Лидер тоже привстала в свое корзине, Восьмой привычно встряхнул - чтобы не высовывалась.

  - Видишь, как неудачно застряли? Вон те проплешинки - гнезда кислотника, там их сейчас немерено - выводки, самый сезон сейчас. А начнут расползаться - еще хуже... Обычно мелочь далеко не уползает, здесь же устраиваться начнет - они создания по своей молодости коллективные. Ваши иксы хваленые с ними связываться не станут, как не пихай - не их это пища. Понимаешь? Штуцером можно было бы выжечь, но там заряда всего ничего, поберечь надо. Только тех бы, что поближе к машине, прижечь, и ладно. Теперь смотри влево - что видишь?

  - Бугор.

  - Это не бугор - это 'фиг те что' в спячке. Даже я не знаю - что. Может, и сам Черный Свалочный! - решил попугать Восьмой, но почувствовал, что сам начинает пугаться, скомкал: - С этого места что угодно станет - нехорошее место. Думаю, то, что в этом бугре, когда-то неплохо здесь подкормилось, вот и возвращается постоянно. Память желудочная, она самая крепкая. И справа тоже... Слишком много живности для одного места. На иксов рассчитываете? Не враги же они себе, не смертники...

  - Если Желудка на машине разместить, будут они его защищать?

  - От кого? От нас? - резонно спросил Восьмой. - Бесшумно сюда не подойти, а потом, если и подойдешь... Сам понимаешь, стоит завести эту колымагу, сразу почву начнет трясти. Тут такое начнется! Мелочь, может, на время и распугаем, а не мелочь и все голодное сразу же сюда начнет стягиваться. Как ты думаешь, почему то Сафари сгинуло? Одна из причин в том, что, когда останавливались, движки свои не глушили, а даже когда и глушили, сами шумели. Слишком много народа в одном месте было, чтобы выжить на Свалке. Каждому рот не заклеишь и в войлочные туфли не обуешь...

  И задумчиво посмотрел на Мастера.

  - Что за туфли? - спросил Мастер.

  - Этими местами можно пройти 'под червя'. Например, если дорожку перед собой стелить толстую и широкую - по ней осторожно идти или ползти, тогда тех звуков, что под шаги вниз не будет, а если и будет звук, то будто огромный червяк ползет по поверхности. Нет на Свалке таких дурных, чтобы под это свой нос высовывать и разглядывать - затаятся. Только вот всякая дорожка кончается. Попробуй ее опять с заднего конца скатать и развернуть - тут тебе и Черный Свалочный!

  - Валики! - сказал Мастер. - Валики, такие же, как и те, между которых хвощи отжимают. Один спереди, другой сзади. Дорожка сверху, дорожка снизу, мы посередине... Возвращаемся!

  - Опять к иксам? - нехотя спросил Восьмой.

  Уже сколько времени прошло, а никак не мог привыкнуть. А уж если первый раз вспомнить!..

  После того, как Желудку блестючку вживили, как окончательно очухался, стал задумчив. Думающий Желудок зрелище неприятное, раздражающее. то ли дело - хныкающий, жалующийся, в вечном своем поиске - чего бы съесть... Восьмой раз увидел, как Желудок сам себя бьет в свой надутый живот - закисел шевелит, и понял, что тот пытается обходиться самостоятельно. Подумал, интересно, знают ли об этом другие?

  За общим столом, вдруг, разговоры начались про одно и то же - про иксов. Все Восьмого расспрашивали. Он, конечно порассказал страстей, не спрашивая - зачем? А когда кто-то проронил, что хавки надо теперь побольше заготавливать, еще и на иксиков, подумал, что так шутят неумно - по-уродски, почти не заметил тот разговор. И в тот же вечер столкнулся...

  Восьмой как увидел иксика, так сразу и облевался. Все, что вкусного и невкусного зашло перед этим, все разом и вышло, фонтаном выплеснулось. А иксик к его блевотине подбежал и давай ее хватать - урод! Прямо у ног! Тут Восьмой понял, что от этого зрелища у него вот-вот, прямо сейчас низом кишечник развяжется... И куда, спрашивается, после этого иксик полезет? Что распарывать возьмется - лишь бы добраться?

  У Икса - каждая конечность - бритва с трубкой - чтобы врезаться (хоть бы в саму кость) вскрывать пошире и высасывать... И глаза еще под всем этим - неморгающие. Во всяком случае, Восьмому хотелось думать, что это глаза, а не что-нибудь иное. Но у икса, не берись, Свалкой запросто может такое отчудиться, что семенники это, а не глаза, еще такие надутые, что возьмут сейчас и лопнут, и полезут оттуда на жратву совсем малюсенькие иксики...

