Грант явно начала испытывать дискомфорт.

— Ты же не считаешь всерьез, что именно так все и обстоит?

— Ни в малейшей степени. Фуртадо проведет свой эксперимент с синтетической хромосомой и убедится, что ошибался.

У Грант вырвался сдержанный возглас согласия, будто она опасалась, что высказывая чрезмерную уверенность, будет испытывать судьбу.

— Я хотел спросить, — сказал Прабир, — вы уже получили результаты анализа РНК спящих взрослых?

Последний раз он слышал, что они будут продолжаться всю ночь.

— Ага. Обнаружилось, что у них вырабатывается пептид, практически идентичный хорошо известному гормону, который погружает взрослых особей бабочек определенного вида, живущих в умеренном климате, в диапаузу, когда они впадают в зимнюю спячку. А изменения в рисунке и окраске крыльев произошли, похоже, из-за серии генных воздействий очень схожих с теми, которые происходят при обычном метаморфозе. Я примерно этого и ожидала: новое использование старых трюков.

— Хорошо. Но зачем их так использовать? Я знаю, сейчас об этом говорить бессмысленно, ведь взрослые особи уже откладывали яйца во внешней среде, но не может это быть возвратом к видам, использовавшим для размножения паразитическую стадию?

Может идею возрождения генов в итоге все еще можно спасти.

— Нет, — покачала головой Грант. — Кроме того, все еще более искажено, чем ты сказал. Все мужские особи тоже откладывают яйца.

Прабир взялся за поручни ограждения и стал толкать их, разминая плечи.

— Если этот ген изначально не должен был присутствовать у каждого вида для исправления мутаций, то нам еще предстоит объяснить, как он распространился от бабочек на все остальное.

Он повернулся к Грант, обезоруживающе улыбаясь и надеясь, что ей не станет дурно от дальнейших легкомысленных рассуждений.

— Просто спора ради: если Фуртадо прав, то может гены Сан-Паулу решили, что это самый простой путь скопировать себя в плодоядных голубей.

Она ответила не сразу, и Прабир подумал, что она готовит уничижающий его ответ.

— Я еще кое-что обнаружила в анализе РНК, — сказала она.

— И, что?

— Большое количество эндонуклеазы — фермента для резки и склейки ДНК — вырабатывалось во всем теле спящих взрослых. Я это пока еще подробно не изучала… — Грант замолчала.

— Но если это нужный вид эндонуклеазы, — сказал Прабир, — то он может идеально подходить для сплайсинга гена Сан-Паулу в геном плодоядных голубей?

Грант кивнула и неохотно продолжила:

— Часть ДНК и эндонуклеазы, которая неповрежденной проходит пищеварительный тракт и попадает в кровь, всегда являлась крайне незначительной, хотя, я полагаю, они могут быть упакованы во что-то, например в липосомы — это их защитит и поможет абсорбироваться стенками желудка. Возможно, это и есть способ передачи, но в целом картина совершенно не ясна.

Прабир оглянулся назад: вдалеке над водой все еще виднелся вулканический конус Теранезии.

— Все остальное тоже может быть возвратом назад, правда? Если мимикрия когда-то использовалась, чтобы внедрить личинок-паразитов в плодоядных голубей, а сейчас ее гены возобновили активность, бессмысленную у яйцекладущих женских особей, они также могли вновь активироваться у мужских особей — просто из-за неправильной работы переключателя.

— Полагаю, это возможно.

— Есть же и другие применения для эндонуклеазы, не так ли? Может ли быть совпадением, что ген эндонуклеазы включился в то же время, что и остальные?

— Может быть.

— Послушайте, — рассмеялся Прабир. — Мы были на Теранезии, мы были у источника и я надеюсь, что все прояснится со дня на день. Я прожил без ответа двадцать один год. Я смогу подождать еще немного.

Он взглянул на движущееся изображение белка из статьи Фуртадо, где тот последовательно трансформировался в каждую из шестнадцати возможных конформаций, связываясь с каждым из четырех оснований старой нити и добавляя каждую из них к новой. Между ними эти шестнадцать простых трансформаций могли генерировать любые мыслимые изменения: когда старая нить разделяется на части, а новая собирается, для организма появляется возможность превратиться вообще во что угодно.

