Как- то вечером в «Мечте пилота» раздался телефонный звонок. Дежурный -лейтенант Дмитрий Кудрин - поднял трубку, затем махнул мне рукой:

- Тебя.

Это был Вася Мордин. Я сразу узнал его голос - спокойный, глуховатый, такой знакомый. Как долго ждал я этого звонка! С того самого дня, как приводнился в бухте Матюшенко. Получалось, что вроде мы и рядом, лишь неширокая бухта разделяет нас, а встретиться, поговорить, хотя бы посмотреть друг на друга - нет возможности: полеты, полеты, напряженная боевая работа в осажденном городе. Он летает днем, я - ночью, у каждого время расписано по минутам, а добраться мне на Херсонес или ему [57] в бухту Матюшенко - целая проблема, никакого регулярного сообщения нет.

И вот я слышу его голос:

- Как житье-бытье? Скучать не приходится?

- Готовлюсь на работу, - отвечаю.

- Все ясно, - говорит Мордин. - А моя милашка малость приболела, завтра лечить ее будут. (Ага, думаю, самолет вышел из строя, ремонтируют.) В связи с этим у меня возникла идея: давай завтра встретимся. Ты сможешь утром пораньше?

- Пожалуй, смогу.

- Вот и прекрасно. Встречаемся под мостиком, на Приморском бульваре - надежное место, вроде бомбоубежища. Добро?

- Добро.

Щелкнув, трубка умолкла. А я все стою, чего-то жду… Кажется, совсем недавно мы расставались с Мординым в мирном, очаровательном Ленинграде. Было это в мае 1940 года. Я уезжал в Керчь, в 45-ю отдельную эскадрилью, а его переводили на новые скоростные бомбардировщики. Вася успокаивал меня: «Не огорчайся. Скоро все будем летать на новых машинах. Снова встретимся.»

Плохим провидцем оказался мой друг. Так и не успел я пересесть на новые машины. Довелось встретить войну на «фанерно-перкалевых броненосцах» - МБР-2. А Вася Мордин летает на красавце Пе-2 - скоростном пикирующем бомбардировщике, прекрасной машине, созданной конструктором Петляковым. Конечно, иногда и на Пе-2 приходится нелегко, особенно в Севастополе, на блокированном, простреливаемом насквозь пятачке. Здесь летчикам всегда трудно, на каком самолете ни летай. И все же Пе-2 - это не какая-нибудь «эмберушка», а настоящий, первоклассный боевой самолет!

Утром на попутном катере я пересек Северную бухту. Мордин уже ждал. Стоял под горбатым мостиком на Приморском бульваре, прислонившись плечом к каменной стенке. Солнце только начинало пригревать, вода в бухте отливала яркой синевой. И в воздухе, и на воде, и на земле в эту пору было удивительно спокойно. Даже не верилось, что рядом - враг. Здесь, на Приморском бульваре, пробуждение весны чувствовалось особенно остро: нежная зеленая травка упрямо пробивалась из земли, а на кустах сирени и на деревьях уже набухли и вот-вот начнут лопаться почки. [58]

Мордин увидел меня, шагнул навстречу. Обнялись, несколько секунд стояли молча. Потом он отстранился, произнес баском, явно подражая Тарасу Бульбе:

- Ну, сынку, дай поглядеть, каков ты есть.

А я во все глаза смотрел на него. Каким он стал, мой друг? Возмужал, на темносинем кителе сверкает новенький орден Красного Знамени. В остальном, пожалуй, все такой же: крепкий, надежный, неторопливый в движениях. Вот только, может, чуть посуровели ясные серые глаза да капризная припухлость губ подчеркнута еле заметной паутинкой морщин, которых прежде не было и в помине, на лбу прорезались упрямые складки. Но все это заметно, если присмотреться, а так - все тот же Вася Мордин: добродушный, милый, спокойный.

Выбрали местечко понадежнее, тут же, у мостика, возле толстой каменной стены, прикрывавшей нас от обстрела немцев, пододвинули два камня-валуна, уселись. Несколько минут сидели молча. Иногда бывает так: хочется просто помолчать, почувствовать, что дорогой тебе человек - рядом, что вот он, здесь. На войне, как никогда, привыкаешь ценить такие минуты. Потому что завтра, даже сегодня, через час такая возможность может и не представиться. Кто-кто, а летчики вполне отдают себе в этом отчет… Но об этом говорить не принято. В конце концов непредвиденных обстоятельств достаточно бывает и на земле. Особенно здесь, в Севастополе. Что уж тут распространяться?

