мне в лицо, разбиваясь о заклиненные дверные створы… Нет, здесь что-то еще… Кто-то идет, кто-

то приближается… на улице, совсем близко… Я открыл глаза, но не увидел никого… Но я уловил

какую-то недоступную мне прежде частоту…

Кашель сдавил мне грудь, запирая дыхание… Теперь нет ничего, ничего не видно и…

Запись №10

Я открыл глаза… Передо мной стоит “дракон”… Высший боевой офицер – S11… Его горящий

взгляд устремлен на меня. Я тихо отвел руку, но оружия нет…

– Это были вы, на улице?..

– Я.

– Вы пришли за моей памятью? Ведь мой разум давно был недоступен вам… Но вам не нужно

подходить так близко – вы способны считать открытую для вас жесткую память издали…

– Молчите, Горный. Мне нужна не ваша память.

– Хакай… Трижды сожженный… Призрачный командир… Это вы. Вы здесь.

– Он ищет меня – Тишинский. “Тень” Снегова – “белого генерала”. Он оставил вас, как маяк.

– Тишинский… Он придет… Он убьет вас, Хакай.

– Все изменилось. Теперь нет смысла убивать… Теперь мы сможем только – уничтожать… Нам

поздно убивать. Время убивать пришло ледяной крепости – Ивартэну.

– Вы пришли невидимым…

Хакай сверкнул на меня черными глазами, горящими то огнем, то холодом… то гаснущими

немой тьмой…

– Вы знаете, что я не человек.

– А что вы такое, Хакай?

– Подобие сожженного офицера.

Я протянул руку, коснувшись его плеча…

– Вы похожи на человека…

– Похож. Я подключен в пространстве и времени. Но я буду отключен, как только будет введен

код, отключающий дестабилизаторы одиннадцатого измерения.

– Вы существуете только, пока работают дестабилизаторы Пустоты?

– Я был сожжен, я исчез, меня нет. Но осталась моя память и память обо мне. Я был явлен,

подключенный напрямую в пространстве и времени.

– Конечно… Стабилизаторы расчищают пространство и время до Пустоты, а дестабилизаторы

строят пространство и время от Пустоты… Внедрение в высшие программы… Запретные

технологии… вы применили их вновь.

– Когда вы сожгли меня вновь. Теперь я не живу и меня нельзя убить. Теперь я являюсь и

исчезаю, следуя зову системы. Но скоро я исчезну бесследно. Я передам мои армии Снегову. Тогда

моя задача будет завершена.

Я склонил голову перед этим жестоким мучеником… Мы трижды сжигали его, а его бойцы

трижды поднимали его из пепла, вынуждая вновь и вновь сжигать наши крепости. Он раб,

принужденный существовать, как “защитник”… Он раб, и у него нет жизни, у него нет воли к

жизни – только задача… И он не умрет – он только завершит задачу, как “защитник”… как

Снегов… как все наши рабы, которых мы считаем нашими богами…

Хакай резко повернулся ко мне, сверкнув глазами, сжимая руку в кулак…

– Снегов станет единовластным правителем. Я буду вынужден отдать его власти мои земли.

Земли, которые я взял у него, облив кровью моих людей, которые я вернул, осыпав моим пеплом.

– Вы пролили и кровь моих людей, Хакай… и мою кровь… Вы угрожали нам затопить нас в

крови, и нам пришлось вернуть вам ваши угрозы…

28

– Теперь мы пролили столько крови, что тонем в ней все… Мы смешали кровь дракона, медведя

и орла этой войной, создав из трех одно чудовище… Теперь оно пожрет себя, поскольку голод его

неутолим… И править этим чудовищем будет “белый генерал”, холодный, как снег… “Белый

генерал” сдержит его – не позволит ему проглотить себя разом, заставит его грызть себя долго,

умирая от голода, истекая кровью… Истекая кровью до конца времени…

– Мы всегда истекали кровью и пускали кровь, Хакай… Мы всегда жили, умирая и убивая…

– Теперь мы умираем, убивая себя.

