После чтения молитв ребята уселись за праздничную трапезу, во время которой Шалом встал, чтобы произнести речь.
— Дело в том,— начал он несколько смущенным голосом,— что мы, йемениты, не соблюдаем эту традицию... Мой отец говорил мне, что в Йемене никто из евреев не празднует день бар-мицвы. Но если есть повод устроить праздник, то почему я должен этому противиться?
Ребята добродушно засмеялись и начали петь, но Шалом поднял руку и попросил тишины:
— Подождите минуточку! Я еще не все сказал! Дайте мне договорить!
Мальчики замолчали, а Шалом продолжал:
— Вчера я думал о бар-мицве своего брата,— говорил он, поправляя очки на носу.— Все наши родственники пришли послушать, как мой брат ведет молитву, а также отведать угощение, которое приготовила по этому случаю мама. Она плакала, а моя сестра все время ее спрашивала: «Почему ты плачешь! Разве ты не рада, что пришел день бар-мицвы!» Шалом прервался на минуту, судорожно проглотил подступивший к горлу комок и задумчиво продолжал:
— Я надеюсь, что моя семья не сидит и не думает с грустью обо мне в тот день, когда мы празднуем здесь.
Шалом снова заколебался, подбирая слова, которые могли бы точнее передать его мысли. Он говорил со скрытым волнением:
— Обычно при наступлении бар-мицвы принято благодарить родителей. Я хочу поблагодарить их за все, что они для меня сделали, начиная со дня моего рождения. Я надеюсь, что они это чувствуют, хотя они сейчас меня и не слышат. У меня все время такое чувство, как будто наши родители знают, что мы живы и здоровы. Вы помните историю из Торы об Иакове и Иосифе? Там говорится, что Иаков никак не мог поверить в смерть сына, даже увидев рубаху Иосифа в пятнах крови. Он не видел сына много лет, но все это время продолжал верить, что он жив. И в конце концов ему все же удалось увидеть сына! Я уверен, наши родители действительно могут чувствовать сердцем, что происходит с их детьми...
Когда Шалом закончил говорить, все молчали. Его искренние слова растрогали ребят сильнее, чем самые красноречивые проповеди.
— Но есть и другая семья, которую я хотел бы поблагодарить сегодня,— неожиданно продолжил Шалом, и широкая улыбка осветила его лицо.— Здесь, на Таршише, у меня теперь тоже есть семья. Мы здесь все братья. И я хочу поблагодарить всех вас за все то, чему вы меня научили, и за верную дружбу, которой вы меня осчастливили.
— Мазл тов! — крикнул Дани с улыбкой.— Желаю тебе долгих и счастливых лет жизни!
— Мазл тов! — повторили все растроганному до слез Шалому.
Но вдруг все изумленно замолчали. Из леса донесся странный звук. Ничего подобного они никогда еще не слышали на Таршише.
Мальчики с удивлением переглянулись. Что это? Может быть, это им снится? Но нет! Это не сон! Из глубины леса доносилась музыка.
— Да это Шмиль! — воскликнул Дани, улыбнувшись друзьям.
И правда, Шмиля среди них не было. Во время речи Шалома он ускользнул в лес и только сейчас появился среди деревьев.
— Он играет на флейте! — закричал Нафтали.— Как здорово!
Шмиль вышел из леса с маленькой флейтой в руках. Он дул в мундштук, а его пальцы проворно двигались по маленьким дырочкам. Это был сюрприз, специально приготовленный для Шалома. Шмиль срезал тростник у ручья и ночью, пока был один на пляже, вырезал мундштук и проделал дырочки. Так и появилась эта маленькая флейта, наполнившая их сердца радостью. Только теперь они поняли, как им не хватало музыки!
Шмиль уже стоял рядом с героем дня, играя и пританцовывая. Дани и Гилад схватили Шалома за руки и потащили танцевать вместе с Шмилем-музыкантом. Казалось, само солнце улыбается им с яркого неба.
В это самое время родители Шалома сидели дома и молча смотрели друг на друга. Оба думали о дне рождения пропавшего сына, о пропущенной бар-мицве. Но Шалом угадал их чувства — в глубине своих сердец они знали, что сын жив и скоро вернется домой.
В дверь позвонили. Отец поспешно открыл ее и приветствовал семью Гилада. Они первыми пришли на встречу родителей пропавших мальчишек. Быстро подошли и остальные, и вскоре все внимательно слушали сообщение господина Леви о ходе поисков. Это была первая встреча после возвращения Леви в Израиль. Они взволнованно осматривали спасательный жилет и пластиковый контейнер, найденные на скалистом острове. Господин Леви рассказывал о расчетах океанографа и показывал карту той группы островов, где могли находиться их дети.
