Наташа проводила его растерянным взглядом, сама не веря, что все так получилось. Оставшиеся три самолета, израсходовав боекомплект, повернули на юг. Но прежде чем это произошло, они проводили наш самолет до самой посадки и прошли на бреющем вдоль капониров.

Ломовцев и Изотов, сидя в эмке, которая неслась полным ходом к посадочной полосе, с волнением вглядывались в небо, где с большим креном, скользя на крыло, заходил на посадку изуродованный «ил».

— Крепко досталось Георгию, а дело сделал. Молодчина! — не скрывая гордости, сказал комиссар.

Комполка перевел сердитый взгляд в сторону уходящих «мессеров», зло сплюнул.

— Теперь жди, принесут «юнкерсов» на хвосте! — обернулся к комиссару: — Ты, Владимир Иванович, сразу же, как вернемся в штаб, бей тревогу истребителям Калинина. Пусть прикроют вылет полка. Я встречу Витрука. Только что звонил, скоро будет. Говорит, если разведку провалим — сам полетит. — И помолчав, с обидой добавил: — А тебя, говорит, Ломовцев, стрелком посажу. Уж отвечать перед «хозяином», так вместе!

— Обойдется, — отозвался Изотов, не отрывая взгляда от самолета, который уже вышел из планирования и несся не в метре, а выше обычного над полосой. — Звонил в оперативный отдел из штаба дивизии, «Вега» передала точные координаты и данные группировки. Так что Жора наш сработал чисто.

— Ну, теперь мы на коне! — успокоился Ломовцев. — Жаль, лететь нельзя, — комполка кивнул на забинтованную руку. — Так что, комиссар, веди полк…

Вдруг оба замолчали, наблюдая, как Ил-2 грубо коснулся колесами земли, «скозлил» и, развернувшись боком, пошел по подмокшей от дождей полосе юзом.

— Видать, крепко Дворникова немцы потрепали, — покачал головой комиссар.

— Ничего, он им тоже веселую жизнь устроил, — озорно подмигнул батя.

Шофер подъехал к застывшему в конце полосы «илу». Дворников устало выбрался на крыло. Заметив Ломовцева и Изотова, спрыгнул на землю и, подойдя к командиру полка, доложил:

— Товарищ подполковник, задание выполнено. Данные Алимкина подтвердились. Район сосредоточения обследован и нанесен на планшет. Был атакован истребителями. Сбито три «мессершмитта».

— Хорошо, — широко улыбнулся Ломовцев и обнял Георгия. — Садись-ка с нами, махнем в штаб. Вот-вот должен прибыть комдив. Доложишь ему по всей форме…

И вдруг, словно опомнившись, удивленно переспросил:

— Постой, как это — три «мессера»? Не многовато ли?

— Нет, в самый раз, — устало улыбнулся Георгий. — Два — я и один — Беликова.

Ломовцев и Изотов обернулись к самолету. Наташа стояла на крыле, подставив разгоряченное лицо ветру. Внизу ее терпеливо ожидали оружейник Котов, механик Данилыч и моторист Цыбуленко.

Изотов обернулся к Дворникову.

— Вот ведь дело какое, любят ее, как сестру родную.

— Уважают, — деловито поддержал его комполка, — славная девчина. К ордену ее представить и в звании надо бы повысить. Так ведь, Владимир Иванович? Да и Дворников в старших сержантах засиделся… Ну ладно, сынки, в путь! С доброй вестью едем!

Эмка скрылась за курганом. Ребята помогли Наташе сойти с крыла, наперебой стали расспрашивать, что да как.

Беднов тут же цыкнул на них.

— Ну чего пристали? Не видите, устал человек. Марш за тягачом, живо! Понимать должны — самолет на полосе!

Ребята нехотя отправились в БАО — батальон аэродромного обслуживания.

— Ты отдохни, Наташенька, — ласково сказал Данилыч, — а я тут пока по делу кое-что…

Наташа повалилась в горьковато-пряную траву, подложив под голову парашют, и, не мигая, стала глядеть в высокое сизое небо. По усталому телу разлилась такая истома, что, казалось, вовек не подняться. Стучало в висках. Где-то рядом в траве отчаянно стрекотал кузнечик. Наташа, прикрыв глаза, счастливо улыбнулась: жизнь…

Данилыч обошел самолет, осторожно, словно боясь причинить боль, ощупывал заскорузлыми пальцами рваные раны на фюзеляже и стабилизаторе. С удивлением и даже опаской покосился на срезанный киль, вдребезги разбитое левое крыло. Вздохнул и сказал, как говорят другу в беде:

— Вот и отлетался ты, «илюха», но свое дело сделал. Не горюй, брат. Война…

Он не заметил, как скупая слеза скатилась по щеке, упав на комбинезон, где, казалось, от масла и пота ей уже не было места.

