В отель он прошел без затруднений, но когда попытался проникнуть в зал для конференций, его остановила охрана и вежливо оповестила, что запускать внутрь будут за полчаса до начала пресс-конференции, не раньше. Ликостратов повел плечом так, что один из этих парней отлетел в сторону, и стал объяснять, что у него срочное дело и ему необходимо переговорить с господином Молчановым. К счастью, тот оказался рядом в нужный момент и услышал, что кто-то его разыскивает. Не разобравшись, кто именно, он оказался лицом к лицу с Ликостратовым и, похоже, тут же пожалел об этом.
– Я – Молчанов, – сухо сказал он, уставившись Ликостратову в глаза. – Что вам угодно?
У него было холодное маловыразительное лицо, поджарая фигура, на которой ладно сидел дорогой костюм, и властный голос. Вероятно, он зачитывал свои коммюнике журналистам, как приказы. Ликостратову стало вдвойне неуютно.
– Тут такое дело, – неуклюже начал он. – У меня крайне важная информация для службы безопасности. Не хотелось бы при всех… Может быть, того… отойдем куда-нибудь?
За спиной Молчанова возник еще один господин в солидном костюме, с короткой светлой челкой, с наушником в правой ушной раковине. Он с нескрываемым любопытством уставился на Ликостратова и весело произнес:
– Вы бы представились для начала!
– Ах да! – спохватился фотограф. – Ликостратов Константин Иванович, фотокорреспондент из «Оптимума». С аккредитацией у меня все в порядке…
– Я вижу, – перебил его Молчанов. – Жаль, что про ваше настроение такого не скажешь. Впрочем, я готов вас выслушать. Уложитесь в пять минут? Пройдемте!
Вдвоем они отвели Ликостратова в небольшую светлую комнату, большое окно которой выходило на внутренний дворик, засаженный прихотливо остриженными кустами и сверкающим светлой зеленью газоном.
– Итак, я вас слушаю, – сказал Молчанов, не предлагая садиться.
Отирая носовым платком пот, обильно струящийся по лбу, Ликостратов принялся сбивчиво пересказывать то, что ему накануне поведал Данилов. Выходило у него не слишком складно, к тому же многочисленные умолчания, к которым прибегал Данилов, портили рассказ еще больше. Нет, сам Ликостратов верил в историю Данилова, иначе не явился бы сюда, но понимал, что для постороннего уха она звучит немного странно.
– Я не очень хорошо все изложил, – закончил он. – Потому что со слов… Но дело в том, что Данилов пропал, и если он с вами до сих пор не встретился…
– Не встретился, – категорически заявил Молчанов. – Говорите – пропал? А-а, гм… простите, вы вчера много злоупотребили?
– Это тут ни при чем! – горячась, заявил Ликостратов. – Откровенно говоря, с этим самым… ну, вы понимаете… тоже далеко не все ясно. Между прочим, меня очень трудно напоить, а тут… Все будто в тумане. С какого-то места просто ничего не помню! Невероятно!
– Алкогольная кома, – понимающе кивнул Молчанов.
Человек с наушником в ухе негромко хохотнул. Молчанов покосился на него неодобрительно и опять обратился к Ликостратову:
– А пили вы, значит, с Даниловым?
– Да нет же! – уже с досадой воскликнул Ликостратов. – Вы меня не слушаете! Данилов как раз поехал к вам, а я остался ждать в его номере. Это была его идея. Он боялся, что в номер опять кто-нибудь залезет…
– Залезет в номер?! – удивился Молчанов. – Зачем?
– Вот этого я не знаю. Вероятно, из-за той информации, которую получил Данилов. За ним то ли следили, то ли… Не знаю. Вам бы лучше с Даниловым поговорить.
– Да, наверное, – согласился Молчанов и сочувственно добавил: – А знаете что? Давайте-ка приходите завтра, а? И Данилова приводите. А то вы сегодня, я бы сказал, не в форме. Завтра, да? Вот и отлично! Договорились. А сейчас хорошенько отдохните, выспитесь… Надеюсь, клин клином вышибать не собираетесь? Не надо. Лучше, знаете, поесть хорошенько, кефирчику, кофе… Так вы говорите, в «Оптимуме» работаете? Так-так…
Он похлопал Ликостратова по плечу, давая понять, что аудиенция окончена. Тот, несколько растерянный, вышел, услышав уже в дверях, как высокий с наушником говорит вполголоса:
– В прежнее время такого бы выслали в двадцать четыре часа, не чикались бы, и в журнале бы он уже не работал…
Кровь тут же бросилась в лицо, но Ликостратов проглотил обиду и поспешил выйти на улицу. Голова по-прежнему кружилась, и тошнота подкатывала к горлу. Все было плохо. Никто здесь ему, разумеется, не поверил, и, положа руку на сердце, будь он на месте Молчанова, то и сам вряд ли бы принял всерьез слова человека, от которого несло перегаром, потрепанного, но готового влезть в драку, путающегося в подробностях.
