С левой торцевой части здания плавно проехала гигантская лопасть и скрылась с противоположной стороны.

— Пропеллер? — спросила я вслух.

— Где? — не понял Редька.

— Тут какая-то лопасть проехалась слева направо.

Раздался приглушенный смех.

— А ты, когда подлетала не рассмотрела, что это? — осведомился Редька.

— Я на море засмотрелась…

— Ну и глупо! Ладно, будешь обратно улетать — посмотри. Очень советую.

— Посмотрю. Куда мне теперь?

— Прямо. Там люк и лестница вниз.

— Вижу!

— Отлично.

Редька немного помолчал и неуверенно позвал:

— Элька!

— Ау, — бодро откликнулась я, ступая на первую ступеньку лестницы, ведущей вниз.

— Задержись…

Я замерла на месте.

— Я дальше не пойду.

— Как?!

— Так! Чего затрепыхалась? Никто там тебя не съест.

— Я боюсь одна…

— Эль, не могу я дальше, — ответил Редька. — Дальше попадает только тот, кто просканирован.

— Просканируйся!

— Шлем только один.

— Крохобор!

— Ага, крохобор, десять тысяч баксов за установку… Ладно, давай короче, а то столько памяти даром пропадает… Внутри тебя будет сопровождать помощник.

— Какой помощник? — спросила я слезливо.

— Разберешься. Стругацких читала?

— Читала…

— Тогда разберешься. Ничего плохого с тобой случиться не может. Это просто рисунок. Понимаешь?

— Ага…

— Не трусь, тебе говорят! Если будут стрелять — не прячься, никто в тебя не попадет.

— Как это «стрелять?»!

— Ну, знаешь, у некоторых авторов-мужчин фантазия приземленная…

— Как это «стрелять?»!!

— Будут взрывы — не пугайся.

— Господи! Взрывы!!

— Ну, знаешь, у некоторых авторов-женщин фантазия буйная.

— Взрывы!!!

— Все будет хорошо! — железным голосом отрубил Редька.

— Не пойду!

— Все, топай. И так уйму памяти потратили.

— Я боюсь!

Тишина.

— Редька!

Молчание.

— Обманщики проклятые, — выругалась я в надежде, что меня слышат. Но ответа снова не получила.

Я наклонилась и опасливо вгляделась в темноту, скрывающую последнюю ступеньку лестницы.

Идти, не идти?

Честно говоря, я не знала, как поступить дальше. Можно, конечно, снять с себя шлем, который я сейчас на голове не ощущала, но твердо знала, что он там есть.

Обалдеть! Все смешалось в доме Облонских!

Виртуальный мир выглядел настоящим и осязаемым. Я чувствовала, как холодны поручни под моими ладонями, как пропитан запахом целлюлозы здешний воздух, слышала негромкий шум моря… Этот мир казался мне совершенно реальным.

И тем не менее, он не существовал.

Этот мир я ощущала, благодаря шлему, надетому на мою голову. Самого шлема я не чувствовала, но он был на голове.

Он был реальным…

Неразбериха какая-то.

Тут я ощутила такой короткий приступ головной боли, что поняла безо всяких слов: памяти потрачено столько, что пора меня пускать в расход!

И начала спускаться по узкой винтовой лестнице.

По мере спуска мои глаза привыкали к полутьме, царившей внутри здания. Ничего особенно угрожающего мне не слышалось и не виделось. Достигнув нижней ступеньки, я замерла, осмотрелась и прислушалась.

Передо мной простирался необъятный коридор с множеством одинаковых дверей. На дверях были налеплены какие-то таблички, но я не разбирала, что на них написано.

Взрывов я не услышала, стрельбы тоже.

Только плескалось в отдалении море и слышался ровный гул, природу которого я понять не могла.

Я сошла со ступеньки и сделала шаг вперед.

— Здравствуй!

— Ой!

Я вздрогнула и оглянулась. Позади стоял симпатичный мальчуган лет шести. Выглядел он здоровеньким, чистеньким, только слишком уж серьезным для своих лет.

— Я — твой проводник, — сказал мальчик мелодичным голосом.

— Ага!

Я вспомнила Стругацких и наставительно сказала:

— Взрослым нужно говорить «вы».

