От зари до поздней ночи, в борьбе с суровой природой крестьянин добывал хлеб и сам жил в нищете… Туманян показал, как самый тяжелый, изнурительный труд не мог вывести крестьянина из безысходной бедности. Судьба крестьянина всегда волновала Туманяна, и каждый раз, когда ему приходилось видеть страшные картины нищеты деревни, его сердце сжималось от боли. Осенью 1895 года, в письме к другу, он делился своими впечатлениями от вечера, проведенного в крестьянской семье. Сидел он в небольшой комнатушке, через полуоткрытую дверь слышал разговор и видел, как хозяйка суетилась и готовила яичницу для почетного гостя. «Голодные, оборванные дети возились у огня, — рассказывал Туманян, — мать едва удерживала их то проклятиями, то побоями… Мимо меня прошла старшая дочь хозяина, пряча под своими лохмотьями два лаваша[14]. Снова поднялся шум. Дети пытались отнять у сестры хлеб. Наконец, принесли яичницу и лаваши, края которых были исцарапаны голодными ребятишками…» Мог ли Туманян дотронуться до еды после того, что он видел? Он отказался, и яичница с пшеничным хлебом досталась голодным детям, которые с шумом и криками, отнимая куски друг у друга, в один миг уничтожили еду…
Туманян был свидетелем процесса обнищания трудовых крестьянских масс. В конце 1880-х и в особенности в начале 90-х годов все более и более ухудшалось экономическое положение армянского крестьянства. Ростовщики и кулаки, помещики — крупные землевладельцы и защищающие их господство царские чиновники во главе с духовенством — все вместе эксплоатировали и истязали деревенского труженика.
Наблюдения этих лет, размышления поэта о «крестьянской доле» нашли яркое выражение в незавершенной поэме «Стенания», сохранившиеся отрывки которой относятся к 1890 году. Она написана в форме задушевной беседы между юным гостем и стариком, который начинает свой рассказ жалобами на горькую участь земледельца: «Мы бедные люди, — говорит он, — в ущельях и горах проходят наши черные дни. Так много мы трудимся, столько проливаем пота — и все те же нищие и голодные». На просьбу юноши рассказать о жизни деревни, о «болях и горестях» крестьян старик отвечает:
Не умерли, видишь, живем, дружище,
Завидую всем умирающим я.
Что жизнь наша? Хлеба кусок зачерствелый.
Зависит от неба у каждого жизнь.
. . . . . . . . . . . . . . .
Вот я, например. В этих мрачных ущельях,
Четырежды-двадцать — мои, вот года,
Я радости в жизни не видел доселе,
Достатка не видел еще никогда…
(Пер. Б. Серебряков)
Автор раскрывает классовое лицо армянской деревни. С одной стороны тавады — помещики, владевшие лучшей и большей частью земли, которые сами не пашут, не сеют, но которые являются хозяевами жизни и держат в кабале «весь крестьянский народ», с другой — обездоленные и нищие сельские труженики. Устами старика Туманян бичует защищающий «богатеев» строй. Труженик не знает, «куда бы податься», где искать опоры? Кому жаловаться? Идти к сельским властям — бесполезный труд. Тавады, кулаки, ростовщики, становые и старшины — они все заодно. Старик говорит:
Подать старшине, что ли, жалобу? Что ты!
Врага наживу в нем — и только всего:
След вора приводит к его, ведь, воротам…
Попробуй-ка правду найти у него!..
В поэме Туманяна не только правдиво изображен царивший в деревне социально-экономический гнет, но и ярко показан стихийный протест армянского крестьянства. В сочувственных тонах автор рисует образ бунтаря, пастуха Чаги, не пожелавшего покориться воле «богатеев». Он с высоко поднятой головой гордо стоял на сельской площади:
«Вот суд, вот тавад, вот, смотрите, и я.
Пусть выйдет! А ну-ка? Посмотрим, что станет!»