Мордин за эти несколько месяцев пережил много. Прилетел с Балтики в Крым еще осенью 1941-го. И с первого дня окунулся в гущу боевой жизни. Полеты следовали один за другим. Первое время удача сопутствовала ему. Конечно, не раз встречали вражеские истребители, били зенитки, но домой возвращался благополучно. А однажды…

Был конец октября 1941 года. Рано утром тревожное известие всколыхнуло часть: противник прорвал Перекоп. Нужно немедленно вылетать на штурмовку, армия ждет помощи.

Самолеты были подготовлены еще вечером. Вылетать решили звеньями. Первым с рассветом ушло звено Горечкина. В правом пеленге - Ульянцев, в левом - Мордин. К цели дошли благополучно. По беспрерывным орудийным вспышкам легко определили линию передовой. А за этой огнедышащей чертой по хорошо знакомой дороге двигались [59] окутанные пылью немецкие танки, автомашины, орудия, повозки…

Когда «пешки» легли на боевой курс, стрелок доложил Мордину:

- Командир! Сзади шесть самолетов, преследуют нас!

- Что за самолеты? - спросил Мордин.

- Кажется, «мессеры».

Дальнейшие события развивались с головокружительной быстротой. Не успел штурман Игорь Громов после сбрасывания бомб закрыть бомболюки, как «мессеры» навалились на них. Мордин, разворачиваясь за ведущим, глянул влево: две пары вражеских истребителей стремительна пикировали на самолет Ульянцева, беря его в «клещи». «Что же Громов не стреляет!» - мелькнула тревожная мысль. И тотчас частая дробь пулемета раздалась рядом, кабина наполнилась пороховым дымом. «Мессеры» уже выходили из атаки, но Мордин этого не видел - все его внимание было поглощено самолетом Ульянцева. «Петляков», накренившись на крыло и как-то нелепо задрав нос, вдруг вспыхнул факелом и затем заштопорил навстречу земле. Болью сжалось сердце: «Ульянцев…» Но на переживания времени не было. Взволнованный голос стрелка в наушниках и непрерывная дробь двух пулеметов вмиг вернули к действительности.

Мордин следил за ведущим. Тот, теряя высоту и набирая скорость, уходил за линию фронта, на свою территорию. Василий следовал за ним, хорошо понимая - оторваться от ведущего, значит, предоставить себя на растерзание «мессерам». Стрелка указателя скорости быстро ползла вправо. «Сейчас отстанут, все будет в порядке» - успокаивал себя Мордин. Но шли минута за минутой, а истребители не отставали. Мордин с тревогой поглядывал на приборы: скорость достигла уже почти максимума, а стрелка альтиметра дрожала между нулем и единицей. «Высота - всего пятьсот метров! Неужели не уйду на «пешке»? Не может быть!»

Мордин видел профиль побледневшего, усеянного капельками пота лица штурмана, припавшего к прицелу пулемета. Он то и дело нажимал на гашетку, посылая огненные трассы навстречу «мессерам». И вдруг в наушниках раздался возбужденный голос стрелка:

- Врезался одна! Молодец Игорь!

Да, один сбит. Но осталось еще пять, а «Петляковых» - два. [60]

Промелькнул внизу Перекоп. Под крылом - своя земля. Теперь легче. Неожиданно голубоватые языки пламени поползли по плоскости. Пожар! Мордин встретился взглядом со штурманом. На лице Игоря застыл вопрос: что делать? Огонь уже лизал фюзеляж, подбирался к кабине. Еще одна-две секунды и взорвутся баки. Тогда все.

Нужно действовать. Мордян глянул вниз: земля - совсем рядом.

- Ваня, Ваня! - позвал он стрелка.

Тот не отвечал. «Ранен или убит?» Еще одна трасса сверкнула над головой - «мессеры» продолжали атаки. В кабине стало жарко. Мордин крикнул, стараясь придать голосу бодрость:

- Прыгайте, соколики, а то опоздаем! - И толкнул в плечо Громова.

Как только в люке исчезла фигура Игоря и в кабину ворвалась струя свежего воздуха, Мордин резко взял ручку на себя, сорвал колпак и перевалился через борт…

Резкий рывок - над головой вспыхнул купол парашюта. Мордин оглянулся вокруг: совсем рядом, чуть ниже белел купол Громова, на земле огромным грибом распластался еще один парашют. «Значит, стрелок выпрыгнул», - с облегчением подумал Мордин.