Он пристально изучал ее лицо, а она так же внимательно смотрела на него с преувеличенным выражением безразличия, но безуспешно. Она явно нервничала.
Он тоже забеспокоился.
— Если у тебя какие-то проблемы, просто скажи мне. Я не буду сердиться.
— Меня пригласили на полевые исследования, — сказала Мадхузре. — Совместная экспедиция от нескольких университетов. Там двадцать один человек, в основном доктора наук, но они готовы взять еще двух студентов. Но на самом деле для нас финансирование не предусмотрено, так что мы должны платить сами.
— Но… это же невероятно! — Беспокойство Прабира сменилось облегчением, а затем гордостью. — Всего два места для студентов и тебе предложили одно из них?
Он отложил тарелку, которую вытирал и крепко обнял ее, подняв над полом.
— Конечно же ты получишь эти деньги, глупышка! Чего ты еще ожидала?
Когда он отошел от нее, Мадхузре покраснела. Прабир тихо выругался про себя — он не вовсе не хотел переборщить и смутить ее.
— И куда же отправляется экспедиция, — спросил он. — Надеюсь, не на Амазонку? Кажется, их там уже тошнит от натуралистов, так что они готовы стрелять при виде их.
— Нет, не на Амазонку. На Южные Молуккские острова.
— Это не смешно, — сказал Прабир.
Конечно же, в Бразилии никого не отстреливали, и он чувствовал себя так, будто в ответ на игривый шлепок получил удар в голову.
— Так не должно быть.
Их взгляды встретились — она нервничала больше, чем когда-либо, но она не врала и не дразнила его.
— Но именно туда мы отправляемся.
— Но почему? — Прабир неловко сложил руки; он внезапно почувствовал себя неуклюжим — его тело замерло в странной позе. — Почему именно туда?
— Не расстраивайся.
— Я не расстраиваюсь. Я просто хочу знать.
Мадхузре отвела его в себе в комнату и взяла свой планшет.
— Этот экран слишком маленький. Я покажу тебе не телевизоре.
Они сели на диван, и она открыла подборку из информационных сообщений и научных работ.
Первым открытием, привлекшим внимание биологов со всего мира, стал пестрый голубь[11] странной окраски, похожей на камуфляж из зеленых и коричневых пятен. МРТ и анализ ДНК показали еще более радикальные отличия. Прабир, словно во сне, слушал, как Мадхузре описывает структурные аномалии внутренних органов птиц и перечень благоприятных мутаций в ключевых белках крови. Зоологи Явы, которые обнаружили этот экземпляр полгода назад, смогли проследить его путь только до торговца птицами из Амбона, но как только пошли слухи, что за что-то необычное можно получить хорошие деньги, два других подлинных случая растворились в потоке подделок и малозначительных отклонений. Это была мертвая древесная лягушка с младенцем, который, несомненно, развился во взрослую особь, не покидая заполненного жидкостью мешочка. А еще была летучая мышь с костями в крыльях, реорганизованными в эффективную, хотя и не очень эффектную, форму — и это благодаря полностью рабочему гену протеина, контролирующего эмбриональное развитие, которого не было больше ни у одного существа на планете. Оба были обнаружены на острове Серам, в более чем трехстах километрах севернее Теранезии.
Мадхузре изо всех сил сдерживала свой энтузиазм.
— Это удивительные открытия — так же, как бабочки, но кто знает, сколько особей уже вовлечено? Этому нет никакого объяснения. И совершенно непонятно, что с этим делать. Какой бы не оказалась причина, она встряхнет биологию, как ничто со времен Уоллеса.
Мадхузре не признавала Дарвина; возможно Альфред Уоллес и был слишком скромным, чтобы принять причитающуюся ему славу, но это не помешало ей расставить все по своим местам.
Прабир оцепенел.
— Ты никому не говорила? Про бабочек?
Нигде в сообщениях не упоминались какие-либо более ранние находки; вероятно ни коллеги родителей из Калькутты, ни спонсоры из Силк Рэйнбоу не были склонны представлять бессистемные факты их неопубликованной работы.
