Впрочем, островов в Южном Штормовитом океане попадалось довольно много, но все они, увы, оказывались обитаемыми: и острова Япти-Тапти, и Трапапа, и Мармеландия, и архипелаг Большие Баклуши, и остров Святого Бармалея.
У дикарей-бармалейцев удалось узнать, что дальше в океане ничего нет до самой «Великой стены», по которой «божественная огненная черепаха Солнце» вползает на небо.
Пришлось экспедиции продолжать поиски наобум. А горючего в трюмах оставалось все меньше, и неизвестно, куда бы занесла судьба путешественников, если б не одно событие, круто изменившее курс «Сказочного». Рано утром с мачты донесся крик Солдатикова: «Прямо по курсу — корабль!»
Тотчас все бинокли и подзорные трубы нацелились на маленькую точку. Точка быстро росла и вскоре оказалась старым парусником.
— Похоже на бриг,— сказал капитан Неваляшкин и велел просигналить неизвестному судну: «Кто такие? Почему нет флага?»
Вместо ответа от борта брига отделился белый клубок и — бу-бум! — над водой покатился пушечный выстрел. Тотчас на мачте развернулся черный флаг с белым черепом.
— К оружию! — отчаянно закричал капитан Неваляшкин.— Всем покинуть палубу! Солдатиков, занимай оборону!
Пиратский корабль приближался, но его экипаж, ко всеобщему удивлению, никаких враждебных действий предпринимать вроде бы не собирался. Наоборот, пираты (все, как один, с черными повязками на левом глазу) толпились у борта, размахивали рваными шляпами и скалили зубы. А когда бриг оказался совсем близко, до путешественников донеслась лихая, с присвистом и гиканьем, песня:
Мы вполне
кошмарные ребята,
В мире — йо-хо-хо! — таких не сыщешь рож!
До того не бриты и лохматы,
Глянешь в зеркало — самих бросает в дрожь.
Мастера
ножа и пистолета,
Пьем мы — йо-хо-хо! — с утра ямайский ром!
Но должны сказать вам по секрету,
Нам бы булочку
и кофе с молоком! Мы пропахли
порохом и кровью.
Год уж — йо-хо-хо! — не мылся в бане экипаж,
И к тому же вредно для здоровья
Ежедневно брать суда на абордаж.
Пираты оказались довольно симпатичными: они сбежали тайком из мультфильмов, телепередач, книжек и теперь искали такое местечко, где бы им никто не мешал выращивать капусту и персики.
А еще морские бродяги сообщили, что недавно видели далекий островок, весьма похожий на горбушку, вот только насчет пальм они ничего определенного сказать не могли — не разглядели.
Услыхав об этом, капитан Неваляшкин так перегнулся через борт, что едва не свалился.
— Как туда добраться? — прохрипел он в рупор. Пираты принялись наперебой объяснять, что это очень просто, что надо сперва плыть все прямо и прямо, потом свернуть налево, потом еще раз налево, затем направо, а там сразу за углом как раз и будет остров.
Одноглазый капитан сказал, что счел бы за честь проводить «Сказочный», если б не неотложные дела.
— Нам надо мыться, лечиться и учиться,— объяснил он.— В каждом из нас столько дыр, что неизвестно, в чем дух держится. К тому же мои головорезы совершенно неграмотны, а порою так хочется почитать про Красную Шапочку!..— мечтательно вздохнул старый головорез.— И еще — про Мойдодыра!
Угостив «джентльменов удачи» ирисками и переправив на бриг корзину с банками сгущенного молока, капитан Неваляшкин приказал рулевому взять курс, указанный пиратами.
Надо сказать, что до этого дня погода благоприятствовала мореплавателям, но, когда до цели осталось совсем немного, на небе появилась зловещая черная туча. Вскоре солнце скрылось, море потемнело, свистнул ветер, и вот уже первые валы с разбега грянули в борт косматыми лбами.