«Так всегда и бывает, когда человек лезет не в свое дело, – подумал он. – Хотя, если серьезно, речь-то идет о престиже Родины! А он не может быть не моим делом. Нет, тут надо включать дедукцию. Итак, что мы имеем?»
Ликостратов присел на парапет большой клумбы с ярко-алыми цветами, потому что ноги его уже едва держали, и стал размышлять:
«Выводим за скобки информацию про самолет и рассмотрим события, которые касаются и меня тоже. Итак, за Даниловым шел некий человек арабской внешности. Для Парижа это никак не в диковинку, но ведь потом кто-то с похожей внешностью забрался на балкон. Порасспрашивать бы на этот счет портье, но он сегодня не работает. Мы же никакого араба не видели. Однако Данилов утверждает, что в вещах рылись – поверхностно, наскоро, но рылись. Потом мы вдвоем все обсудили, Данилов сел в такси, мне принесли в номер бутылку вермута, а вот дальше наш блестящий план полетел к черту. Такое впечатление, что в дальнейшие события вмешалась чья-то злая воля. Но каким образом? Откуда могли прознать о наших планах? А что, если…»
Ликостратову вдруг пришло в голову, что в номер к Данилову могли проникнуть, чтобы установить «жучок». Секундное дело. Прилепил крошечный передатчик под столом – и слушай, сидя в машине, все, что говорят в комнате. Слушай и мотай на ус. Он смутно вспомнил, что человек, доставивший в номер поднос с выпивкой, не был похож на человека из обслуги. Не было в нем той профессиональной сноровки, угодливости, которой отличаются работники отелей. Да и форменной одежды, кстати, тоже не было. Вчера Ликостратов пропустил эти детали мимо своего внимания, а сегодня оставалось только сожалеть о своем легкомыслии.
Во всяком случае, появилась какая-то более-менее связная версия происходящего. Он решил немедленно поехать обратно в гостиницу и поискать «жучок».
«Может быть, Данилов вернулся, вот и обсудим вместе, как быть дальше. День сегодня все равно пропал. И кто бы мне сказал, какого черта я навешал на себя все эти объективы?! Проклятие!»
Войдя в отель, Ликостратов сразу же бросился к стойке и поинтересовался, не возвратился ли мсье Данилов.
– Мсье только что взял ключ, – сообщил портье, молодой серьезный человек с прилизанными волосами.
– Отлично!
Забыв про свое плохое самочувствие, фотограф кенгуриными прыжками помчался на второй этаж и буквально ворвался в номер, горя желанием не только увидеть наконец своего коллегу, но и хорошенько отругать его за неуместное исчезновение.
Каково же было его разочарование, когда Данилова в номере не оказалось. Вместо него обнаружился какой-то субтильный мужичонка с рано сформировавшейся на макушке плешью и с водянистыми глазками, взгляд которых было невозможно поймать. На нем красовалась униформа отеля, но что-то в этой униформе было не так – что именно, Ликостратов никак не мог сообразить. Но еще более озадачило то обстоятельство, что пришелец при его появлении как раз поднимался из-под стола, а увидев Ликостратова, быстро спрятал что-то в карман. В голове Ликостратова мгновенно промелькнули все его тревожные соображения насчет подслушивающих устройств и прочих шпионских штучек. Тяжело дыша, он встал на пороге и впился взглядом в мужичонку.
Кажется, тот растерялся. Быстро сделав безразличное лицо, пробормотал дежурное «бонжур» и попытался проскользнуть мимо Ликостратова в коридор. Окончательно поняв, что дело нечисто, фотограф схватил коротышку за шиворот и, торжествуя, вознамерился хорошенько тряхнуть его, чтобы сразу подавить всякое желание сопротивляться, однако сегодня, похоже, был не его день. Пальцы бойца-тяжеловеса ухватили пустоту, он покачнулся, а дальше случилось нечто уже совсем невероятное – коротышка присел, ловким образом вывернул запястье Ликостратова, дернул его, и фотограф самым позорным образом перевалился через спину француза и всем своим немалым весом припечатался к полу так, что звякнули стекла в оконной раме. В глазах у него на мгновение потемнело, по всему телу пробежал разряд острой боли, и перехватило дыхание.