— Я, вероятно, должна была, — сказала Мадхузре. — Но я боялась, что они решат, будто я все выдумала, ради того, чтобы попасть в экспедицию. Я в команде только благодаря своим заслугам, — она с гордостью улыбнулась. — Я даже отметила «нет» в опроснике, где они спрашивали про «опыт нахождения в джунглях».
Она задумалась.
— Наверное, для меня будет лучше всего держать рот на замке, и позволить экспедиции самой докопаться до фактов. Я имею в виду, что хижины все еще должны быть там и большую часть оборудования можно идентифицировать. Возможно, даже какая-то часть записей осталась нетронутой.
Прабир смотрел на нее с каменным лицом. Она взяла его руку в свою, и сказала:
— Тебе не кажется, что они были бы рады, если бы кто-то из нас вернулся? Теперь-то это не опасно?
Прабир почувствовал, как по спине разбежались ледяные мурашки: то ли сознательно, то ли в силу привычки, ее голос стал приглушенным, как всегда, когда они говорили про родителей в его комнате в доме Амиты.
— Это не безопасно, — сказал он. — С чего ты решила, что это не опасно?
Мадхузре изучающе посмотрела на его лицо.
— Потому что война закончилась почти восемнадцать лет назад.
Прабир раздраженно выдернул свою руку.
— Ага, и безумцы в правительстве Западного Папуа…
— Я не еду в Западное Папуа…
— … которые хотят объявить половину островов…
— Это даже близко не рядом с тем местом, куда мы едем!
У Прабира начало стучать в голове. Если это не сон, значит это какой-то вариант проверки. Он привел ее в безопасное место, и вот, она стоит на самом краю обрыва и лопочет какие-то детские глупости о том, чтобы нырнуть назад в воду.
— На острове все еще есть мины, — сказал он. — Не думаешь ли ты, что кто-то пробрался туда и все разминировал?
Мадхузре порылась в файлах, затем вывела данные с планшета на телевизор.
— Это устройство крепится на ремень. Оно сообщит, если в радиусе двадцати метров есть какая-либо химическая взрывчатка.
Штуковина была размером со спичечный коробок.
— Я не верю тебе, — сказал Прабир. — И взрывчатку в земле? Но как? Ты знаешь, что у индонезийцев есть мины, распознающие датчики ЯКР[12]? Как только посылаешь радиоимпульс, мина определяет твою позицию, и ты получаешь полный заряд шрапнели.
— Оно не использует ядерный квадрупольный резонанс, оно полностью пассивно. У взрывчатки есть радиационная сигнатура: составляющие ее атомы излучают вторичные частицы благодаря фоновой радиации и космическому излучению.
— И что… эта штука настолько чувствительна, чтобы определить химический состав по вторичной радиации?
Мадхузре убежденно кивнула.
Прабир уставился на экран, чувствуя себя столетним старцем, который моргнув, пропустил десятилетие.
— Я слишком долго просидел в банке.
— Это разве не тавтология?
Прабир рассмеялся и почувствовал, как что-то разорвалось у него внутри. Он мог сдаться — это было бы просто. Он мог кричать «Вперед! Вперед!» и танцевать с ней по комнате, изображая гордого старшего брата, всемерно поддерживающего ее. Затем она улетит, чтобы спасти репутацию родителей и закончить их труд, как сказочная принцесса, вернувшаяся из изгнания, чтобы исправить всю кривду и отомстить за всю несправедливость.
— Я не могу себе этого позволить, — сказал он.
— Прости?
Он повернулся к ней.
— Пять тысяч долларов? Я не знаю, о чем я думал. У меня на счету даже близко нет такой суммы. А еще сопутствующие расходы… — он сконфуженно поднял руки.
Мадхузре закусила губу и посмотрела на него откровенно недоверчиво, но он был почти уверен, что она не распознала его блеф. Она могла весь уик-энд спорить об опасностях, с которыми может столкнуться экспедиция, но она не стала бы устраивать сцен из-за денег.
— Хорошо, — сказала она. — Я понимаю, что это большая сумма. Мне надо подумать, как собрать ее каким-нибудь другим способом.