  Восьмой сделал шажок назад - очень короткий и еще один шаг - длинный и плавный, и совсем большой, чувствуя, как нога проваливается в пустоту, и он падает...

  - Говорила же - надо пол отремонтировать! - сказала Слухач.

  Восьмой поднял голову - затылок ныл, но в глазах уже даже не троилось - четверилось! Потом разобрал - кто над ним стоит - Слухач, Хамелеон, Желудок и даже у иксика этого рожа озадаченная (если это рожа, конечно, а не обратная ее сторона).

  - Чего дергаешься? - спросила сердито Слухач. - Это же совсем малыш!

  - Значит, мама должна быть или папа, - тихо сказал Восьмой.

  - Он сейчас их мама, - сказала Слухач, показывая на Желудка. И Стрелок обратил внимание, что у Желудка, когда смотрит на икса, взгляд не только осмысленный, но и нежный.

  - А прежняя где?

  Слухач только хмыкнула.

  - Понятно... Детишки порвали? Когда замена произошла? Понимаешь, с чем вы играетесь? - шепотом спросил Восьмой. - С чем! Вы!! Играетесь!!!

  - И кто тут шепотом так истошно кричит? - спросил Лекарь, заходя в отсек, и тут же сочувствующе хлопнул по плечу: - Дать таблеточку?

  - Это мама? Желудок - это их мама?!

  - Думаю, частично мама, впрочем не знаю - это его личный эксперимент, - сказал Лекарь - По моей классификации, учитывая прежнее состояние и некоторые привычки, скорее папа, хотя первично-вторичные признаки на данный момент скрылись, отсутствуют. Но, возможно, еще не сезон - проявятся!

  - Как и у тебя, придурка! - заявила Слухач, глядя в упор на Восьмого. - Жду, не дождусь, когда проявятся!

  И вышла. А Восьмой подумал - хорошо, что дверей нет, а то бы так хлопнула - стенку бы завалила. Стенки, после того, как книги вынули, совсем ненадежные - пустые внутри себя, там теперь такого может прятаться - те же самые иксы, например.

  - Проявятся? Все проявятся? И что тогда?

  - Посмотрим.

  - Посмотрим?!

  - Ну, что ты пристал? Это - эксперимент. Мы идем к пониманию экспериментальным путем, - сказал Желудок, и все онемели. Только Лекарь рот открыл, но ничего не сказал - тихонько крякнул.

  - Верните машинку!

  - Нет.

  - Тогда нельзя бы меня на время вашего эксперимента куда-нибудь подальше отправить? Хотя бы в тюрьму мэрии? - попросил Восьмой...

  Давно это событие было, но не забудешь. А до этого еще одно, изрядно Восьмого подкосившее.

  - Хочешь в своего Прилизанного заглянуть, в мысли его? - спросил Лунатик.

  - Очень надо! - воскликнул Восьмой возмущенно, но потом подумал, что, действительно, надо. Ведь так и не понял, что за урод этот метропольский - Прилизанный, которого теперь как Высохшего знает, который своей блестючки лишился, а сам теперь в той огромной куче трухли, что вынесли из Усадьбы. Но больше хотелось не мысли прилизанного, а саму Метрополию его глазами увидеть, пусть даже через Лунатика. Про Метрополию много чего говорят шепотом, но мало кто ее видел, чтобы врать занятно.

  Лунатик теперь частенько с Желудком сидит, за руку его держит, в глаза смотрит - должно быть, какие-то картинки видит - тот ему то ли своими глазами передает, то ли по-иному, видно, что еще и шепчет что-то пересохшими губами.

  Восьмой сам (сдуру очевидно) не выдержал, сам пришел, и сам попросил Лунатика Метрополию показать - то, как ее Прилизанный видел, когда жив был.

  Лунатик, пока Мастер не видел, втихоря Восьмого к Желудку привел. Одной рукой за руку его держал, второй веко у Желудка на глазу оттянул и заглянул туда. И Восьмой, вдруг, стал самим Прилизанным с мыслями его и чувствами...

  ПРИЛИЗАННЫЙ

  Дядя умер в 15:20.

  В 15:21 был распакован файл завещания. Как только семейный адвокат подтвердил смерть, файл был разослан по адресам, которые были в нем указаны. Наследники, уже каждый своим ключом вскрыл, кодировку и все, кроме одного, чертыхнулись. Сенсации не произошло. Состояние, за исключением, принятых к этому случаю налогов, перешло к ближайшему наследнику - внучатому племяннику ...