Немало копий скрестилось на этих злополучных колесах. Брать или не брать? Посадка на колесах много легче - они дают возможность приземлиться и на такой аэродром, на котором лыжи могут пострадать (например, при застругах). Но с другой стороны посадка на полюсе могла произойти на поле, пересеченном трещинами, покрытом ухабами, и лыжи для этого более пригодны. Кроме того, везти с собой колеса - это значит взвалить еще 800 килограммов лишнего веса на перегруженные машины. И колеса решено было оставить.
Столь же принципиальным был и выбор дальнейшего маршрута. Путь от Нарьян-Мара до острова Рудольфа предстоял исключительно [47] сложный. Расстояние по прямой 1570 километров. Было два варианта. Первый: сделать промежуточную посадку в Амдерме и затем оттуда пойти на Рудольф. В этом случае нужно было пролететь над знаменитым Маточкиным Шаром, заслужившим печальную известность гибельными низвергающимися воздушными потоками, и пересечь мыс Желания - «полюс ветров», как его называют арктические летчики. Выгода же этого маршрута заключалась в том, что на пути было меньше открытого моря. Второй вариант предусматривал перелет от Нарьян-Мара на остров Рудольфа на-прямую. Подавляющая часть пути пролегала над Баренцовым морем. В это время года юго-восточная часть моря Баренца почти свободна от льда. Машины наши сухопутные. Садиться на них в море нельзя: утонут. В случае отказа моторов на какой-нибудь машине экипаж ожидали весьма крупные неприятности. Плюсы же этого варианта заключались в более ровном ветровом режиме и отсутствии промежуточных посадок.
Что скрывать - решить задачу было нелегко. Командование экспедиции, да и весь экипаж отчетливо представляли себе трудности и опасности обоих вариантов. На совещании командиров кораблей был принят второй вариант: лететь из Нарьян-Мара к острову Рудольфа напрямик, через Баренцово море. По предложению О. Ю. Шмидта трасса перелета была несколько придвинута к западному побережью Новой Земли с тем, чтобы самолет, у которого выйдет из строя один из моторов, мог дотянуть до берега. Это значительно уменьшало риск перелета через открытое море. Правда, горы Новой Земли мало приспособлены для [48] посадки, но во всяком случае там при поломке самолета люди могут остаться живы. Трезво оценивая серьезность обстановки, командиры кораблей наметили порядок строя на случай тумана, условия полета для отставшей машины, схему радиосвязи, если один из самолетов потерпит бедствие.
Однако этими мероприятиями подготовка к ответственному этапу не ограничилась. Важно было психологически подготовить коллектив на все случаи, сплотить людей, организовать их, чтобы в любом положении люди не растерялись, не пали духом и не посрамили своей страны. Костяком, цементом экспедиции, как всегда, являлись коммунисты. 3 апреля было проведено общее партийное собрание, посвященное задачам коммунистов в полете. С большой речью выступил О. Ю. Шмидт:
- Товарищи! Большинство членов экспедиции - коммунисты, сочувствующие и комсомольцы. Организующая роль коммунистов в полярных походах и в особенности в экспедициях, подобных нашей, исключительно велика. Вспомните, как небольшая группа большевиков «Челюскина» сумела сплотить после гибели корабля весь коллектив.
Мы не знаем, какие сюрпризы готовит нам природа. Правда, экспедиция превосходно технически вооружена, но природа могущественна и может преподнести всякие неожиданности. Нужно быть готовыми ко всему. Особенно важно в этом перелете сохранить спокойствие, уверенность, твердость духа.
В нашей стране никто не остается без помощи. Если какой-нибудь корабль потерпит бедствие, мы, разумеется, постараемся помочь ему собственными силами экспедиции. Если их [49] окажется мало, на помощь выйдет стоящий сейчас наготове в Мурманске ледокол «Ленин». На помощь ринется вся страна. К группе, терпящей бедствие, будут нестись живые волны сочувствия, внимания, заботы всей нашей родины, нашего правительства, Центрального Комитета партии. Все мы связаны кровными узами со страной, и страна сделает все для помощи каждому участнику экспедиции.
