Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Да.

Он опустился вниз и рукой взъерошил ей волосы. В лагере он избегал этого вопроса, рассказывая бесполезную полуправду — «Они не могут быть сейчас здесь», «Они хотят, чтобы я заботился о тебе» — пока она не сдалась и не перестала спрашивать. Социальные работники советовали ему «Не говори ничего. Она еще достаточно маленькая, чтобы забыть».

— Они ушли в твой разум, — сказал он. — Ушли в твои воспоминания.

Мадхузре одарила его своим самым скептическим взглядом, но казалось, задумалась над его утверждением.

Затем решительно заявила:

— Это не так.

Прабир прикрыл глаза тыльной стороной ладони.

— Ну, хорошо, всезнайка, — сказал он. — Они ушли в мои.

Мадхузре выглядела раздраженной. Она оттолкнула его руку.

— Я тоже хочу их.

Прабир похолодел. Он взял ее из-под одеяла и отнес к себе в кровать.

— Не говори Амите.

Мадхузре посмотрела на него с презрением: надо быть идиотом, чтобы предположить подобное.

— Ты знаешь, как звали Ма, пока ты не родилась? — спросил он.

— Нет.

— Ее звали Радха. А Па звали Радженда. Они жили в огромном, полном людей, шумном городе под названием Калькутта. — Прабир повторил то же самое на бенгали.

Он переключил прикроватную лампу на самый слабый свет, затем взял со столика планшет и вызвал на экран фотографию матери. Это был снимок, сделанный на параде ИРА, единственный сохранившийся, который ему удалось спасти из рабочего пространства в сети, куда он сам поместил его еще до того, как решил не отправлять по электронной почте Элеоноре.

Глаза Мадхузре загорелись от восхищения.

— Радха знала все о человеческом теле, — сказал он. — Она была самой умной и самой сильной в Кулькутте. У ее Ма и Па был большой красивый дом, но ей не было до этого дела.

Прабир перелистнул изображение на планшете, чтобы вызвать фотографию отца. Мадхузре похоже спокойно отнеслась к зрелищу металла, воткнутого в кожу, но нетерпеливо подалась вперед, чтобы рассмотреть лицо Радженды, более узнаваемое, чем лицо матери.

— Итак, она полюбила Радженду, у которого не было ничего, но он был умным и сильным, как Радха. И тоже любил ее.

Прабир подумал: я же разрушаю все это. Он не хотел заполнять свою голову сладенькими историями, похожими на сказки. Он хотел все еще чувствовать, как папины руки обхватывают его и поднимают высоко в небо. Он хотел все еще слышать мамин голос, говорящий, что они отправляются на остров бабочек. Может ли он вообще может сделать их столь же реальными для Мадхузре?

У Мадхузре возникли мысли по поводу фото Радхи.

— Почему она не плачет?

Прабир приложил пальцы к щекам.

— Здесь есть такое место, где почти нет нервных окончаний. — Он проверял это на виртуальной модели тела в сети. — В коже есть множество тонких ниточек, которые заставляют чувствовать боль, но если их не задеть, они не причинят беспокойства.

Лицо Мадхузре выражало сильные сомнения.

На кухне были шампуры. Он мог простерилизовать их на газовой плите или воспользоваться дезинфицирующим средством из аптечки. Мысль о том, что придется засовывать металл в собственную плоть, заставила его желудок сжаться. Он бы не возражал, если бы кто-то другой проделал такое с ним — вряд ли это было бы намного хуже, чем инъекции, которые ему делали, чтобы убрать шрамы с лица — но перспектива самому применять силу для этого пугала его.

Но мама делала такое и это была не сказка — доказательства находились прямо перед глазами. Тут был всего лишь вопрос уверенности в своих действиях.

— Я покажу тебе, — сказал он, положив планшет на подушку и слезая с кровати. — Но только щеки, без языка. Но когда ты вырастешь, ты поможешь мне тащить грузовик.

Мадхузре не брала на себя обязательств так просто: она снова изучила фото отца. Прабир склонился над ней.

