Литмир - Электронная Библиотека
A
A

За гигантскими сугробами показались квадратные каменные башни, несущие на себе печать невообразимой древности. Их зубцы раскрошились, как гнилые зубы, их ворота истлели, их каменную кладку источили время и бури. Они слепыми глазницами бойниц смотрели на терзаемую ледяным ветром фигурку, которая шла к ним сквозь вьюгу, проваливаясь в снег. Над башнями полыхало северное сияние – призрачный занавес, разделяющий мир живых и царство мертвых. Древняя цитадель, построенная в начале времен самим богами, скрытая в недоступных горах, в вечном тумане, полном колдовства – Предопределение и последняя буря Финем Миллениум развеяли магический туман, и путь к воротам был свободен. И сквозь завывания бури Сигран вновь услышала топот коней, от которого задрожали даже древние башни цитадели.

Фигурка вошла в провал ворот, миновала бесформенные руины, торчащие из снега, а потом исчезла в черной дыре, открывшейся в заледенелых стенах. Душа Сигран последовала за ней – и оказалась в лабиринте узких коридоров и тоннелей, в которые уже сотни лет никто не входил, населенных древними шорохами, освещенных бледным свечением истлевших костей, разбросанных на земле. Двигаясь за одинокой фигуркой, Сигран оказалась в последнем зале, у полуразрушенной стены с проступившими на ней невидимыми письменами, доступными лишь духовному зрению посвященных. Теперь она смогла прочесть последние строки из пророчества Арагзана:

«В час, когда вернутся ушедшие и займут дома ваши и города ваши, вспомните слова Мои. Трое придут к трем, те, в чьих жилах течет королевская кровь, кто погиб и был пробужден ото сна. Их поступь ужаснет вас, их сила наполнит вас страхом. Ибо они Всадники, и не будет от них спасения. Вижу – грядет муж, могущественный и исполненный праведного гнева, оживляющий и прогоняющий смерть от лица моего. Но истинна ли сила его, от Господа ли она? Или же вновь примете белое за черное, а черное за белое, прах горький за хлеб, а воду за кровь? Лишь молитва откроет ваши глаза, потому молитесь о Спасителе дни и ночи ваши. И если дойдет мольба ваша до Господа, исполнит Он Слово свое, и увидите вы истинного Спасителя, не царя в силах, и не мага в знании, и не купца в золоте. Правда его победит ложь, а любовь его победит смерть. Услышит весь мир в вое смертной бури пение, полное скорби и любви, и узнает, что трижды отступила смерть, посрамленная в зените силы своей, и навеки для вас пришло время жизни. И душа моя в покое моем возрадуется, и подивлюсь я непостижимости воли Создателя, решающего судьбы мира сего. Наступит время тишины, и боль уйдет, и Всадники исчезнут в ночи, дабы не вернуться никогда, и не будет более ужаса в глазах ваших, ибо вопреки ожиданиям увидите свет утра, который не чаяли увидеть. И возблагодарю я Господа за милость Его и скажу: «Возблагодарите Его и вы, маловеры, цари сильные и гордые, мужи славы, ибо не вы, а малая душа избавила вас от смерти, выполнив Его волю!»

Сигран успела дочитать эти строки до конца, когда в чертог ворвались клубы снега, и бешеное ржание боевых коней оглушило ее. Она видела, как судорожно дернулась маленькая фигурка у подножия стены Пророчества, как упала на колени и закрыла руками голову. Черные тени упали на нее, а снег у ее ног закипел от крови. А потом глаза Тьмы увидели ее, и невидимый меч ударил в грудь Сигран.

Наставница с криком отшатнулась от чаши. Схватилась за грудь. Боль была невыносимой, у нее перехватило дыхание, глаза ослепила черная пелена. Падая в бездну, раскрывшуюся, чтобы принять ее, Сигран услышала голоса. Мужской и женский. Они звали ее, и Сигран узнала их.

- Мама, ты где? – спрашивал ее женский голос. - Где ты? Мама, мне плохо!

- Мама, а я знал, что ты все-таки придешь, - сказал мужской.

Падение во мрак завершилось ударом и беспамятством. Когда Сигран очнулась, она поняла, что лежит в своей лаборатории, на полу у алхимического стола. Она с трудом поднялась на ноги и увидела, что вода в миске замерзла, превратившись в темный неровный лед. Стол вокруг миски блестел от осевшего на него инея.

