Дракоша Жил на свете славненький Дракоша. Был он шибко тихий, милый и хороший. В ВУЗе дюже умным слыл, неслабым эрудитом. Вскоре стал ученым, прогрессивным, знаменитым. Встретилась ему прекрасная принцесса. Втрескался он так, что не находит себе места. Ходит наш Дракоша, словно пьяный бобик; Сделался задумчив, грустно морщит лобик; Пышет жаром и вздыхает от любви истомы. Прочие симптомы каждому знакомы. А принцесса-дива молвит так игриво: "Слишком ухажерчик страшный, не красивый". И ушла принцесса в солнечные дали. И погиб Дракоша. Сдох он от печали. А у басни этой есть мораль простая: Если ты Дракоша, убежит любая. Пчела
(басня из прошлого) Жужжит тревожная Пчела. Она меня весь день кусала. И в ночь не спит, хотя устала, Зудит и в брюшке прячет жало, И машет крылышками, тля. Она слюною брызжет зря И что есть сил меня ругает, Себя же – эльфой представляет, Возмущена, изнемогает, Нектаром дышит на меня. Она пищит, что я ленив, Что глуп, как трутень, молчалив, Нерасторопен, некрасив И почему-то не ревнив, И подозрительно спокоен. Возможно, я неладно скроен, Неповоротлив, не достоин Ее – принцессы! Нам обоим Нет счастья. Жаль, что я не воин; Я отвернулся и – заснул. А Пчёлка рухнула на стул В усталом тихом утомленье От безнадеги невезенья. Теперь – конец стихотворенью. Мораль я ловко развернул… Шахматы Короли, ферзи и пешки В бой идут. Но все насмешки, Что бессмысленна игра Отвергают. Им пора Поразмяться бы в Кремле, На потеху детворе В новогодней-то поре. Правит шах теперь страной. Мат не страшен. Как ладьей, Он Россией управляет, Ловко пешки расставляя. Кони скачут, громко ржут. А слоны чего-то ждут. Ферзь всему один – Газпром. Как гроссмейстер может он Всех искусно обыграть, Чтобы кучу бабок взять. Так поздравим с Новым годом Мы родного кукловода! Ворона и Осёл Ворону как-то Бог послал за пинтой пива. Летя стрелою в дальний магазин, Ворона что-то сильно крылья притомила И села на забор. Вдруг глядь: бредет Осел один. «Привет, красавец!», – каркнула Каркуша. Осел, подняв подслеповатые глаза, Промолвил с чувством: «Здравствуй, дорогуша!» И тут же к ней он страстью воспылал. Влюбившись с полувзгляда, с полуслова, Он в восхищенье громко завопил: «Ты – птичка райская! Мечта!». Осла такого Не раз я сам в себе, друзья мои, открыл. Ворона, мучась несварением желудка, Вдруг на макушку какнула бедняге. И улетела. Хуже проститутки, Кто не дает надежды бедолаге. Заплакал от обиды лопоухий. Мораль у этой басни очевидна: Пускай ты не обидел даже мухи, Но коли ты осел, тебе всегда обидно. Ёж и Лиса Однажды Ежа повстречала Лиса. В восторге у ней загорелись глаза: «Ах, Ёжик, какой ты герой, посмотри: Колючий снаружи! Красивый внутри!» Брюшко горделиво тут выставил Ёж, За правду принявши Лисицыну ложь. А рыжая снова умело хитрит: «Колючий снаружи и добрый внутри!» Подпрыгнул от радости глупенький Ёжик, Торчат во все стороны четверо ножек. Тут Лисонька хвать – и сожрала зазнайку. Я быль вам поведал, а вовсе не байку. Лиса облизнулась и так говорит: «Колючий снаружи, но вкусный внутри!» Бегемот Однажды я родился бегемотом, С толстенной попою и круглым животом. Сидел я день-деньской в своём болоте И тину с ряскою жевал огромным ртом. Невдалеке кишели крокодилы, В нахальстве жутко разевая пасть. Я был интеллигентным, очень милым. А хищников прельщали кровь и власть. Мне с ними драться было не охота. Зачем вражда? Давайте же дружить! Но аллигаторы не слушали чего-то. И очень близко начали кружить. «Товарищи по Африке родимой! Вы – славные сородичи мои!», — Воскликнул я, кретин непобедимый, И распахнул объятия свои. Когда меня сожрали, я проснулся. Пожалуй, человеком лучше быть! Но все гиппопотамовы безумства Пора, дружок, как страшный сон, забыть… Гламурчик
Жил-был мальчонка, юноша смазливый. Талантов было – просто отбавляй! Вертлявый, сладкоустый и игривый, Пронырливый. И пел: «Дай-дай-дай-дай!» Ужом скользнув на лежбище эстрады, Раскрасился в блондинку. Мазал тушь, Реснички нарастил, сверкая в макияже, И лопотал кокетливую чушь. На пальчиках он делал маникюрчик, Сюсюкал томно, глазками играл. По телеку амурненький гламурчик С утра до вечера павлином выступал. Пищал он и плясал средь камарильи Такой же суетливой мошкары. Ему весьма комфортно было с ними. Сверкали блестки модной мишуры. Так шли года его в веселье и потехе Средь роскоши бордельного житья. И вскоре не осталось человека. Гламурная теперь живёт свинья. |