмосфера групповщины, круговой поруки, непотизма и мафиозности.

Нежелание и неумение хорошо работать, политическая пассивность и апатия, нравственная деградация десятков миллионов людей, повсеместное господство посредственности, разрыв слова и дела и поощрение всеобщей лжи – все это искалечило сознание целого поколения, которое мы называем порой не без основания «потерянным поколением». С этой точки зрения общие последствия брежневщины оказались не менее тяжелыми, чем сталинщины. Страна и общество зашли в тупик, и мириться с этим более было нельзя.

История повторяется дважды, говорил Гегель: один раз как трагедия, другой раз как фарс. Маркс любил повторять эти слова. Сталинщина была трагедией. Брежневщина была, конечно, фарсом, но с примесью трагедии. Критика брежневщины звучит сегодня очень резко, но она касается всей эпохи застоя, а не отдельных и наиболее видных ее представителей и создателей: не сказана еще даже малая часть правды о злоупотреблениях не только Брежнева, но даже Рашидова, Гришина, Романова, Кунаева, Черненко и других. Д. Гранин так отмечает характерные черты поздней брежневщины: «Истовая работа спецов, подхалимов всех рангов ограждала от жизни народной, приносила плоды прежде всего им самим. Угодничество настаивало: великая страна должна иметь великого вождя. И стали изготавливать великого. Дутые заслуги соответствовали дутым сводкам, цифрам. Это усваивали по ступенькам, этаж за этажом. Благие намерения, с каких все началось в 1965–1966 годах, постепенно сменялись бесконечными речами. Механизмы печального этого процесса стоило бы подробнее разобрать историкам»[5].

Историки работают долго, и я думаю, что политики их опередят. Режим Брежнева пугал всех своей иррациональностью: трудно доверять политической группе, которая управляет великой страной по принципу «после нас хоть потоп». Физическая смерть Брежнева проходила долго и мучительно на глазах всего мира. Теперь пришло время его политической смерти. Но это не повод для того, чтобы молчать о Брежневе. Чтобы окончательно покончить с его наследием, недостаточно только снять вывески с его именем с улиц городов, площадей и районов. Поэтому я только могу присоединиться к призыву простого рабочего Н. К. Козырева: «Нужно открыть форточку не только в страшные 30-е, но и в удушливые 70-е годы»[6].

Можно понять тех западных наблюдателей, журналистов и ученых, которые интересуются в первую очередь М. С. Горбачевым, а также той новой группой советских руководителей, которые занимают ныне места на капитанском мостике корабля под названием «СССР». Начался новый период в истории нашей страны, и уже сейчас ясно, что он будет гораздо интереснее и важнее периода Брежнева. Но тень Брежнева будет еще долго стоять над новыми лидерами, а наследие брежневизма – еще долго оказывать влияние на события ближайших лет и даже десятилетий. Поэтому сколь бы серой и посредственной не представлялась нам личность Брежнева, его жизненный путь и его эпоха требуют внимательного анализа. Исходя из этого, я считаю нелишним попытаться нарисовать политический портрет Л. И. Брежнева, а также дать краткий анализ основных событий его эпохи.

В 1936 году, когда прослуживший около года в армии молодой инженер Брежнев был назначен директором Днепродзержинского металлургического техникума, он, вероятно, еще не думал ни о больших постах, ни о политической карьере вообще. Ведь даже по тем временам это была очень скромная должность для 30-летнего инженера-коммуниста, который не отличался, впрочем, не только особыми дарованиями и знаниями, но и большим честолюбием.

Л. И. Брежнев родился в городе Каменское (с 1936 г. Днепродзержинск) на Украине. Это был сравнительно небольшой промышленный город западнее Екатеринослава (Днепропетровск). Тогда в Каменском проживало около 25 тысяч человек, и почти все они так или иначе были связаны с крупным металлургическим заводом, построенным еще в конце 80-х годов прошлого века Южно-Русским днепровским металлургическим обществом. В те годы это был не только первый, но долгое время и самый большой металлургический завод на Украине. Дед Л. И. Брежнева – Яков Брежнев – металлист и сталелитейщик из-под Курска, приехал в Каменское вместе с семьей вскоре после того, как здесь была задута первая домна. Он стал работать в прокатном цехе. Как только подрос сын Илья, отец взял его работать вместе с собой. Через несколько лет Илья Яковлевич женился на одной из местных 18-летних красавиц – Наталье, а 19 декабря 1906 года в их бедном глинобитном доме в неблагоустроенном пролетарском квартале родился первенец – Леонид. Вскоре родился второй сын – Яков, а потом и дочь Вера.