Кроме двух собственных артполков Чапаевскую дивизию поддерживали богдановцы, группа флотских батарей и, наконец, корабли. Комдив вместе со своим начартом подполковником Ф. Ф. Гроссманом расчетливо планировал, где приложить всю эту огневую силу.

Как раз наступало время решать это для завтрашнего дня, и мы прервали разговор, а Петров вызвал начарта.

— Фрол Фалькович, что мы дадим Мухамедьярову сверх двух дивизионов пушечного полка?

— Дивизион береговой артиллерии капитана Яблонского, товарищ генерал.

— Согласен. Я его и имел в виду. А что нам выделяют от Богданова?

— Пока один дивизион.

— Резервируете для Ковтуна? Согласен.

Чувствовалось: все это уже продумано обоими, и потому они понимают друг друга с полуслова.

От полковника Рыжи я знал, что война застала Фрол а Фальковича Гроссмана преподавателем в военном училище, с которым он мог эвакуироваться в тыл и спокойно готовить там кадры для фронта. Однако Гроссман в первые же дни войны добился отправки в действующую армию и оказался в распоряжении начальника артиллерии 14-го стрелкового корпуса Н. К. Рыжи. Тот, по собственному признанию, не особенно рассчитывал, что из преподавателя артиллерийского дела быстро получится хороший артиллерист-практик. Но тогда только что выбыл по ранению прежний начарт Чапаевской дивизии, заменить его было пока некем, и Рыжи представил Гроссмана на вакантную должность.

Сожалеть об этом взыскательному Николаю Кирьяковичу не пришлось. К тому времени, о котором идет речь, Ф. Ф. Гроссман уже имел в Приморской армии, наряду с начартом 95-й дивизии Д. И. Пискуновым, репутацию одного из лучших артиллерийских командиров.

А чапаевцы, шедшие к Одессе из-за Днестра, знали подполковника Гроссмана не только как штабного артиллериста. Выпадало ему в тяжелые дни отступления сколачивать из отбившихся от своих подразделений бойцов сводный отряд, водить этот отряд в контратаки. И быть может, с Иваном Ефимовичем Петровым роднила начарта дивизии также внутренняя готовность устремиться в решительную минуту в самое горячее место боя, не раздумывая, положено или не положено это ему по чину, — качество, которое военные люди, обладающие им, хорошо чувствуют друг в Друге.

Той ночью в Дальнике, после того как Петров и Гроссман обсудили практические вопросы использования огневых средств на следующий день, мы еще долго говорили об артиллерии и артиллеристах.

В боях последних дней сыграли большую роль батареи береговой обороны. Стационарных батарей в районе Одессы осталось три, и все они, что называется, под боком у Чапаевской дивизии — к югу от города. Когда 2 сентября враг пытался наступать на этом направлении широким фронтом, дальнобойная батарея старшего лейтенанта М. К. Куколева (она стояла у Сухого лимана) в течение шести часов вела огонь по дорогам неприятельских тылов, по выдвигавшимся к фронту колоннам пехоты. Изо дня в день открывала огонь по заявкам чапаевцев и самая мощная из действующих одесских батарей — 411-я.

В журнале боевых действий дивизии я нашел текст телефонограммы, переданной в те дни ее командиру капитану И. Н. Никитенко: "Вашим огнем очень довольны. Объявляю благодарность всему личному составу. Командир дивизии генерал-майор Иван Петров" (Иван Ефимович любил подписываться так — полным именем).

Гроссман рассказывал, как крепко врос в боевую семью чапаевцев подвижный артдивизион капитана И. Б. Яблонского. Эта артиллерия, приданная дивизии от военно-морской базы, тоже считалась береговой, но, в сущности, была полевой: 76- и 122-миллиметровые орудия на тракторной тяге, способные быстро менять огневые позиции. Использовались они в боевых порядках пехоты.

— В полках к ним привыкли, считают своими, — говорил Фрол Фалькович. Сколько с их помощью отбито атак!.. Особенно в почете тридцать шестая батарея Дионисия Бойко.