Мы делаем наше дело не для личной славы. Поведение каждого из нас - не его личное дело. Успех операции придаст нашей замечательной стране новый блеск. Мы должны дать такой образец поведения, которым родина, пославшая нас, будет гордиться. И достойное поведение участников экспедиции возвеличит Страну Советов во всем мире…
Отрадно отметить, что ни у кого из членов экспедиции не было колебаний перед чрезвычайно трудным и опасным этапом - перелетом на остров Рудольфа. Люди верили в отличные качества советских самолетов и моторов, в мастерство пилотов, в себя. Ярко и четко эта уверенность проявилась и на первом общем собрании участников экспедиции, состоявшемся также в Нарьян-Маре. Там бичевались все недостатки, выявившиеся во время первых этапов перелета, определялись меры взаимной технической помощи, намечалась программа дальнейшей работы, - и так крепла дружба экипажей кораблей. Сорок пять человек участвовало в северной экспедиции. Они разбиты по пяти самолетам, представляя отдельные отряды, вместе идущие к одной цели. Но все отряды объединены в одну общую армию, небольшую, но крепкую и сплоченную.
Прочный, крепкий, дружный коллектив! Он [50] разнохарактерен по своему составу. Здесь и заслуженные опытные полярники: Молоков, Водопьянов, Шевелев, Алексеев, Бабушкин, Головин, Орлов, Козлов, Ритсланд, и люди, впервые отправившиеся в Арктику: Мазурук, Спирин, Шекуров, Гивкин, Петенин. Но за плечами у всех большой опыт, все проникнуты упорством в достижении цели, сознанием ответственности, возложенной на них страной, полны воли к выполнению задания партии и правительства.
Полярные летчики привыкли летать в одиночку, надеясь только на себя и свой экипаж. И первое время в экспедиции чувствовалась некоторая разобщенность экипажей кораблей. Это не оказывалось во взаимоотношениях: они были просты и отличались духом настоящего товарищества. Но не было должной слаженности, стальной организованности, что решает успех любого дела. Медленно, но неизменно это чувство крепло. Каждый попрежнему любил свой корабль, но уже начала проявляться забота и о других самолетах. Сознание общности дела понемногу становилось органическим. Все отчетливо представляли трудности предстоящего перелета. Риск полета на сухопутных машинах над открытым морем был значительным. И не пасуя перед трудностями, коллектив стремился сделать все, чтобы риск был минимальным. Каждый чувствовал ответственность за всех. Механик самолета Алексеева Сугробов пришел к Шевелеву и заявил, что вода, содержащаяся в бензине, кристаллизуется и кристаллы могут забить трубки.
- Я у себя принял меры, - сказал механик, - а вы посигнальте на другие корабли.
Второго апреля подготовка к полету была [51] закончена. Следующий день объявлялся выходным, днем отдыха перед стартом. Но уже ранним утром комнаты школы и оленсовхоза, где жили участники экспедиции, пустовали. Все уехали на аэродром. Снова и снова они проверяли самолеты, удостоверяя их готовность продолжать рейс, сознавая свою величайшую ответственность перед родиной. Только поздним вечером опустел аэродром.
Особо и ласково нужно сказать об участниках полюсной зимовки: Папанине и его друзьях. Последние дни их пребывания в Москве были переполнены до краев. Нужно было получить запоздавшие научные приборы, закончить расчеты с бесчисленными поставщиками, привести в порядок личные дела. Эти дела заботили особенно Ширшова и Федорова. В мае-июне они ожидали прибавления семейства, и вполне понятно их некоторое беспокойство перед стартом. Находясь на Северном полюсе, они ничем не могли помочь своим женам и поэтому старались заранее обеспечить им дружескую заботу и внимание товарищей.
Когда накануне старта стало ясно, что перегруженные самолеты не смогут оторваться от раскисшего аэродрома Москвы, командование решило отправить все грузы поездом в Архангельск. Всю ночь Папанин и его друзья, не доверяя никому, грузили свое имущество в вагон. Вернее, не грузили, а бережно укладывали каждый ящик и сверток, чтобы не повредить бесценной аппаратуры и снаряжения. Вылетели они в состоянии полного изнеможения. В пути до Архангельска их, как и всех нас, основательно потрепало, но как только колеса самолета коснулись аэродрома, вся четверка немедленно уехала в город. Они узнали, где бежит вагон [52] с грузом, достали автомобили для перевозки своего имущества с вокзала на аэродром и только после этого отправились отдыхать. На следующий день вагон прибыл. Не подпуская никого, Папанин, Кренкель, Ширшов и Федоров сами вынесли все хозяйство на перрон, уложили на грузовики, уселись сверху и, обняв руками хронометры (чтобы не тряслись), поехали на аэродром. Они сами уложили весь груз в самолеты, предварительно осведомившись у пилотов о наиболее устойчивых районах громадной площади кораблей. Приборы и иные хрупкие вещи были размещены в центроплане, лыжи - в крыльях, палатки - в хвосте.
