Мирко вышел в затон и подогнал лодку к мосткам. В траве стрекотали кузнецы. Трясогузка выскочила из куста жимолости и принялась забавно приплясывать на песке, что-то выискивая в нем тонким клювом. Большая голубая стрекоза повисла над недвижной водой близ камышей. Такой покой и умиротворение были сейчас разлиты в воздухе, что казалась наваждением и стремительная Смолинка, и могучая воля колдуна, остановившая ее бег, и яростная волна как расплата за принуждение, свершенное человеком над первобытной силой.
Мирко разгрузил лодку, а потом вытянул ее на песок. Под навес у баньки он перетащил свои пожитки, туда же поставил сушиться и весла. Позвав Пори, чтобы не дать ему убежать вперед и натворить в обители колдуна каких-нибудь проказ, мякша направился вглубь островка. Преодолев первый крутой подъем, тропинка повела Мирко почти ровно, только слегка поднимаясь. Дом колдуна открылся неожиданно: кусты боярышника расступились, и показалась полянка сажен десять шириной. Как и положено, дверью на юг, стояла небольшая рубленая изба, поднятая на каменное основание. Рядом был дощатый сарай, служивший сеновалом и овином, и тут же красовался колодезный сруб.
«Ну дела! – подумал мякша. – Как же это исхитрились тут колодец отрыть? Скалу прорубали, что ли?» Самого колдуна нигде не было видно, как, впрочем, и его ворона, но не это сейчас захватило внимание Мирко. Прямо посреди полянки, заставив дом отодвинуться к северному ее краю и упереться задней стеной в обрамляющие деревья, рос мощный, очень старый, но ветвистый и крепкий дуб. Листва его, несмотря на середину зарева-месяца, хотя и зеленая, уже имела какой-то чеканно-медный, очень благородный оттенок. Это даже был не оттенок, а скорее отсвет, который бросало дерево-исполин на все вокруг. Нижние сучья дуба и ствол обвил кустарник с жесткими, ветвившимися во все стороны (отчего и возникал шар), кожистыми, продолговатыми листьями и белыми крупными ягодами. «Так вот почему надо было кричать: „Есть ли кто у дубовых ягод"?» – догадался Мирко. Дубовыми ягодами, или омелой, звали этот странный кустарник, что приживался на теле могучих деревьев. Мирко еще раз оглядел поляну, которая, по сути, была двором колдуна – ограду городить было не от кого. Однако на дворе полагалось быть еще чему-нибудь, что давало бы колдуну пропитание. Не мог же он, обитая в такой глуши, жить только тем, что приносили люди? Ну, летом еще это было возможно, а зимой? Пользуясь тем, что кудесника пока не было видно, Мирко осмелился осмотреть его нехитрое хозяйство. Сначала он решил обойти дуб. Сделав несколько шагов, Мирко услышал испуганное блеяние. Значит, у колдуна была коза, и теперь она испугалась большого серого Пори, приняв его, наверно, за волка.
– Пори! – позвал он. – Сюда!
Прошло мгновение, и пес выбежал навстречу ему и радостно запрыгал вокруг: «Нашел! Нашел!» Мирко погладил собаку, чтобы не обижать ее равнодушием. Пори был молодой и очень старательный пес, на диво послушный, но вот разумения и выучки ему недоставало. «Что ж, научится, – думал мякша. – Пока к Вольным Полям прибудем, глядишь, не хуже Кууси будет! А то, ишь, обрадовал: козу отыскал, охотник!» К колышку на длинной веревке действительно была привязана ухоженная, длинношерстная белоснежная коза, которая теперь забралась в кусты, надеясь схорониться там от страшного и зубастого серого зверя. Завидев человека, которому серый явно повиновался, коза поуспокоилась и даже высунула лукавую любопытную мордочку из кустов. Веревка при столь поспешном отступлении, конечно, запуталась, и Мирко пришлось помочь козе выбраться из густого куста калины. Коза, видимо, не знала, что такое плохое обращение, поэтому легко далась в руки Мирко. Не знала она, правда, и что такое собака, и только древнее чутье подсказывало ей, что от Пори, пускай он даже сейчас и не стремился перегрызть ей горло или сломать позвонки, следует держаться на расстоянии.
