– Александр Николаевич, разрешите?

– Елена Михайловна, а что вы ещё здесь? – удивляюсь я. – Садитесь, пожалуйста.

– А почему вы здесь, и Павел Николаевич тоже? – с лёгкой улыбкой спрашивает она, садясь у моего стола.

– Ну я остался на сутки. Больше некому. А Павел…

– Знаю. Он красит каталки. Ну а я обустраиваю своё хозяйство, – подытоживает она, – Вот то, что вы просили.

Бегло просматриваю списки.

– Александр Николаевич! – с округлившимися глазами влетает Лиза. – «Скорая» привезла…

Судя по её перекошенному лицу, там что-то ужасное. Быстро спускаюсь в приёмный. Шитова следом за мной. В смотровой на носилках мужик. Лицо землистого цвета, губы синие. Вроде трезвый… Пульс есть, но… Дыхание короткое и частое. Вопросительно смотрю на фельдшера «скорой».

– На улице хлопнулся… Нас вызвали…

Бл… Не «скорая», а транспортная компания…

– Лиза, трубку мне! Быстро!

– Мобильник?

– Фонендоскоп! Слышала такое название? Елена Михайловна, кардиограф принесите, пожалуйста.

Сам дурак, конечно! Так и не ношу с собой трубки. Мешает она мне, болтаясь на шее!

Слушаю сердце… Пытаюсь посмотреть «своим» зрением.

– Так, давайте я кардиограмму сниму, – быстро подходит Елена Михайловна с кардиографом. – Вообще тут, в смотровой, был когда-то свой.

– Похоже на обширный… – тихо говорю я ей. – Лиза, подготовь… – осекаюсь. Ну – столбик с глазками! – Ладно! – быстро пишу срочные назначения на листе бумаги. – Неси всё, что есть. Быстро!

– А как мы его запишем? – вдруг спрашивает она. – Документов у него нет.

– Лиза… Давай сначала оставим его на этом свете, а потом будем записывать. Иди! – я еле сдерживаю раздражение.

Ловлю понимающий взгляд Шитовой.

– Вот, посмотрите, – она подаёт мне ленту, – думаю, вы правы.

– Елена Михайловна, пожалуйста, сходите вслед за Лизой. Чего она там копается?!

В этот самый момент появляется Лиза и протягивает… несколько ампул и физраствор.

– Александр Николаевич, всё, что есть… – говорит она растерянно.

Переглядываемся с Шитовой.

Решение приходит само и сразу. Смотрю на часы. Восемь вечера. Набираю Ванькин номер.

– Ванюха, ты вроде собирался приехать…

– Я уже еду. Антошку накормил, – докладывает он.

– Ты за город ещё не выехал?

– Почти… А что?

– Паркуйся, сейчас будешь записывать.

– Готов! – через некоторое время сообщает Ванька.

Диктую ему названия препаратов и количество упаковок.

– Я всё понял! Сейчас разворачиваюсь и ищу работающую аптеку.

– Ванюха, только ты постарайся побыстрее. Можем опоздать…

– Сашка, я сразу понял. Всё. Отбой!

– Это мой младший сводный братишка Ваня, – отвечаю я на вопросительный взгляд Шитовой. – Пока давайте попытаемся хоть что-нибудь сконструировать из того, что есть.

Кое-как соорудили поддерживающую капельницу тут же, в смотровой.

– Александр Николаевич, Клава сказала, что вы кофе – пьёте, – осторожно обращается ко мне Шитова.

– Пью, и много. Сейчас бы с удовольствием.

– Я сделаю и принесу.

– Хорошо. Я тут побуду.

Выходя, она сталкивается с Павлом и делает ему предостерегающий жест.

Тоже выхожу в коридор.

– Чего там? – не понимает Павел.

– Обширный инфаркт у мужика. Сейчас Ванька привезет всё, что надо, а пока вот… тем, что есть…

– Понятно… Жить-то будет?

– Это зависит от нас. Ну и от того, когда приедет Ванька.

– Слушай, Ленка сейчас нам с тобой ужин принесёт. Только что позвонила.

– Паш… Ты извини… Пока не приедет Ванька…

– Да понимаю я! Только жрать тоже надо.

– Александр Николаевич. Вот кофе… Давайте! Вся ночь впереди, – Шитова ставит передо мной чашку прямо на стол в смотровой. – Павел Николаевич, а вы могли бы уже идти отдыхать. Вы же не врач…

– Могу быть санитаром, – бурчит он.

