тоже не разговаривал со мной, он меня вообще

игнорировал весь день, только смотрел всё так же

испытующе, будто не мог дождаться когда же я сорвусь.

А мне хотелось, честное слово, хотелось. Я буквально

умирала от желания встать и громко крикнуть: «Он тебе

изменяет, дура!» Всё-таки День без вранья… Но… какой

смысл это говорить? Если Вера действительно верит, что

у них с Максом всё по-настоящему и он не станет ей

изменять… то Вере уже ничто не поможет. И она вполне

заслуживает подобных отношений. Пускай разбираются сами,

надоели, сил нет.

Как в оцепенении я добираюсь до дома, даже не

замечая, что на улице пошёл дождь, и захожу внутрь,

желая только одного - остаться одной. Но этому желанию

сегодня сбыться не дано. Дома мама.

- О, привет, дочь, - улыбается она. Я отвечаю

вымученной улыбкой. - Не промокла?

- Не успела. А ты почему дома?

- Да я стеллаж заказала. Вот привезли. Представляешь,

заказала стеллаж из светлого дерева, а они привезли из

тёмного.

Я устало потираю переносицу, кидаю сумку на пол

и прохожу в гостиную. Мама стоит возле большой

тёмно-коричневой полки.

- Она совершенно не вписывается, - сетует она. - А

они не хотят привезти другую.

Я падаю на диван и молча смотрю на неё. Мне

нужно одиночество, но я продолжаю слушать её жалобы.

- Видишь, цвет совсем не наш. Мебель ведь у нас

вся светлая. Прямо не знаю, что делать.

Я молчу.

- Может, поставить её у противоположной стены? -

мама пару секунд задумчиво смотрит на соседнюю стену,

затем качает головой.

- Нет… Я же занавески новые купила. Тоже светлые.

Полка к ним не пойдёт.

Я молчу.

- Кстати, как тебе занавески? - не давая мне ответить,

она продолжает: - купила в том же магазине. По-моему,

красивые. И выписываются.

- Мам! - не выдерживаю я. - Какие к чёрту

занавески?! От меня Макс ушёл, понимаешь? А ты

говоришь, занавески…

Я встаю с дивана, выбегаю в прихожую, на ходу

обуваю кеды, надеваю куртку, открываю входную дверь

и громко захлопываю её за собой. Слёзы жгут глаза.

На все деньги, что у меня были, я купила себе

бутылку виски и шаталась по городу, напиваясь.

Множество раз звонила мама, но я сбрасывала её звонки.

Ещё два раза звонила Ира. От Макса ничего. Бутылки

опустели, а опьянение настигло меня на набережной.

Уселась возле забора и с грустью смотрела на пустую

бутылку. Дождь набрал силу, я промокла насквозь и

жутко замёрзла. Темнеет. По-хорошему, надо бы вернуться

домой, мама наверняка уже с ума сходит, но я просто

не знаю, как теперь вернуться в таком состоянии. Мне

стало жутко стыдно. Сидеть здесь тоже не кажется

привлекательным, шатаются тут всякие…

Я достаю из кармана намокший, однако работающий

телефон, пялюсь на список контактов. Позвонить маме?

Нет, стыдно. Мише? Ещё более стыдно. Ира? У неё

своих проблем хватает. Макс, Вера? Не дай Бог. Остаётся

только Художник. Не знаю, захочет ли он вообще со

мной возиться, но попытка не пытка.

Володя отвечает после третьего гудка.

- Да.

- Слушай, забери меня отсюда, - произношу я, старясь

внятно выговаривать слова.

Мне почему-то кажется, что Художник хмурится, хотя

я и не могу видеть его лица.

- Где ты?

- На набережной…

- Сейчас приеду, - быстро говорит он и отключается.

Я снова остаюсь одна. Сбрасываю очередной входящий

от мамы и пишу ей SMS, в котором говорю, что со

мной всё нормально, что я у Веры и буду утром. Затем

отключаю телефон. Безрассудно и эгоистично с моей

стороны, но сейчас я пьяная и мне нет до этого дела.

Художник появляется через полчаса. Я вижу, что он

ищет меня, но молча жду, когда же он подойдёт ко мне.

Наконец, Художник замечает меня и подбегает.

- Прости, я просто не знала, что делать… - сиплю я.