Завершив спасение козы, Мирко продолжил осмотр. Огород у колдуна, оказывается, тоже был. У западной стены дома обнаружились аккуратно высаженные лук, чеснок, морковь, капуста и даже репа. По мякшинским понятиям высевать репу могли только женщины, да и хиитола вроде бы придерживались того же правила. Неужто колдун осмеливался выполнять искони женскую обязанность? Или здесь ему кто-нибудь помогал? В овине Мирко нашел богатый запас хорошего сена, а на дощатом полу валялись засохшие конские яблоки, между тем нигде не было никаких признаков того, чтобы у колдуна был конь, – ни следов, ни помещений, где бы можно было содержать лошадь, ни предметов сбруи или упряжи. Да и к чему колдуну конь? Значит, кто-то конный наведывался иной раз сюда. И последний раз это случилось не так и давно – помет был сухой, то есть последние дожди уже успели пролиться, – минула едва седмица. К сеновалу примыкал небольшой курятник, откуда доносилось уютное негромкое квохтанье.
Что ж, значит, время колдун проводил не только в молениях да беседах с богами, и не делал только что одного: пашни у него не было, хлеб ему привозили, но уж сушил в овине, молол и пек он сам. Правда, много ли надо одному? Наверняка ходил он и за грибами и ягодами, и рыболовством занимался. «Когда же ему колдовством-то заниматься?» – изумился Мирко. Он знал, сколько сил и времени забирало хозяйство, пусть и не очень большое. И понял, что вот сейчас увидел воплощение одной своей мечты – а было их немало: жить бирюком на острове, среди леса, самому добывать себе и еду, и все другое, не мешать никому своим существованием и слушать себя и мир… И вот перед ним оказался другой человек, который жил именно так, а заодно пример того, чего он достиг: наученный лучше любой собаки ворон, остановленная словом и мановением река. «Смог бы я сделать то же?» – спрашивал себя Мирко. Ответ не приходил, он не мог сейчас решить это для себя. Он вообще не знал, на что именно следует решиться. Ему просто необходим был разговор, подобный тому, что произошел год назад с дядей Неупокоем, и теперь оставалось дождаться колдуна – куда он подевался? Делать было нечего, и Мирко подумал: а что если заглянуть потихоньку в дом. Наверно, там полно всяких колдовских диковин. Нет, Мирко не стал бы трогать их, даже близко бы не подошел, но так хотелось посмотреть самому, а то ведь хозяин и не покажет, не расскажет, а то и вовсе спрячет. А коли вдруг он сам явится, всегда можно сказать, что Мирко, не найдя никого на дворе, заглянул в дом.
Оставив Пори сидеть снаружи (если что, пес забрешет), мякша преодолел две ступеньки и тронул дверь, открывавшуюся внутрь. Дверь отворилась без скрипа, и Мирко оказался в сенях. Солнечный свет проник из дверного проема, выхватив косы, серпы, топоры, другой инструмент, развешанный по стенам. На полках стояли всякие горшки, на полу деревянные ведра и кадка, пустые и с водой, бадья с квасом – ничего особенного, все как в обычной избе. Мирко отворил вторую дверь, в жилое помещение. Изба, где окошки были раздвинуты по случаю жары, тоже была вполне обыкновенной: стол в красном углу, лавки, застеленные сукном, изваяния главных богов хиитола: Старика, Лесного Хозяина и Укко. Возле печи стоял большой резной ларь, везде было чисто подметено. Черный кот спал прямо на полу, перед жерновом. Он только лениво приподнял голову и поглядел на Мирко сонными глазами – видно, привык к гостям. Северная стена была глухая, как и положено. Люк в полу, в который было вдето железное кольцо, вел в подпол. Мирко, которому так хотелось увидеть что-нибудь необычное, заглянул и туда, но кроме кувшинов с молоком и толстой бородавчатой жабы ничего не обнаружил. Разочарованный, он покинул дом и присел на ступеньку. «В самом деле, – пришла к нему мысль, – разве станет колдун все свои тайны на вид выставлять? И чего только я в подпол полез? Колдуна там искать, вдруг спрятался? Тогда уж надо было и на чердак заглянуть!» Мирко в очередной раз посетовал на свою бестолковость. Чего торопить то, что и так скоро произойдет. Не станет же колдун бегать теперь от него, когда даже Смолинку остановил, чтобы помочь незнакомому парню. Мирко, согнув ноги в коленях и подперев голову правой ладонью, уставился на дуб. Священное дерево крепко встало на острове, внедрившись корнями, наверное, в самый стародавний гранит. Вот такой же, должно быть, вырастил на самом первом острове хиитола, который тоже стоял посреди реки в бескрайней пустынной и каменистой земле, медный богатырь, и песней был он взращен и вырос прямо на голом граните.