— Наташа, — обратился Данилыч к Беликовой, — как же вы изловчились дотянуть, уж тут и летать вроде бы нечему?

— А талисман помнишь? Наш алый талисман? Вот он, Данилыч, и помог.

Беликова вытащила из нагрудного кармана алую пластинку со звездочкой, прислонила ее к щеке.

— Да ну? — удивленно протянул Беднов.

— Еще как! — серьезно заверила Наташа. — Да ты сам прикинь, Данилыч: если, скажем, вера в бога — это религия. А вера в победу? Совсем другое дело!

— Вроде так, — согласился Беднов. И вдруг, вспомнив о чем-то чрезвычайно важном, сокрушенно развел руками: — Да что ж это я молчу, старый черт! Тут такое дело — Алимкин-то вернулся. Сегодня утром и пришел.

— Ой, правда? Данилыч, родной! Наташа крепко обняла Беднова.

— Правда, дочка, такими вещами не шутят. Письмо от твоего отца я просил — не дал. Сам, говорит, передам.

По дороге в штаб Дворников в подробностях рассказал о том, как проходил полет, как внезапно на их штурмовик обрушился шквальный огонь зениток, а затем атаковали шесть «мессершмиттов».

— Смотри-ка, Владимир Иванович, — обернулся к комиссару Ломовцев, — совпадение какое: ведь и Алимкина атаковала тоже шестерка, и в том же самом районе.

— Товарищ подполковник, — насторожился Георгий, — а откуда вы знаете, что Алимкина атаковала шестерка?

Ломовцев заговорщически переглянулся с Изотовым, махнул рукой:

— Эх, проговорился! Хотел тебе, Дворников, сюрприз сделать.

— Алимкин вернулся?! — радостно спросил Георгий. — Так что ж вы молчите! Вот это да! Вот это новость!

Войдя в штаб, Дворников сразу увидел Ивана. Худой и бледный, в новой, еще не прилегшей к плечам гимнастерке, он стоял в кругу офицеров штаба, рассказывая, должно быть, о своих злоключениях. Заметив Георгия, Алимкин шагнул ему навстречу. Они обнялись, похлопывая друг друга по лопаткам. Георгий, не выпуская из рук плечи друга, отодвинулся в сторону, с радостной улыбкой на лице разглядывая Ивана, словно видел впервые.

— Ну как ты?

— Я-то ничего, Жора. Жаль, Алешку угробили, гады… Посмотрел бы ты, как они там, за линией фронта, над нашим народом издеваются в оккупации… Да, а Наташа? Как она?

— Жива Наташка, — улыбнулся Георгий. — Молодчина она. Сегодня от шестерки «худых» отбились. Три завалили. Один даже ас, с бубновым тузом на борту.

— Бубновый туз?!

Георгий не успел ответить. Раздалась команда «Смирно». Все повернулись к входной двери. Мимо, козырнув на ходу, прошли комдив полковник Витрук с переводчиком, старшим лейтенантом Игониным. Они прошли в оперативный отдел, а через пять минут оттуда вышел майор Горнушкин и пригласил Алимкина и Дворникова.

За столом над картой склонились Витрук, Ломовцев и Изотов. Подойдя ближе к комдиву, Георгий заметил рядом с развернутой немецкой картой парабеллум без обоймы, летный планшет, стопку фотографий и документов.

Поняв в чем дело, Дворников бросил взгляд в дальний угол комнаты и увидел немца.

Пленный летчик сидел на стуле, смиренно положив бледные руки в синих прожилках на колени. Был он в сером мундире с тремя крестами и медалью на груди. Встретившись взглядом с Георгием и также узнав его, фашист угодливо улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы, но в водянисто-голубых глазах его застыло выражение холодной настороженности.

«А уж не молод, шакал», — с неприязнью подумал Георгий, отметив глубокие складки у рта, седые короткие волосы на прямой пробор.

Заметив вошедших летчиков, Витрук взял из рук Дворникова его планшет, где на карте красным карандашом отмечен район сосредоточения танков, сравнил отметки на немецкой карте и, глянув на офицеров, спросил: