– Еще один неуловимый Джо! – снова вмешалась Лизавета.

А Саша неожиданно посерьезнел.

– Ты действительно полагаешь, что это не случайное происшествие?

– Полагаю! – снова скривился Савва. – Наконец-то дошло по длинной шее! А что мне еще полагать? Я ничего непроверенного не ел, не пил, и вдруг такой приступ, и врачи ставят диагноз «острое отравление».

– Ну, хорошо, допустим. И кому же ты нужен? – насмешливо спросила Лизавета. Она и сама не страдала манией величия, и другим не позволяла.

По дороге в больницу Лизавета еще раз обдумала версию «школы двойников». Ей теперь казалось очень маловероятным, что налет на ее квартиру, погром в редакции и Сашины подозрения насчет слежки связаны между собой и имеют какое-то отношение к их работе. А тут еще Савва со своим отравлением! Ну не могли эти «двойники» так топорно работать!

Разумеется, каждое отдельное событие может быть связано с их работой. Не исключено, что милицейский крепыш, допрашивавший ее дома и все приговаривавший: «А может, это кто-нибудь из поклонников вашу фотографию искал?» – не так уж и не прав. Когда милиционер повторил это в пятый или шестой раз, Саша Байков взорвался: «Вы еще скажите, что это я квартиру взломал или нанял бандитов, чтобы потом произвести впечатление на девушку!» Крепыш ответил саркастическим взглядом. Он был готов принять «к сведению и в работу» эту версию.

Судя по всему, Савва с Сашей уже поверили в составленный против них заговор – за одним следят, другого отравили, к тому же разгромили редакцию. Компот чистейшей воды! Сама Лизавета не была готова к такому повороту. Она свято и наивно верила в торжество общемирового разума, в целесообразность всего сущего вообще и отдельных индивидов, в частности. Верила в то, что разумных, здравомыслящих и честных людей на этом свете значительно больше, чем маньяков, готовых охотиться за журналистами. Есть, конечно, люди разумные и нечестные. Из страха быть разоблаченными и пойти под суд они могут решиться на крайние меры – и погромщиков нанять, и хитрого яду подсыпать. Только кто-нибудь когда-нибудь слышал про то, чтобы журналистское расследование в России усадило преступника на скамью подсудимых? Чтобы стал актуальным лозунг «утром в газетах – вечером в Крестах»? Газетные разоблачения были эффективными только в эпоху партийной организации и партийной литературы.

В нынеешние же времена и про взяточников писали, и про казнокрадов, и про убийц, и про мошенников. Про кого только не писали! Разоблаченные, оборудованные крепкой нервной системой, просто игнорировали публикации. Те же, у кого нервишки были расшатаны в борьбе за собственное благосостояние, начинали кричать о клевете, бросались в суд или заказывали статью прямо противоположного содержания. Все. Пузырь, раздутый обличителем, лопался. С шумом. Пострадавших от взрыва не было.

Вот интерес коммерческий, денежный, материальный – это другое дело. За кровный доллар или рубль и удавят, и взорвут. Но при чем тут скромные репортеры «Петербургских новостей» Александр Маневич, Савва Савельев и Елизавета Зорина? Чей бизнес они подпортили? Кому перебежали денежную дорожку? А раз не подпортили и не перебежали, то нечего бояться собственной тени и видеть «руку криминала» в простых, как гвозди, совпадениях. Подумаешь, траванулся! В России в конце двадцатого века не может отравиться только йог, питающийся чашкой риса в день. Подумаешь, квартиру взломали! Зарегистрированных квартирных краж, разбоев и грабежей год от года становится все больше, а незарегистрированных – тем более. Погром в редакции? Тоже скорее хулиганская выходка, и Фонду защиты гласности тут делать нечего.

Лизавета размышляла о людской любви к тайнам, об источниках и составных частях этой любви и вполуха слушала, как Саша рассказывает Савве о налетах на редакцию и на ее собственную квартиру.

– Значит, и там, и там что-то искали… – тихо и задумчиво проговорил Савва. – А мои кассеты?

– Не знаю, я только посчитал… Двадцать три, так?

– Должно быть двадцать пять, вместе с теми, что я передал Лизавете.

– Значит, две пропали! – Сашин возглас напоминал победный клич. Разумеется, он ликовал не потому, что пропали кассеты, а потому, что пропажа подтверждала их версию насчет целенаправленных преследований.

– Успокойтесь, ничего не пропало, – вмешалась Лизавета. – Я просто забыла положить кассеты в твой стол. Здесь они. – Лизавета демонстративно извлекла из сумки черную коробку и покрутила сначала перед Саввиным, а потом перед Сашиным носом. – Цел твой спецрепортаж из школы телохранителей!

– Ну и что? – дуэтом воскликнули мальчики. Сашу и Савву не так-то легко было обескуражить или сбить с истинного пути.

– Значит, не нашли то, что искали!

– Или нашли и даже унесли, но мы не знаем, что именно. Кстати, я тут, пока лежал, прикинул, кто имеет на меня зуб, – продолжал Савва. – Во-первых, «Банко»…

Времени для размышлений у госпитализированного Саввы было более чем достаточно, и он подробно перечислил всех, кому насолил.

Первым среди своих недругов Савва назвал председателя акционерного общества закрытого типа «Банко» Семенова. «Банко» – типичная пирамида, каковых в России в девяностые годы было возведено больше, чем в Египте эпохи Древнего царства. Одной из них Савва занимался вплотную. В эту деятельность его вовлек один не в меру активный вкладчик АОЗТ «Банко», полковник в отставке. Пораскинув мозгами, полковник сообразил, что их «Банко» с обещанными семьюстами пятьюдесятью процентами годовых – самый настоящий капкан. Свято веря во всемогущество тележурналистов, полковник через знакомых и родственников вышел на Савву и предложил вывести жуликов на чистую воду. Савва долго бегал от полковника, однако в конце концов взялся за дело и умудрился добиться ареста банковского счета злосчастной фирмы. Председатель «Банко» был вынужден бежать от гнева вкладчиков за границу, причем почти нищим: сто тысяч долларов, по меркам строителей грандиозных финансовых пирамид, – не деньги. Теперь, спустя годы, когда гнев обманутых вкладчиков несколько поутих, а правоохранительные органы занялись другими, не менее опасными преступлениями, прожившийся мошенник мог вернуться для того, чтобы отомстить ретивому журналисту.

Кандидатом в отравители номер два был всемирно известный авантюрист. Человек, который запросто звонил по телефону министру обороны СССР, еще когда СССР был жив, хоть и не совсем здоров. Человек, который, используя кремлевские связи как козыри при игре в дурака, играл в гольф и пил кофе с американскими высокопоставленными лицами и министрами западноевропейских стран. Человек, который убедил могущественных московских чиновников в том, что он нужен и полезен, а позже, уже раздобыв разнообразный компромат, – в том, что он опасен и, следовательно, необходим. Человек, который дарил женщинам самолеты, груженные розами. Человек, который сидел за попытку вывезти из России бесценные рукописи, а потом вышел на свободу. В общем, пухлощекий Чичиков с замашками и повадками Казановы. Савва несколько раз снимал интервью и с ним, и с его адвокатами, и с представителями обвинения. Савва был убежден в виновности российского авантюриста новейшей формации, и его объективные репортажи должны были убедить общественность в том же. То есть основания для обиды у знаменитого политического жулика были. Савва считал, что если не сам Чичиков-Казанова, то его сообщники вполне могли при помощи мышьяка или цианида доказать всем журналистам, что определенная позиция и конкретная точка зрения в этом вопросе опасны для жизни.

Среди подозреваемых числился и директор недавно разорившегося банка «Звезда». Именно Савва в свое время принес на хвосте известие о том, что банк переживает временные трудности и намерен приостановить операции по вкладам. Информация улетела в эфир, клиенты бросились закрывать счета, и «Звезда» превратилась в черную дыру. Банкир, соответственно, имел все основания для недовольства. Он потом долго кричал на всех углах, что при помощи слухов можно погубить самый устойчивый банк. Недобросовестная конкуренция хуже воровства – это второй тезис, который отстаивал обанкротившийся банкир. Почему бы ему не перейти от слов к делу, точнее, к яду?