— Но именно теперь наши деньги кончились...— вздохнула мать Шмиля.— Когда мы их почти нашли...
— Да,— проговорил отец Ашера,— но мы не можем бросать поиски! Мы должны снова обратиться ко всем, кто давал нам деньги на спасательную экспедицию. Покажем им эти находки и карту. Я уверен, что это убедит их в том, что еще не потеряны все шансы найти наших детей!
— Я уже пытался это сделать...— пробормотал отец Гилада.— Я показывал все это одному богатому бизнесмену. Но он не поддержал меня...
— Может быть, стоит пойти к раввинам,— предложила мать Рона,— возможно, они помогут нам убедить людей?
— Может быть,— проговорил отец Шалома,— но это займет слишком много времени... А нам нужно очень много денег, чтобы оплачивать судно...
— Друзья,— сказала мать Дани.— Мой муж и я пришли сюда, чтобы сообщить вам наше решение. На минуту она сделала паузу, а потом продолжала: — Мы решили продать свой дом. Полученных денег будет достаточно, чтобы продолжать поиски еще два месяца.
— Нет! — запротестовал отец Шмиля.— Не продавайте свой дом! Что будет с вашей семьей? Где вы будете жить?
— Для нас наши дети дороже,— сказал господин Леей.— Зачем нам дом, если с нами нет наших детей? Мы сможем снять квартиру поменьше, А-Шем нам поможет...
— А что будет, если и эти деньги кончатся? — спросил отец Ашера.— Как мы сможем продолжать поиски, если не найдем их за эти два месяца?
— Тогда я тоже продам свой дом! — объявил отец Шалома.— Господин Леви прав! Если со мной нет моего Шалома, то и дом мне не нужен! Мы его продадим! Мы не прекратим поиски!
Родители замолчали, а потом заговорил отец Шмиля:
— Я предлагаю немного подождать. Мы продадим свои дома только в том случае, если не достанем никаких других средств...
— Правильно,— согласилась мать Рона.— Я уверена, мы сможем найти кого-нибудь, кто нам поможет. Мы должны попытаться.
Родители долго совещались и наконец решили искать спонсоров еще две недеда.
Вернувшись домой, родители Дани и Нафтали сели в гостиной и долго молчали.
— Я надеюсь, мы приняли верное решение,— вздохнула мать, вытирая слезы.
Далеко от них на пляже острова Таршиш сидел Шмиль и тоже думал о деньгах. Тот самый веселый и заводной Шмиль, который принес столько радости своей игрой на флейте, должен был принести в последующие дни много печали. Этот веснушчатый паренек, любивший петь и выкидывать шутки, иногда был не в силах справиться со своими эмоциями. С того самого момента, когда на острове были обнаружены золото и жемчуг, его не оставляла навязчивая мысль, как увеличить свое состояние.
Днем Шмиль нырял за раковинами в водах лагуны, а по ночам он часто подменял ребят на дежурстве, получая в качестве платы жемчуг. Напряженная работа днем и бессонные ночи не прошли даром: на лице Шмиля появились признаки глубокого утомления. Его глаза покраснели, лицо побледнело, щеки ввалились. В перерывах между работой Шмиль засыпал среди деревьев, а иногда даже стоя дремал во время молитв.
В результате Шалом обратился к товарищам с просьбой пореже обращаться к Шмилю, чтобы он подменил их по ночам. Ребята уже опасались за здоровье Шмиля и стали настаивать, чтобы он отдыхал как следует. Но тот не соглашался. По ночам, во время дежурств на пляже, он давал полную волю своему воображению. Ему казалось, что богатство растет и множится в его глиняном кувшине. Шмиль рисовал себе момент, когда вернется домой и вручит отцу золото и жемчуг! Отец станет недоверчиво протирать глаза, увидев кувшин, полный сверкающих сокровищ. А мать обнимет его и скажет: «Какой ты прекрасный мальчик, Шмиль! Ты не забывал о нас, несмотря на такое множество дел!» А братья и сестры потупят глаза от стыда и подумают: «А почему нам не пришла в голову мысль помочь маме м папе?» Но Шмиль подбежит к ним, горячо обнимет и скажет: «Не расстраивайтесь! Такие сокровища можно найти только на Таршише! Я привез драгоценности для всех!»