Чати, разумеется, через суд и законы не мог добиться наказания тавада, но смелость пастуха пробуждала в крестьянстве дух непокорности, сознание необходимости борьбы за свои права. Вслед за рассказом о мужественном поведении Чати следуют многозначительные слова старика.
Вчера на столбе том, — был вечер, — висели
Три чьих-то винтовки, — я сам проследил…
Как много народу из дому исчезли…
В этих строках автор ясно говорит о тех, кто не смирился с насилием и произволом, кто не покорился злой воле кулаков и «царскому закону». Покинув свой дом, с оружием в руках скрылись они в далеких горах. Стали они «качахами» — народными мстителями.
Симпатия рассказчика, в словах которого звучит гнев и ярость, на стороне бунтарей и, несмотря на свои годы, так много горечи накопилось в сердце, что и он, восьмидесятилетний старик, готов взяться за оружие:
Эх, друг! Не расспрашивай. Больше нет мочи.
Не то мне придется разбойником стать…
«Стенания» Туманяна Павло Тычина справедливо сравнивает с гневными песнями Шевченки и Некрасова. В них «не просто стоны, а энергичные протесты».
В 90-е годы Туманян пишет цикл рассказов из крестьянской жизни. В рассказе «Честь бедняка», привлекшем внимание Степана Шаумяна и переведенном им на русский язык, затрагиваются острые социальные проблемы. В этом небольшом рассказе автор показал униженное положение труженика, лишенного элементарных человеческих прав. В нем рассказывается, как в условиях старой деревни ничего не стоило «власть имущим» обидеть и оскорбить бедного человека. Бездельник и веселый гуляка Сандро растоптал честь бедняка Симона. И старшина, и суд, и законы на стороне обидчика. Симон не в силах защищать свою поруганную честь. Гнетущее впечатление оставляет образ несчастной девочки, маленькой Маруш, которой пришлось быть свидетельницей событий страшной ночи, поругания матери. В сельском суде, она, прижавшись к отцу, рыдала, как бы смутно сознавая весь ужас случившегося. Автор показывает звериные нравы и циничность богачей, с точки зрения которых на деньги все можно купить, а бедняк для них не человек и обидеть, оскорбить, опозорить его ничего не стоит.
Туманяну были знакомы царящие в деревне нищета и горе. Любовь поэта к простым людям из народа, его боль за судьбу крестьянских детей с особой силой отразилась в рассказе «Гикор» (1894 г.). Начинается этот рассказ так:
«В избе крестьянина Амбо шла перебранка. Амбо хотел отвести своего двенадцатилетнего Гикора в город, пристроить к делу, чтобы он вышел в люди, зарабатывал. Жена не соглашалась.
— Не хочу, не уводи мое милое дитя в этот проклятый город, не хочу я, — плакала она.
Но Амбо не послушался.
Было тихое спокойное утро, — утро, полное грусти. Родные и соседи пришли проводить Гикора до околицы села, расцеловали его в обе щеки и пожелали счастливого пути.
Сестренка Зани плакала, а маленький Гало, вырываясь из рук матери, кричал:
— Гикол, ты куда это идесь, эй, Гикол?
Гикор все оглядывался назад. Он видел, что на краю села еще стоят мать и сестренка, и мать передником утирает глаза. Он бежал рядом с отцом, иногда забегал вперед, оглядывался. Село вскоре скрылось за холмом…»
Отец привез сына в город и упросил базаза [15] Артема взять его слугой к себе в дом. Купец поставил свои жестокие условия: «Первые пять лет я ничего платить не буду. Коль хочешь знать правду, так ты должен мне платить за то, что сын твой научится чему-нибудь. Ведь он совсем ничего не знает». Базаз Артем в совершенстве изучил психологию бедного человека, который готов на любые уступки, лишь бы сын его «вышел в люди». В результате бессовестной сделки купец получил дарового работника и был, конечно, рад, что ему так легко удалось обмануть простодушного Амбо.