– Кстати, Елена Михайловна, я тоже ещё не врач. Только пять курсов пока, – расставляю я акценты.

– В эти сказки я не верю, – она очень симпатично улыбается. – И вообще я ничего такого не слышала.

– Ладно… Скажите, пожалуйста, вы помните Алёшина?

– Алексея Сергеевича? Помню, конечно.

– Какой он хирург?

– Я ему помогала как хирургическая сестра. Руки у него золотые были.

– Почему были?

– Лёха пьёт сильно, – вмешивается Павел. – Он сейчас грузчиком в магазине трудится, когда не пьяный.

– Да, он пить стал, ещё когда тут работал. Всё после смерти жены началось, – добавляет Шитова.

– Он же по собственному… – непонимающе переспрашиваю я.

– Да. Он сказал, что у него стали дрожать руки и поэтому оперировать он больше не может, – объясняет она. – Вообще он человек очень ответственный был… тогда. Вы хотите…

– Да. Я хочу поговорить с ним.

– Ну так я тебе его обеспечу! – говорит Павел.

– Пожалуй, давай на следующей неделе.

– Спать-то вы когда собираетесь? – не выдерживает Шитова.

– Ночью, может, пару часов удастся перехватить вот тут на кушетке, – и перевожу разговор на другую тему: – Елена Михайловна, я пройду по палатам, посмотрю… Когда Ваня приедет, сразу поменяйте капельницу. А я ещё посмотрю, что там у нас в реанимации. Можно ли туда положить. Тогда мы с Ванькой его на третий этаж занесём и там устроим.

– Александр Николаевич… Вы же будете здесь. Если пойдут пациенты, то вам не вырваться в реанимацию…

Шитова говорит дело.

– Согласен. Пусть до утра полежит здесь. Елена Михайловна, вы-то когда домой пойдёте? Давайте, вот Ваня приедет, капельницу поменяете, и отдыхать, – заканчиваю я строго.

– Александр Николаевич, – её глаза начинают опасно поблёскивать, – давайте сразу договоримся один раз и на всё оставшееся долгое время. Я сама буду решать, когда я тут не нужна. Договорились? Может, я изголодалась по работе.

– Договорились, – уступаю я.

– Ну сами посудите! Галя одна на два поста! Лиза… Вы сами видите…

– А я? – обиженно переспрашивает Павел.

– Санитарам – выносить утки и судна! – шутливо отмахивается она.

Почему-то всем нам сразу становится весело. Неужели команда подбирается?

На лестнице меня ловит медсестра Галя.

– Александр Николаевич! В двадцать четвёртой у бабули бред. Какого-то Сашеньку всё зовёт.

– Ну что ж, раз зовёт, придётся Сашеньке прийти к ней, – я фыркаю: вот ведь совпадение! – Пойдёмте.

В палате вижу, что бред действительно есть.

– Сашенька, зайчик, – тянет ко мне руку больная, – принеси бабушке водички…

Галя прыскает. Я её понимаю. «Теперь все тут будут звать меня Сашенькой-зайчиком», – проносится в голове.

– Дайте ей немного попить, – прошу её, а сам осторожно сажаю бабулю и начинаю прослушивать. Хорошо, что трубка так и осталась при мне.

То, что у неё воспаление лёгких, я знаю, но судя по записям в истории, оно стало ослабевать, а тут – бред. Щупаю её лоб. Понятно… Более сорока. Рецидив…

– Галя. Приготовьте жаропонижающее внутримышечно.

– А температуру измерить?

– Я уже измерил. Сорок и две.

– Вы так шутите? – не понимает она.

– Можете поставить градусник и меня проверить, – суховато говорю я.

– Я поставлю…

– И укол обязательно.

Галя ставит термометр и уходит готовить укол.

Ещё не спящие соседки бабули молча за всем наблюдают.

– Скажите, вчера, позавчера в палате окно открывали? – спрашиваю я их.

– Да вчера оно полдня было открыто. Нюра открыла и забыла, – говорит одна из женщин. – Потом Светлана Сергеевна во время вечернего обхода сама закрывала и ругалась.

Вспоминаю слова Михал Михалыча – из-за бестолковой няньки выходить не можем. А Нюра – это одна из двух санитарок. И что мне с ней делать?

Появляется Галя со шприцем.

– Вот и укольчик!

– Давайте, – беру у неё шприц.

Она вынимает термометр, смотрит на него, потом на меня.

– Что? Что-то не так? – я изображаю недоумение.

Глаза Гали готовы выпрыгнуть из орбит.