жидкой крови…
– Ну что, давайте мне память… Герф, а ты что стоишь?..
– Я…
– Туго соображаешь! Сдай отчетную память!
Ничего. Это еще ничего… Я и правда соображаю сейчас туго… Как раз из-за этого Айнер не
сильно пошатнул мою изначальную уверенность в том, что до высшей меры дело не дойдет. Знаю,
что он на это способен, но не так – не с того, что его замыкает. Он по справедливости решит…
Нор под арестом. Он сгинул, ведомый Стикком, зажатый в спину холодным взглядом машины, –
сгинул на переходе, где-то посреди покореженных лестниц, спускающих обломанные ступени
глубоко под землю… Темная пустая дверь пожрала сначала Айнера, потом и каждого из нас…
Соргу кровотечение вроде остановили, но грубо – и раны скоро открылись… Кровь хлещет ему на
глаза из-под железных скоб, прошивших его бровь… Мне бы тоже не хотелось видеть эти темные
коридоры… Никто из нас не знает, куда они нас приведут…
Запись№14 00 00 000 00:00
11. 04. 205 год Новой Техно-Эры 05:40
Айнер устроил нам настоящий конец света – в прямом смысле… Подходящий карцер в этой
разгромленной части они с Унхаем так и не нашли, так что нас вчетвером заперли в просторной,
пустой и темной, морозилке неизвестного назначения. Ничуть здесь не лучше – разве что вместе
нам спокойней как-то. У нас забрали только оружие. Но мы так привыкли к способности жечь и
резать все что под руку попадет, что без холодного железа и белых лучей под рукой стали быстро
падать духом…
Темнота и холод способствуют резкому осознанию силы властей… Того хуже, что при
применении конкретной офицерской силы власти, нас пробирает до костей закостенелость
бездейственности… Айнер хорошо знает, как нас на место – в строй – задвинуть. Сорвал с нас
заряженные энергоблоками портупеи и излучатели – и никакие мы больше не всесильные, не
всемогущие. Нам вроде как теперь и правоту доказать нечем… И никакое тут сопротивление не
поможет. И гордость, и решимость ничего особенного тебе тут не дадут. На это слишком
рассчитывать не стоит… если тебе не на чужой стороне худо пришлось. Стойкость – единственное,
что действительно нужно безоружному, замерзшему, поглощенному теменью, бойцу без врага… А
157
надменность… Надменность дух и поднимет, и опустит. Терзает нас со всех сторон клыками
непримиримости. Нам признать вину почти так же сложно, как не признать…
Просто, нам осознать ошибку трудней, чем понять, что где-то мы ее допустили, – от этого мы и
ершимся… А вообще наш норов противовесом оснащен. Так он и работает – поднимет нас кто-то
или что-то не по заслуге выше должного, наша гордость без посторонней помощи обратно в строй
нас поставит. И иное условие ничего не изменит – опустить нас ниже заслуженного – наша
гордость тоже никому и ничему не позволит. Всегда ставит нас туда, где нам стоять следует. Так
должно быть… если бы не сбои. Но и на них управа есть – темень, холод и… безоружность. Это
офицеры придумали, чтобы дурь из нас вышибать проще было. На то нам и выдан час-другой –
чтобы резко рухнуть духом об пол и потихоньку его поднимать при помощи гордости, оставленной
нам как последнее оружие, до указанного ровного места – до плацдарма, до полигона, где нас снова
строить и испытывать будут. В общем, зарвались мы… и получили… Но случай вниз опускает,
гордый нрав – подымает наверх.
Наш единственный уцелевший прожектор то ли окончательно дохнет, то ли начинает
потихоньку стабилизировать поток… Ему пуще нашего досталось – он слабо и перебойно мерцает
и меркнет меж продолжением работы и отправлением на свалку… Зависает, как мы, – между
жизнью и смертью.
