— Именно. В этом и заключается мой план.
Мадам Гортензия прикрепила булавку, комиссар проверил застежку, Луиза во второй раз укрыла плечи опекунши шалью. Гортензия встала, прошлась по террасе, повторила манипуляции с кофе и опять села.
— Прошу снять шаль! — распорядился комиссар.
Гортензия сняла зеленую шаль — булавка была на месте.
— Чудес не бывает. Теперь Луиза подходит с черной шалью, мсье Фруассар вскакивает… Мсье Фруассар!
— Меня зовут Маккинсли, — возразил режиссер.
— Мистер Маккинсли, вы спотыкаетесь о кресло.
Торнтон с криком упал на кресло, выполнил ряд замысловатых движений руками и ногами и наконец пролетел так близко от Селестины, что та со страхом отшатнулась. Мадам Гортензия залилась смехом.
— Вы просто акробат.
— Плохо, — сказал комиссар. — По пути вы должны схватить конец зеленой шали, которую держит мадам Гортензия.
— Но поскольку булавка прикреплена к платью, а шаль снята, какое это все может иметь значение? — скептически спросил Дюмолен.
Лепер наморщил лоб.
— Все имеет значение, — холодно ответил он. — Повторите, пожалуйста, мистер Маккинсли! А вы, мсье Дюмолен, сразу вскочите и в тот момент, когда Фруассар коснется мадам Гортензии, набросьте шаль на плечи жене. Внимание: раз, два, три!
Создалась суматоха. Торнтон, пнул кресло, перегнулся через него, потянул за кончик шали. Изображая потерю равновесия, он полуобнял Луизу, а когда та оттолкнула его, перешел в горизонтальное положение и преодолев на четвереньках террасу, уселся у ног Селестины. В это время Дюмолен укрыл шалью Гортензию, которая задыхалась от смеха.
— А теперь, будьте добры, подойдите все к столу, — сказал Лепер. — Мадам Гортензия, прошу снять шаль.
Мадам Дюмолен выполнила приказ. На террасе воцарилась тишина. Булавки не было, на платье остался только след от заколки.
— Та-ак, — комиссар первым обрел дар речи. — Так. — Он вытер платочком вспотевший лоб и смерил Маккинсли тяжелым взглядом. — О-очень интересно!
— Где, черт побери, подевалась эта брошь? — голос Торнтона выражал неподдельное удивление. — Где она?
— Здесь, — сказал Дюмолен и протянул руку. — В моей ладони. Я вам продемонстрировал, как легко можно украсть даже хорошо прикрепленную драгоценность. Естественно, при условии, что в данный момент нас в этом не подозревают.
— Вы воспользовались моими гимнастическими упражнениями, — рассмеялся Маккинсли. — Я сосредоточил на себе всеобщее внимание, особенно внимание мадам Дюмолен.
— Вы правы. Человек не может одинаково реагировать на два одновременных события, на два действия. Действие более сильное, более громкое, хотя иногда и менее значительное, побеждает. И этот психологический закон легко использовать.
Луиза, смертельно побледнев, воскликнула:
— Это низость! Ты создаешь впечатление, что я украла брошь. Тогда, когда укрывала Гортензию зеленой шалью. Конечно… кто со мной считается! Я воспользовалась психологией! Вчера ночью меня спрашивали, как это я ни с того, ни с сего принесла шаль, хотя меня и не просили об этом. По вашему мнению, я не способна даже на самые простые рефлексы! Я способна только на преступление! Ну, признайтесь, вы меня считаете преступницей?
— Она сошла с ума, — Гортензия посмотрела на мужа.
— Луиза, успокойся, — строго сказал Дюмолен.
— Не успокоюсь! С меня достаточно. Вы противны мне. Ваши благодеяния поперек горла мне становятся. Ну, ты еще пожалеешь из-за своих штучек с этой брошью! — закричала она со злостью и бросила на Дюмолена яростный взгляд.
После этого взрыва она убежала с террасы и скрылась в густых зарослях.
— Что за нервный ребенок, — вздохнул комиссар Лепер. — Селестина, сбегай за подружкой и постарайся ее успокоить. Ох, эта наша молодежь, это военное поколение. Нездоровое влияние, американские фильмы… — он кивнул несколько раз. Потом опять обратился к хозяину дома: — Очень поучительный эксперимент, хотя в итоге имеем не лучший результат. В одном только мы убедились: два человека, бывшие вчера в этом доме, испарились. Событие фундаментальной важности. Не касаясь дела Жакоба Калле, не могу не считаться с фактом отсутствия Фруассара.
— Хорошенькая история, — пробормотал режиссер.