Эта батарея формировалась уже во время войны. Почти весь личный состав из запаса, большинство — коренные одесситы. Командир — лейтенант Бойко был лектором обкома партии. Однако по выучке, по слаженности расчетов батарея не уступает кадровым. Много раз ей приходилось бить по наступающему противнику прямой наводкой. А однажды два расчета батареи, с которыми находился и командир, оказались отрезанными от своих и сутки просидели без пищи и воды. Но рубеж удержали и в конце концов заставили врага отступить.

— После этого лейтенант Дионисий Бойко стал в дивизии почти такой же популярной личностью, как наш Владимир Поликарпович Симонок! — заметил участвовавший в беседе бригадный комиссар П. Г. Степанов, военком Чапаевской.

Младший лейтенант Симонок — командир минометной батареи, имя которого стало у чапаевцев символом смелости и боевой удачливости. Прославился он еще в начале Одесской обороны, причем отнюдь не только умелым использованием своего основного оружия. Его батарея попадала в разные переделки — приходилось гранатами отбиваться от фашистских танков, вступать в рукопашные схватки с прорывающимися к огневой позиции вражескими солдатами. И из этих переделок минометчики всегда выходили с честью. Отважный командир увлекал бойцов в штыковые контратаки, первым полз с бутылкой с зажигательной жидкостью навстречу танку. Как и Бойко, Владимир Симонок пришел из запаса — он руководил колхозом на Черниговщине… Симонок отличился еще во многих боях, стал Героем Советского Союза.

Говоря об артиллеристах, вспоминали, конечно, и нашу главную полевую артиллерийскую силу — богдановский полк. В последнее время он часто переключался на поддержку войск в других секторах, но стоял полк тут, неподалеку, и чапаевцы знали, что в трудный час он всегда им поможет.

Военком дивизии спросил, слышал ли я, как с майором Богдановым познакомился пленный румынский солдат.

Эта история передавалась из уст в уста, причем, как водится, в разных вариантах. Все они сводились к тому, что корректировщики 265-го артполка при каких-то обстоятельствах захватили пленного и доставили на полковой КП. Пленный дал показания о больших потерях от огня нашей артиллерии и неожиданно добавил: "Особенно страшно, когда стреляет Богданов". Майор Богданов находился тут же. Когда пленному объяснили, кто это такой, солдат, как утверждали рассказчики, надолго онемел.

Не ручаюсь, что все это было именно так. Но о том, что Богданов известен во вражеском лагере, свидетельствовали и имевшиеся у штабных разведчиков сведения о назначении за его голову награды в 50 тысяч лей.

Враг боялся нашей артиллерии, хотя сам имел ее под Одессой гораздо больше, не зависел от подвоза снарядов из-за моря и явно не экономил их.

Иван Ефимович Петров рассказывал, как удается избегать существенных потерь во время артиллерийской подготовки перед вражескими атаками:

— У них ведь все удивительно шаблонно. Первая атака — почти всегда в один и тот же час. И артподготовка тоже. Так что у нас в батальонах научились приспосабливаться. Как противник даст несколько пристрелочных очередей отводят большую часть людей по ходам сообщения во вторую траншею. В первой остаются только наблюдатели, да и они укрываются получше. А как артналет кончается, люди быстро возвращаются в первую траншею и отражают атаку. Больше потерь приносит тот беспорядочный огонь по всей глубине обороны, который обычно начинается после нескольких неудачных атак…

В последнее время, особенно с тех пор, как стало не так напряженно в Восточном секторе, чапаевцев чаще, чем другие соединения, поддерживает наш истребительный авиаполк. По просьбе генерала Петрова начальник связи армии соединил его напрямую с командным пунктом авиаполка, Иван Ефимович очень доволен этим — появилась возможность сообщать старшему вылетающей группы последние данные обстановки.

На днях в дивизию приезжал начальник штаба 69-го авиационного полка майор В. С. Никитин. Он обсудил с начальником штадива Чапаевской подполковником С. А. Васильевым практические вопросы взаимодействия, и у них родилась мысль снабдить летчиков закодированной картой полосы обороны дивизии. Такой почин можно было только одобрить.