И какие же удивительные изобретения извлек белок Сан-Паулу из этого безграничного моря возможностей?

Те, которые скопировали ген Сан-Паулу столько раз, сколько возможно.

Они прибыли на остров мангровых зарослей и прошли через риф по старому маршруту, а затем отправились дальше вдоль берега. Когда они подошли ближе к месту, где находился лагерь экспедиции, то увидели, что рыбацкого судна уже нет, но рядом с кораблем экспедиции расположился другой корабль.

Бросив якорь, они выбрались на берег. На полпути к лагерю метрах в пятнадцати перед ними появился молодой мужчина, одетый в камуфляжные брюки, солдатские ботинки и футболку с эмблемой Чикаго Буллз. Он поднял ружье, направив его на Прабира с Грант, и выкрикнул несколько команд на английском.

— Остановиться! Положите ваши руки на ваши головы! Присядьте!

Они подчинились. Мужчина подошел к Прабиру и приставил ружье к его виску.

— Что вы здесь делаете? Откуда вы прибыли?

Прабир слишком нервничал, чтобы ответить сразу, но пока он пытался расслабить гортань настолько, чтобы заговорить, его несколько утешило то, что мужчина, вероятно, не пират. Только солдат будет в первую очередь интересоваться их передвижениями, и, каким бы недоразумением ни была вызвана его враждебность, его, несомненно, легко будет разрешить.

— Я биолог, а это мой помощник, — спокойно объяснила Грант. — У нас есть разрешение от властей в Амбоне.

Реакция солдата на эти слова не успокаивала.

— Поганые экуменические еретики!

У Прабира упало сердце. Мужчина не был молукканским солдатом — он был из Армии Господа, возрожденной христианской милиции Западного Папуа. Официально она не принадлежала к силовым структурам этой страны, но мнение о том, что у нее есть серьезная негласная поддержка со стороны правительства, было широко распространено. Годами они устраивали беспорядки на островах Ару. Но Ару находилась тремястами километрами восточнее.

— Где вы были? — требовательно спросил человек.

— На другой стороне острова, — сказал Прабир. Если дурная слава Теранезии распространилась по всему региону, то было бы глупо признавать, что они побывали там.

— Вы лжете. Вчера не было никаких признаков вашего корабля.

— Вы, должно быть, не заметили нас. Мы были на полпути к мангровым зарослям.

Мужчина фыркнул насмешливо.

— Вы лжете. Вы приходите и видите полковника Аслана.

Пока они шли через лагерь, Прабир увидел еще трех вооруженных людей, развалившихся со скучающим видом и нескольких участников экспедиции, которые явно нервничая, стояли у уходов в свои палатки. И хотя биологов явно не сторожили, как заложников, не было похоже, что они рады гостям. Прабир не увидел никаких признаков Мадхузре. Он твердил себе, что у солдат не было никаких причин навредить кому-либо, но видимых причин находиться здесь у них тоже не было. Возможно, это было связано с тем, что Ару должна была присоединиться к независимости Западного Папуа — пусть даже эта перспектива выглядела настолько же привлекательной, как объявление Западного Бенгали частью Пакистана — трудно было представить, какую выгоду Армия Господа собиралась получить, запугивая иностранцев глубоко на территории Республики Малукку.

Полковник занял под свой офис одну из складских палаток; Прабиру с Грант пришлось ждать снаружи под полуденным солнцем. Минут через двадцать их охранник что-то раздраженно пробормотал на своем языке и уселся в тени дерева, оперев оружие на колено, так, чтобы оно было направлено примерно в сторону пленников.

— Вы знаете, с кем мы имеем дело? — прошептал Прабир.

— Да, да. Я буду вести себя как примерная ученица воскресной школы.

Грант казалась скорее усталой, чем испуганной, будто перед ней оказалось все лишь еще одно утомительное препятствие, вроде похода в мангровые заросли. Но она много путешествовала и привыкла к тому, что ее задерживают из-за случайности или чьего-то каприза.