– Мы все убиваем других, принося жертвы смерти, чьей добычей всегда были все мы… И

смерть отдает наши жизни, беря чужие в обмен… Этот обмен дает время, но этой мене ограничен

срок… Когда мы отдаем смерти все, что способны дать, когда у нас не остается ничего, кроме

наших жизней – смерть берет наши жизни… Мы не убиваем себя, Хакай, – мы просто умираем…

нищими перед жадной смертью…

Хакай бросил мне в глаза тяжелый, непроницаемо темный, взгляд…

– Мы приносили смерти все большие жертвы, стараясь взять у нее все большее время, нужное

нам для разработки оружия, способного уничтожить ее, – смерть. Мы создали бессмертие, овладев

ее временем, но стали отдавать его ей взамен способности овладеть ее пространством. Мы воевали,

убивая вечно молодых воинов, расчищая территории их жизней, расширяя территории для жизней

наших… И в этой войне мы потеряли все… Мы вернули смерти – все…

– Мне все равно, Хакай… И не вам – не живому – рассуждать о смерти. А мне все равно… Я

смотрю не на шпили крепостей системы, приносящих в жертвы целые армии, а на моих бойцов,

которым нечего дать смерти, кроме крыс… За крыс им даются считанные дни, но они – живут…

Они, не горюя, встречают и провожают их, не сжигая их войной, не травя их злом, стремящимся

урвать еще и еще… Я смотрю на них и забываю жадность, заставляющую меня бросать “сегодня”,

хватая “завтра”… Я смотрю на небо, Хакай, и вижу не его обрывок в бойницах штаба Ясного – я

вижу его все… Я дышу ветром, разогнанным этими просторами, а не вентиляторами Центрального

управлении СГБ… И мне все равно, чьи разведчики выслеживают меня, чьи бойцы ступают по

моему следу… Я просто счастлив, Хакай! Впервые! А вы не знаете, что это – счастье… Как не знал

я, когда был окружен не этими оборванными дезертирами, а высшими офицерами СГБ.

– Вы бредите, Горный. Вы с радостью встречаете день, разрушающий вас, разрушающий все…

Вы бредите…

– Возможно, это бред. Но мне это безразлично.

– Вы больны, Горный…

– Да, болен. Впервые. Я болен впервые, потому что я впервые жив. Оставьте меня в покое,

Хакай… Меня и моих людей – мой полк… “полк без командира”…

Хакай вздрогнул, останавливая на мне непонимающий взгляд… Но сразу перевел глаза на мрак

открытого коридора… Темный зверь с холодным разумом вступил в полумрак в обличье офицера

S12 – Тишинский… Я замер, не справляясь с перебитым хрипом дыханием… Но Олаф, будто

обернувшись волком, метнулся ко мне… и его холодный клинок отражает его широко открытые

тусклому свету глаза, в которых бушует буран, ограждая меня сиянием севера от ночной тьмы… А

Ханс с тупым спокойствием упер дуло излучателя в грудь призрачного “дракона”… Я вдохнул

ветер всей грудью, смотря в лицо этим видениям системы через прорези глазниц зверя, кровь

которого была пролита, чтоб горячить мою кровь…

– Вы, оба, уйдите… Их не убить – они не живы… “Дракон” явится из Пустоты столько раз,

сколько потребует его незавершенная задача… А Снегов бросит наземь столько “теней”, сколько

будет разбито светом… Они всесильны… Но они – только призраки системы… Без системы их нет.

Они скованы с системой, как мы – с жизнью… И им, бессильным вне системы, не отнять у нас,

свободных, жизни… Они не способны уничтожить нашу жизнь, как мы не способны уничтожить

их систему… Мы с ними – не пересекающиеся параллели, существующие розно, в разных

измерениях, в разных системах координат!

Тишинский окружен “защитниками”, пришедшими на его зов… Его глаза раздирают меня

злобой, дарованной страхом… И я счастлив, ломая иглы его скрытых мыслей, поднятых на меня

штыками… Его “защитники” подключают оружие, но мне все равно… Я не отпущу его… И я буду

29

пить его кровь – кровь врага… И моих зубов, впившихся ему в горло, не разожмет моя смерть…

Смерть подошла ко мне вплотную, и я не отступлю, не позволю ей перейти в наступление… я убью

ее или умру вместе с ней…

Вдруг Тишинский поднял голову, замерев… развернулся и ушел во мрак, забирая светлых

“защитников”… Хакай молча последовал за ним, оставляя меня, горящего и сжигающего гневом,