— Ирра, знаешь, подумала сейчас, — перебила я, — надо что‑то сделать, чтобы запомнить его, Дрокка. Его имя, то, что он для нас сделал.

— О чем ты? — отвлеклась от мрачных мыслей подруга.

— Не знаю, как… понимаешь, я чуть не забыла имя того гвардейца леди Ивонн. Это ведь неправильно, он мне спас жизнь, а я забыла. Давай что‑нибудь придумаем…

Надо записать где‑нибудь, или вспоминать каждый день, чтобы за рутиной не потускнел его поступок, или рассказать о нем всем — всем… Почему же Ирра ничего не предлагает? И почему я опять чувствую на лице ее слезы?..

Ах, нет, это всего лишь дождь. Ирра ведь сильная, она почти никогда не плачет. Она только спасает нас всех.

— Ирра, — позвала я шепотом и, не дожидаясь отклика, произнесла: — спасибо тебе!

Хлынул дождь, и взметнулось негасимое пламя, окружая меня со всех сторон. Но в этот раз я не стала ждать, пока кто‑нибудь придет, а, стиснув зубы, шагнула прямо в огонь. Он принял меня, и почему‑то не возникло ни одной мысли о том, что это стихия войны, неженская, она под покровительством Бога — сына. Я думала, что все стихии родны друг другу и связаны, как родные братья и сестры. И я непременно найду дорогу даже через огонь.

Ступни обжигало, руки покрылись волдырями. Раненая нога подвернулась, и я с криком упала в серый пепел.

Эта ночь была единственной, наполненной более — менее связными мыслями. Все последующие моменты просветления ограничивались минутой — другой, да и тогда доверять собственным глазам было бы опрометчиво.

В бреду я снова очутилась в Хальборе, видела горящего заживо Дрокка, лорда Эверда со стрелой в спине — его тщилась перевернуть маленькая белокурая девочка с идеальным носом. Мне пришлось прятаться от гвардейцев в овраге, но сквозь укрывавшую убежище листву видела, как над городом летает с диким хохотом моя подруга, посылая с пальцев миниатюрные смертоносные молнии. Ее за шиворот держала гигантская рука, но она не замечала этого и продолжала искренне веселиться.

Вокруг не было ни души. Я в одиночестве плыла по спокойному, ласковому течению, изумляясь неге, в которой пребывало тело. Последние воспоминания, наполненные болью и страхом, не позволяли надеяться на лучшее, и пришла мысль о смерти. Может, я действительно уже умерла, поэтому ничего не чувствую, оттого моя душа покойна, а мысли светлы и прозрачны подобно утреннему, умытому ранним дождем воздуху?

Я открыла глаза, услышав приглушенные расстоянием голоса. Не комната — тесная келья была моим прибежищем, в которую помещались узкая, каменно твердая кровать и истрепанный коврик в дальнем от дверного проема углу. Так странно, всю жизнь прожив в уютных и просторных комнатах, я теперь попадаю исключительно в такие вот мелкие каморки. Что это — намек от судьбы на дальнейшие невзгоды или расплата за предыдущие сытые семнадцать лет?

Двери, как таковой, не оказалось, неровную арку стеснительно прикрывала старенькая, латаная — перелатаная занавесь. Я откинула прочь простыню и села. Судя по тому, что мое тело покрывали столь же насыщенного цвета синяки, времени с последнего моего ясного воспоминания прошло не так уж много. Правая нога от самой промежности и до стопы крепко перемотана повязками, от которых исходил яростный лекарственный дух.

Я поморщилась, одернула обратно подол длинного просторного одеяния из плотной грубой ткани и попыталась встать. Это удалось только с попытки так пятой, и все равно нога подгибалась, не слушалась, капризно заныла, еле — еле, но этого хватило, чтобы понять: без подмоги мне не подняться. К счастью, рядом с кроватью некто заботливый оставил длинный сучковатый посох, который и стал моей опорой.

Голоса за время борьбы с собственным телом не стихли, наоборот, только окрепли, поднимаясь до уровня жаркого спора. Я утерла пот со лба и, пыхтя сквозь сжатые зубы, поковыляла на звук.

Путь оказался на удивление долгим и сложным. Узкий коридор никак не желал кончаться, только исходил проемами по бокам, занавешенными так же, как моя келья. Но приближавшиеся голоса позволяли надеяться, что я хотя бы взяла правильно направление.