Мальчик немного помолчал. Неужели спутала цитату?

— Если ты думаешь, что я начну вещать про Эпоху Принудительной Вежливости, то ошибаешься, — сказал ребенок угрюмо. — У меня программа другая.

— Понятно, — ответила я, с интересом рассматривая своего малолетнего экскурсовода. — Но ты оттуда?

— Оттуда, оттуда, — немного раздраженно откликнулся мальчуган, и мне показалось, что в его голосе я уловила знакомые интонации.

— Тебя Редька делал?

— Что значит «делал?» — возмутился мальчик. — Работа по созданию виртуального персонажа требует помимо профессиональной…

— Стоп! — сказала я. — И так уйму памяти потратили!

Мальчик подумал и согласно кивнул.

— Ты хочешь посмотреть этот этаж или желаешь опуститься ниже?

Слово «опуститься» мне почему-то не понравилось.

— А что на нижнем этаже?

— Литература, — безмятежно ответил мальчик. И уточнил. — Этажом ниже.

— Это я поняла, — сказала я недовольно. Вздохнула и решила:

— Ладно, начнем с верхнего этажа.

Мы пошли вперед по длинному серому коридору. Дошли до двери, на которой ярко светилась и переливалась табличка со странным значком: «Э-О».

— Что это? — спросила я невольно.

— Владелец торговой марки, — ответил мальчуган, рассматривая свои ногти.

— Издатель, что ли?

— Можно сказать и так.

— А-а-а… Ясно.

— Входи, не бойся, — нетерпеливо поторопил меня спутник.

Я постучалась в дверь.

— Да не услышит тебя никто, — так же нетерпеливо сказал ребенок. И добавил немного тише:

— Каждому не наотвечаешься…

Я толкнула дверь от себя. Она оказалась не заперта.

Перед моими глазами предстала комната. Огромная, уютная, заставленная мягкими диванами и креслами, заваленная подушками и коробками шоколадных конфет.

Прямо по центру стоял большой овальный стол, накрытый к ужину.

Ничего угрожающего, на мой взгляд, в интерьере не было.

— Входи же, чего застыла, — сказал детский голос за моей спиной, и меня с недетской силой толкнули в спину.

Я влетела в уютную комнату.

Перед тем, как войти, я прочесала глазами все пространство и не заметила ни одного одушевленного персонажа. Честно говоря, именно это и насторожило меня больше всего. Но не успела я кубарем ввалиться в комнату, как откуда-то сбоку на меня обрушилась черная громадная туша.

— Ай! — вскрикнула я и загородилась руками.

Но тяжелый черный зверь преодолел мое сопротивление, опрокинул меня на спину и добросовестно вылизал мое лицо.

— Хватит!

Я оттолкнула пса. Я уже поняла, что собака настроена дружелюбно, но, честное слово, у нее из пасти шел такой запах, который не мог оправдать никакой хороший характер.

— Банди! — сердито вскрикнул приятный женский голос.

Пес радостно рыкнул и устремился от меня прочь. Краем глаза я успела заметить, что теперь он повалил на пол какую-то незнакомую мне женщину и привычно взялся за нее. Женщина отбрыкивалась и негодующе вскрикивала, но пес вилял черным хвостом и продолжал свое черное дело. Сил у женщины было явно не больше, чем у меня.

Тут мои мысли снова разлетелись в разные стороны, потому что с двух сторон меня атаковали другие тушки. Собачки были поменьше ростом, но так же назойливы, как их старший брат.

И пахло у них из пасти отнюдь не зубной пастой «Колгейт», а тем, чем пахнет из пасти у любой собаки, — помойкой.

Псы старательно и гостеприимно вылизывали мое лицо, а я медленно приходила в себя. Наконец оправилась от шока окончательно и отпихнула от себя назойливых ухажеров.

— На место! — прикрикнула я строго.

Псы радостно затявкали и запрыгали вокруг меня. Они явно не понимали, что означает это слово.

После избалованных детей больше всего я не терплю избалованных собак. Согласитесь, люди и собаки — существа не одной породы. И жизненное пространство у них должно разграничиваться.

Хорошо воспитанная собака должно твердо знать, что есть в квартире такие места, куда ей вход категорически заказан. Например, спальня.