— Прошу помнить, мсье комиссар, что это наш гость, — сказала Гортензия. — А во-вторых, брошка могла остаться в зеленой шали. Эту шаль, как я уже говорила, после того, как все разошлись, принесла в мою спальню служанка Анни.
— Закончим наше локальное расследование этим последним фактом, — согласился комиссар.
Мадам Дюмолен позвонила, почти сразу на террасу вошла Анни Саватти. Сразу было видно, что она сориентировалась в ситуации, потому что ее привлекательное лицо покрыл румянец.
— Я вас слушаю, — сказала она, обращаясь не как обычно к мадам Дюмолен, а к комиссару.
— Мадам, вы вчера отнесли эту шаль в комнату хозяйки?
— Да.
— Вы по дороге не заходили, например, на кухню или не выходили во двор?
— Нет.
— Анни, дорогая, надо сказать мсье комиссару всю правду, — вмешалась Гортензия. — Это было воскресенье, выходного у тебя не было, может, к тебе кто приходил… В принципе я ничего плохого в этом не вижу.
— Ко мне никто не ходит, — прервала негодующе Анни. — Я уже говорила об этом.
— Какие все расстроенные. Только что пропадет, как люди теряют контроль над собой. Почему же полиция всегда сохраняет хладнокровие? — философски рассуждал комиссар Лепер. — Мадам Дюмолен спрашивает очень благожелательно, зачем же волноваться?
— Я уже не могу. С самого утра все мучают меня. Мадам, мсье комиссар, Агнесс! — взорвалась Анни. — В первый раз в жизни встречаюсь с такой несправедливостью! Я порядочная девушка. Я не переношу подозрений.
— Возьмите эту шаль, дитя мое, и отнесите на место, — попросил комиссар.
Анни резко схватила шаль. В двери, словно настигнутая какой-то мыслью, она остановилась и обернулась.
— Что еще? — спросил Лепер.
— Не знаю, имеет ли это какое-то значение, — сказала Анни дрожащим голосом, — но сегодня утром мсье Фруассар не позволил почистить его одежду.
— Как это было? — комиссар едва сдержался, чтобы не подпрыгнуть. — Ну-ка, расскажите.
— Как обычно. Я принесла завтрак и хотела взять вещи, чтобы почистить. Я всегда так делаю. И тогда мсье Фруассар… — тут служанка мимолетно взглянула на хозяев. — Мсье Фруассар сказал, что не может позволить, чтобы такая красивая женщина прислуживала ему.
Дюмолен рыкнул смехом.
— Это обходительный человек! Что вы видите в этом плохого, Анни? Мсье Фруассар известный обольститель женщин…
Анни хотела что-то ответить, но комиссар прекратил дискуссию:
— Благодарю вас, мадам, можете идти. Так. Я не думаю, что мы увидим мсье Фруассара очень скоро. Мистер Маккинсли, он поехал на вашей машине?
— Точно.
— Это наверняка дорогой автомобиль?
— Вы угадали. «Кадиллак» 1956 года.
Комиссар попросил сообщить номер. Потом он спрятал блокнот и взглянул на часы.
— Половина восьмого! Я и не думал, что уже так поздно. Бегу в полицию, я оставил сержанта Панье у телефона. Итак, начинаем новую кампанию! Если получу неожиданное известие, позвоню.
— Пожалуйста, — ответил Дюмолен. — Мы сегодня никуда не пойдем. Я сейчас сажусь писать и буду работать до поздней ночи.
Комиссар попробовал спуститься по каменистому склону, он сделал в этом направлении несколько решительных шагов, потом заколебался, махнул рукой и решительно взял направление на холл. В холле его сердечно приветствовал входящий с чемоданом в руках Эдвард Фруассар.
Комиссар оставил резиденцию семейства Дюмоленов окончательно выбитый из колеи. Вид Фруассара, который возвратился в От-Мюрей и беззаботно фланировал по холлу дома на холме, не покидал воображение Лепера, возбуждая все возрастающее раздражение.
«Ну и штучка, — думал комиссар, — бессовестный тип».
Дойдя до рынка, он почувствовал себя несколько бодрее. Здесь было средоточие жизни города, жизни беспечной и знакомой. Как человек по характеру спокойный и достаточно уверенный в себе, комиссар должен был быстро одолеть свое возбуждение. Несмотря на позднее время, он замедлил шаг: кто знает, вдруг дежуривший сержант Панье имеет для него новые неприятные известия? Зачем спешить? Он постоянно вытирал платочком влажный лоб: потел комиссар чрезмерно из-за солидной комплекции, а уж сегодня жара особенно давала себя знать. Вечер не принес ожидаемой прохлады, густой горячий воздух обещал дождь.