– Сорг, подключи его нормально или отключи вовсе. От этих перебоев хуже только…
Сорг не реагирует. Его неживое лицо не дрогнуло, взгляд замер слабым просветом посреди
окружающей нас мглы… Он сосредоточенно и терпеливо продолжает настройку. Хорн только
рукой махнул и одарил нас, не покидающей его, открытой улыбкой. Он по привычке еще
нашаривает клинок за голенищем, но его там уже нет – Унхай забрал… Теперь Хорну руки занять
будет нечем… Скоро и он сцепит окоченелые отмороженные пальцы покрепче, как мы с Владом…
– Терпи, Герф… Нас с Соргом этот мрак грызет сильней.
– Не скажи… Похоже, излучатель – хранилище моей души.
– Да мы все будто с душами расстались. Но это не так уж и плохо, Герф.
– Если учесть, что временно…
– Если учесть, что наши души остались при нас. Знаешь, я как-то Айнеру торжественно заявил
– “Мы – это наше оружие, наше оружие – это мы”. Он мне с ходу отрезал – “Нет, оно без нас не
оружие, мы – оружие и без него”.
Влад еще стоит на ногах, но уже не твердо… Мы все старались простоять как можно дольше,
чтоб уменьшить площадь соприкосновения с промерзшими плитами, только одним упорством
долго не продержались. Теперь и Лесовский бросил искать блуждающим впотьмах взглядом стыки
сомкнутых дверей, подошел к нам ближе – подальше от холодных стен – и припал на колено перед
дохлым фонарем. Он замкнул наш тесный круг в центре этой пустоты…
– А что, Хорн, так и есть. Но привыкнуть к этому надо – и осознать.
– Ну, Лесовский, начинай сейчас – потом ни времени, ни возможности не будет. Этот навык
полезен. Помнить о том, что наш разум сильнее, чем наши руки, следующие за ним, и чем наше
оружие, вышедшее из него, должен каждый.
– Нужна поправка – разум, накаченный информацией…
– С этим ты пожалуй прав. От тупого ума проку не больше, чем от тупого клинка.
Хорну с руками делать нечего – он, чтоб вконец не продрогнуть, перекидывает свои
посаженные фонари “с лезвия на рукоять”, как ножи. Наши – разбиты и брошены на побоище.
Работает – один. Но Сорг что-то долго эту единственную надежду на свет мучает… Слишком
долго…
– Сорг! Если ты живой – значит, твой чертов фонарь концы отдал…
Наконец хрупкий свет замерцал ровней… Сорг установил прожектор на полу, и мы расселись
вокруг него, как у костра. Но этот огонь не греет – меркнет в углах, скрывает там скребущую стены
опасность.
– Там есть что-то…
158
Сорг сцепил руками прижатые к груди колени и неподвижно застыл… как будто он уже давно
замерз где-то на леднике. О том, что Сорг еще жив, говорит только неизреченно глубокая тоска в
его запавших глазах…
– Это крысы, Герф, – “наши вечные спутники”. Если они не очень голодны, подпустим их
ближе – так теплее будет.
– Ты как хочешь, но я их не подпущу.
– Еще звать будешь. Не то скоро инеем затянет. Здесь крысы – наша группа поддержки,
дружинники из бригады попутной подмоги.
– Поэтому вы их кормите?..
– Если мы помогаем им – они помогают нам.
– Как?..
– Как обогреватели. За еду нам тепло дают. А убежище у нас с ними по жизни общее. Но ты
смотри в оба. Следи за ними – если кто из них с голоду нападать решит, сшибай насмерть. Они
твари смелые, быстро бегают и “летают” далеко – ты у них на прицеле.
Жалею, что ничего съедобного нет, что им дать можно… А в тишине все стучат когти и зубы, из
углов поблескивают расширенные глаза… Я перестал думать о стычке – крысы теперь из головы не
идут. Сожрут нас тут, безоружных, – нам против их орды и получасу не выстоять… Никогда не
думал, что буду серьезно озабочен угрозой с их стороны. Понять не могу, откуда они лезут…
Отовсюду… А кругом лишь стенные панели и сомкнутые двери – никаких щелей… Кажется, что
эти крысы сквозь стены проходят – прибывают прямиком через перекрытия, через обшивку…
– После успешно проведенных операций мне приходилось получать хороший ужин и сон, но
чтобы сидеть голодному с голодными крысами…
Хорн перевел лучистые глаза на теснящиеся по углам полчища крыс… Подставил руку