— Посмотри на их лица. Если бы это причиняло им беспокойство, они бы не улыбались, не так ли?

Мадхузре обдумала весомость аргумента, после чего торжественно кивнула.

— Хорошо.

Часть третья

6

Прабир работал допоздна, чтобы закончить проект, чтобы мысли о нем не жужжали мухами в голове все выходные. Проект не был чем-то экстраординарным, но оставался ряд небольших проблем, которые требовали всего его внимания. Он погрузился в детали и время летело незаметно. Но когда он закончил, то вместо того, чтобы с чистой совестью броситься к лифтам, радостно предав банк забвению, просидел еще минут пятнадцать в своего рода ступоре, таращась на ряды опустевших офисных секций.

Он повернулся к своей рабочей станции и еще раз перезапустил тест модуля для кредитных карт. Это была стандартная часть антропоморфного программного обеспечения, «консультант по инвестициям» с голосом и внешним видом, которые учитывали психологические и культурологические особенности клиента, указанные в карте и предлагавшего варианты распределения денежных средств между различными финансовыми инструментами. Это был чисто рекламный трюк. Люди, которые занимались игрой на рынках серьезно, должны были пользоваться значительно более продвинутыми программами, а тем, кто не хотел тратить время и становиться экспертом, лучше было держаться подальше, полагаясь на стандартные банковские схемы с низким риском. И большинство так и поступало. Но банк определил возрастную группу потенциальных клиентов, которых могло привлечь подобное новшество: иллюзия того, что программа трудится неустанно от их имени, но якобы только предоставляет им нужную информацию, а решение они принимают совершенно самостоятельно.

Все надо делать хорошо. Даже это. Но когда Прабир наблюдал массив из шестнадцати образцов модулей-советчиков, безошибочно реагирующих на поток тестовых данных, то чувствовал себя уставшим и смешным, как если бы он остался, чтобы ровно развесить все картины в коридоре. Так не произвести впечатления даже на свое непосредственное начальство, чтобы укрепить свое положение. Единственный способ сделать это — проводить вечера, проникая в тайны финансового вуду в колледже для специалистов по количественному анализу — перспектива, которую он находил невыразимо удручающей. Но он, вероятно, будет свободен полпонедельника, пока консультанты по продажам и маркетологи не придумают какой-нибудь новый трюк.

Как только он вышел из своей секции, экран и освещение стола, замигав, погасли, а бегущий световой указатель на потолке указывал путь к лифтам через темные помещения. Потеря нескольких часов вечера пятницы не была большой трагедией, но он чувствовал такое же разочарование каждый раз, когда пытался получить удовлетворение от работы. Надо быть глупцом или маниакально одержимым, чтобы продолжать вести себя так, будто это вообще возможно.

Было только полдесятого, но когда он вышел на Бэй-стрит, он внезапно почувствовал, как от голода закружилась голова, будто он не ел целый день. Он купил упаковку какой-то клейкой еды в торговом автомате и съел ее, ожидая автобуса. Стояла морозная зимняя ночь; небо казалось ясным, но при этом было серым и беззвездным из-за городских огней.

Когда он пришел домой, дверь Мадхузре была закрыта, так что он решил ее не беспокоить. Как только он опустился на диван, включился телевизор, но без звука и картинкой в пол-экрана. Смотреть на картинку в три метра шириной хорошо, если вы собираетесь в нее погрузиться, но вся эта суета в периферическом поле зрения совершенно контрпродуктивна, если вы намерены задремать как можно скорее. Прабир продолжал думать о работе — даже закончив модуль советчика, ему нужно было повозиться еще с полудюжиной вещей — но у банка была жесткая политика, запрещающая пользование удаленным доступом для разработки программ.

Кто-то позвонил в дверь внизу, у входа с улицы и в углу экрана появилось окошко, в котором был Феликс, переминающийся от холода с ноги на ногу. Прабир почувствовал себя виноватым — он всю неделю собирался ему позвонить. Феликс развел руки и посмотрел прямо в камеру комично корча умоляющее выражение лица. «Входи», сказал Прабир.

19
{"b":"243793","o":1}