- Умерли! – прошептала Сигран, и глаза ее наполнились слезами. – Все умерли! Нет! Не хочу! Нет!

Она так и не увидела в своем видении, что же случилось со Спасителем. И не смогла разглядеть его лица.

Глава 2

Иган чувствовал нетерпение. Ему казалось, что слуги, помогавшие ему облачиться в парадные одежды, делают все невыносимо медленно. Князь мог видеть в зеркале лица людей из своей свиты, стоявших за его спиной – Бог ты мой, что за каменные рожи! О чем они думают? О том, что их господин, который станет сегодня великим герцогом Кревелога, может отказаться от услуг некоторых из них?

- Ваша светлость, - шепнул ему камердинер Болак, - соблаговолите поднять волосы, чтобы я мог надеть на вас цепь!

Иган с усмешкой запустил руку в свои завитые кудри, но тут же перестал улыбаться: на шее виднелась царапина, покрытая подсохшей коркой. Как раз там, где проходит яремная вена. Князь ощутил неприятный холодок в животе. Цирюльник. Брил его сегодня утром и случайно порезал – случайно ли? Не решился нажать на бритву чуть сильнее?

- Болак, - сказал князь, - моего брадобрея взять под домашний арест. После церемонии я поговорю с ним.

- Слушаюсь, ваша светлость. – Болак гибкими нервными пальцами поправил массивную герцогскую цепь на груди Игана., отступил на шаг и с видом художника, наложившего последний мазок на картину, провозгласил. – Туалет его светлости окончен!

Иган оглядел себя в зеркале. Так и должен выглядеть великий герцог – великолепно. Черный бархат, шитый серебром и украшенный алмазами (все-таки траур по несчастному погибшему братцу, ха-ха!) ему очень к лицу. Креповая повязка на рукаве камзола, конечно, немного не вписывается в ансамбль, но приличия надо соблюдать. Пусть выборщики видят, что принц Иган скорбит. Хотя – какое это теперь имеет значение?

Иган еще раз коснулся пальцами царапины на шее. Она отозвалась слабой болью. Цирюльник был неосторожен – или…?

Плевать, не стоит обращать внимания на такие мелочи, когда впереди один из лучших дней его жизни. День, в который его назовут великим герцогом. Отличное продолжение восхитительной ночи, проведенной в объятиях Сони…

Улыбнувшись, Иган развернулся на каблуках. Придворные немедленно склонились в низких поклонах.

- Идемте, господа, - самым милостивым тоном сказал принц. – Наши добрые подданные ждут нас.

Зал Совета, ярко освещенный утренним солнцем, был полон. Семьдесят пять выборщиков со всего Кревелога уже ждали его, рассевшись на лавках. А еще Серые братья во главе с Абдарко, клирики и шестьдесят человек депутатов от горожан, купцов и пахарей – по одному от каждого города и повета.

- Его высочество принц Иган, князь Свирский, граф Борович и Ренич! – провозгласил маршал совета и ударил посохом в пол.

Иган прошествовал к креслу в центре зала. Наступившая в зале гробовая тишина показалась ему хорошим знаком. И еще подумал князь, что не испытывает к этим людям ничего, кроме презрения. Выбрались из своих медвежьих углов, где спали в одном зале с курами и свиньями, трескали мерзкие соленые грибы и вонючую чесночную похлебку, да мылись от бани до бани, а теперь вот по дурацкому древнему праву приехали в Златоград герцога выбирать. Милостиво позволить ему, Игану, воссесть на трон, который и так ему принадлежит по справедливости. Еще вчера многие из них голосовали бы против него. Воистину, покойный Рорек в своих смазных сапогах и с вечной косматой бородой был бы костью от кости этого сброда. Но теперь Рорека больше нет, и этим мужланам придется смириться с тем, что новый герцог будет совсем непохож на них самих.

Ему навстречу двинулись сразу двое – седоволосый бородач в крытой атласом куньей шубе поверх дорогих доспехов и совсем еще молодой человек с черными усиками, стриженный под горшок, в кафтане из серебристой парчи. Иган знал обоих – старого Банаша, графа Крешинского, и юного Лаща из Поймы. Банаш был сторонником Игана, а вот Лащ был из тех, кто поддержал бы Рорека…

36
{"b":"244544","o":1}