- Мне… хреново мне.

Володя качает головой.

- Всё нормально. Что произошло? - спрашивает он.

- Ты мокрый, - шепчу я и провожу рукой по его

щеке. Мне нравится ощущение его щетины на моих

пальцах.

Володя чуть грустно улыбается.

- Да, ты тоже, - он вытаскивает из моих замёрзших

сжатых пальцев бутылку из-под виски и выбрасывает её

куда-то. Сквозь шум дождя я слышу звон разбивающегося

стекла.

Художник подхватывает меня на руки, и я впиваюсь

пальцами в его плечи, пока он несёт меня в трейлер.

Закрывает ногой дверь и относит меня в малюсенькую ванную, садит на дно душевой кабины. Я с трудом убираю

замёрзшие руки с его плеч. Затем садится на корточки

передо мной, снимает с меня промокшую хоть выжимай

куртку и водолазку. Когда он берётся за пуговицу моих

джинсов, я протестующе качаю головой.

- Аня, мокрую одежду надо снять, - мягко говорит он.

Я вновь качаю головой. - Иначе ты заболеешь.

- Нет.

Володя тяжело вздыхает, встаёт и включает воду. На

меня обрушается каскад ледяной воды, и я вскрикиваю.

- Прости, - говорит он и крутит кран с горячей

водой.

Я всхлипываю и пытаюсь стащить с себя мокрые

джинсы, прилипшие к ногам и мешающие согреться.

- Помочь?

Я киваю. Володя закрепляет душ на держателе и

вновь садится на корточки. Я приподнимаюсь, и он

стаскивает с моей задницы джинсы. Снимает вначале одну

штанину, затем вторую.

- Спасибо, - шепчу я дрожащим то ли от слёз, то

ли от холода, голосом.

- За что?

- За всё, - пожимаю плечами я. - Я… не знаю, что

бы я делала без тебя.

Я тянусь к нему, и он наклоняется, обнимает меня.

Чувствуя его тёплые руки на своей спине, я прижимаюсь

к Художнику всем телом, а губами к его губам. Крепко

обнимаю его руками, будто боюсь, что он исчезнет, нежно

провожу языком по его нижней губе. Володя вытягивает

меня из душевой кабины, и я обхватываю его руками и

ногами. Мне страшно, что ещё немного, и плотину просто

прорвёт, и я разревусь, но уже не из-за Макса, а из-за

тех чувств, которые меня одолевают, когда я рядом с

Володей. Художник несёт меня в спальню и бережно

укладывает на кровать. Дрожащими руками я стягиваю

с него свитер, затем хватаюсь за пояс джинсов. Володя

накрывает мои руки своими. Я поднимаю голову и смотрю

на него.

- Ты уверена?

- Я трезвая, честное слово трезвая, - бормочу я. -

Пожалуйста…

Договорить я не успеваю, так как мой рот вновь

попадает в плен его губ. Я вся буквально горю, стягивая

непослушными пальцами его джинсы.

В этот самый момент на меня обрушивается ясное

осознание: мне не нужен Макс, я давно и бесповоротно

влюблена в Художника.

Сто два

Моё измученное тело неохотно просыпается. Я чувствую

тошноту и дикую головную боль. Ощущение такое, будто

меня прокрутили в барабане стиральной машины. К счастью,

рвать меня не тянет. Приспособленное тело, что тут

скажешь. «Так нельзя, Аня, так нельзя», - неустанно

повторяет внутренний голос. И правда, нельзя. Недели не

проходит, чтобы я не напилась. Я поворачиваю голову и

смотрю на спящего Художника. Он лежит на спине и

тихо сопит. Меня невероятно умиротворяет эта картинка.

Медленно и осторожно, чтобы не разбудить его, я

выбираюсь из постели. Бесшумно хожу по трейлеру в

поисках своих вещей. Бельё валяется рядом с диваном,

на котором мы вчера… Куртка, футболка и джинсы в

ванной. Если куртка и футболка хоть как-то просохли,

то джинсы, валяющиеся возле кабины, ещё влажные. Я

натягиваю трусы, бюстгальтер, футболку, затем джинсы.

Чувствую в кармане что-то твёрдое. Телефон. Дисплей

тёмный. Пытаюсь включить. Тщетно.