Наконец, коридор вывел меня в просторную (по сравнению с каморкой) комнату. Окон видно не было, только голые каменные стены, как и в извилистой кишке прохода. Зато там обнаружился длинный стол, во главе которого восседал бородатый мужчина, по правую руку от него стоял, угрожающе опираясь на столешницу, еще один незнакомец, а напротив последнего разорялась Ирра. За ее плечом, скрестив руки на груди, возвышался Аарон, слева спокойно развалился на стуле лорд Эверд, а за спинкой последнего с тем же отсутствующим выражением лица застыл всегда незаметный Крист.

Я смущенно застыла на пороге, не зная, куда себя деть. Подруга же, заметив меня, бросила спорить и тотчас подскочила, душевно обняла за плечи, стараясь не потревожить мое хрупкое равновесие.

— Шани, наконец‑то! Я уж подумала… Ты как? Как себя чувствуешь?

— Спасибо, хорошо, — улыбнулась я и, повернувшись к остальным, учтиво кивнула. — Доброго времени суток, господа. Прошу прощения, что прервала вашу беседу.

— Что вы, милая леди, — отечески покачал головой бородач, поднявшись со своего «трона». — Для нас искренняя радость видеть, что лечение пошло вам на пользу.

— О… Я безмерно благодарна вам за заботу, господин…

— Трих, леди, мое имя. А это мой близкий друг и помощник, Мелдин, — второй незнакомец изобразил короткий, больше насмешливый поклон. — Остальных, полагаю, вы знаете.

— Шантель, как ваше самочувствие? — поинтересовался лорд Эверд, также уважив мое присутствие изящным наклоном головы. Мне стало немножко неуютно, такой жест пристал бы едва знакомому мужчине, но никак не жениху. Однако я и не знала, чего бы желала от него увидеть. Объятия? Поцелуй у всех на виду? Хотя, думаю, хватило бы и искреннего неравнодушия.

— Я хорошо себя чувствую, благодарю. Я вам не помешала?

— Нисколько, — непререкаемым тоном заявила Ирра, покосившись неприязненно на лорда Эверда, помогла мне добраться до свободного стула. Аарон тотчас встал у меня за спиной, украдкой ободряюще потрепал по плечу.

— Мы всего лишь обсуждали совместные планы, — продолжила подруга. — И обнаружили фатальные расхождения во мнениях.

— Позволю себе заметить, что я так же не в восторге, — отозвался лорд Эверд, — однако медлить нельзя. Другого выхода я не вижу.

— Зато я вижу! Судя по карте, до Лемиэ, а там и до Хевенхолда остались считанные дни пути…

— Она может остаться здесь, в безопасности, — мягким голосом вклинился Трих, но Ирра была непреклонна.

— Чтобы я оставила подругу в лапах каких‑то жрецов? Если Древнему взбредет в его божественную голову мной манипулировать по — серьезному, он обязательно ее использует. Поэтому Шантель здесь не останется.

— Хотите сказать, что мы можем причинить вред невинной девушке? — свистящим шепотом уточнил Мелдин. — Ты, девка, в своем уме? Кого взялась грязью поливать?

— Того, кто, не спросив моего мнения, взялся коверкать мою жизнь, — отбрила иномирянка. Я в это время сидела тише воды ниже травы, не веря, что длительные споры вызвала всего лишь моя судьба.

— Не дело хулить своего Бога, Ирра, — пожурил ее старший.

— А ему, значит, можно мной все дырки затыкать?

— Вы снова пустились по кругу, — утомленно вздохнул лорд Эверд и поднялся, звонко хлопнув по столешнице, так что я чуть ли не подпрыгнула от неожиданности. — Предлагай свой вариант.

— Мы можем сначала довести Шантель до Хевенхолда…

— Времени нет! — рявкнул Мелдин. — Ты слышала волю Древнего, медлить нельзя!

— Да мне плевать на этого Древнего! — в тон ему зарычала подруга. Почтительный Трих неуловимым движением схватился за сердце, но на него никто внимания не обратил. Либо это уже привычный жест, либо все знают, что мужчина справится со своей проблемой сам и не беспокоились понапрасну.

— Ты, девчонка, даже не представляешь силу нашего Бога!