Шторм крепчал с каждой минутой. Вскоре экипаж так укачало, что все свободные от вахты слегли, а вахтенные еле держались на ногах. Не подверженными морской болезни оказались лишь Неваляшкин да Солдатиков. Оба они, каждый по-своему, были очень стойкими. Так вдвоем, сменяя друг друга у штурвала, Солдатиков и Неваляшкин и вели корабль.
«Сказочный» то задирал нос к небу, одолевая водяную гору, то нырял вниз, и тогда волны перекатывали через палубу. В голубоватом луче прожектора кипела беснующаяся стихия, и уже нельзя было разобрать, где небо, где вода.
Капитан Неваляшкин стоял, широко расставив ноги, и изо всех сил стискивал рукоятки штурвала. Качало так, что Солдатиков вынужден был привязаться к железной стойке.
— Ну и погодка, туда-сюда!..— сквозь зубы ругался Иван Иваныч.— Слышь, служивый, ты бы взял гитару, а то вон как ее бьет об стенку.
Привязанный Солдатиков снял со стены гитару и, пользуясь тем, что обе руки его были свободны, машинально взял аккорд, затем другой. Потом даже попробовал запеть для поднятия духа, чтобы не так было страшно, только ничего подходящего не вспомнил. Пришлось придумывать.
Иван Иваныч сочинять стихов не умел, да он и не читал их со школьных времен, зато память у него была отменная.
Капитан помнил наизусть все, что учил когда-то, и мог кстати привести цитату по любому случаю. Так и получилось, что Солдатиков запевал, а Неваляшкин подхватывал. Перекрикивая рев бури, Солдатиков начал:
Ветер снасти рвет на части,
Через палубу волна!
Не хватало нам напасти...
«Мутно небо, ночь мутна»,—
закончил Неваляшкин.
Не заправились горючим,
Скоро все сожжем до дна...—
тоскливо вывел Солдатиков.
«Мчатся тучи, вьются тучи,
Невидимкою луна»...—
басом подхватил капитан.
Ударив по струнам, Солдатиков начал новый куплет:
С этой песней удалою
Шторм не страшен нам, хотя...
«То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя»,—
заключил Иван Иваныч.
Шторм бушевал всю ночь, а наутро, когда сквозь рваные тучи проглянуло солнце, во всех каютах вдруг щелкнуло молчавшее до этой поры судовое радио, и все репродукторы отчаянно завопили голосом Солдатикова: «Земля-а! Вижу землю!! Прямо по курсу — остров, как горбушка, пальмы на макушке!!!»
...Тут мы оставим отважных путешественников и перенесемся немного вперед и одновременно назад; вперед — в смысле расстояния, а назад — по времени.
...Владик сидел на своем островке и размышлял, стоит ли начинать очередное «спасательное письмо» или отложить его на утро. И вдруг он заметил, что в природе происходит что-то странное: на небе, неизменно синем, безоблачном, появилось облако. Солнце скрылось. Тотчас налетевший вихрь согнул в дугу пальмы и затрещал твердыми листьями, а вскоре на прибрежные скалы, взметая брызги, с тяжким гулом обрушились волны. Владик смотрел и удивлялся: ведь за всю его жизнь на острове Буяне это был первый шторм и вообще — первое происшествие.
— Чудно, — сказал себе Владик (он давно привык разговаривать сам с собой), — чудно, все дни были как две капли воды, и вдруг — шторм. К чему бы? — И тут сердце его защемило от какого-то тревожного и сладкого чувства. «Уж не время ли... — подумал Владик, боясь спугнуть зыбкую, как сон, надежду.— Уж не возвращается ли мое время?»
Море не собиралось успокаиваться — оно грохотало и ворочало камни под обрывом. Откуда-то прилетела чайка, тоже первая.
Владик вскочил и побежал на вершину горы. Ветер тут едва не валил с ног. Согнувшись в три погибели, Владик ухватился за камень, выглянул из-за него и увидел... корабль!
