- Если такой большой ключ, то какой же прочный должен быть замок…
Столы в кают-компании ломились от яств: колбасы, ветчины, сала, грудинки, фаршмака, паштета, различных консервов, водки, вина и коньяка. Стены украшены приветственными лозунгами и портретами. Во всю ширь перегородки распростерлась стенная газета: «Широта 82 градуса». Бортмеханик Ваня Шмандин подошел к газете и карандашом расширил ее название «Широта 82-90 градусов».
Мы, закончив аврал, утомленные двухсуточным бодрствованием, уже давно спали мертвым сном, а ученые продолжали свою кипучую деятельность. Они проверяли упаковку продуктов, осматривали научную аппаратуру, собирали нарты.
- Мы будем работать дотемна, - объявил Папанин.
Один из зимовщиков недоуменно напомнил ему, что темнота в этих широтах наступит лишь в октябре. Иван Дмитриевич рассмеялся и поправился:
- Ну, тогда до вечера!
Они легли спать в восемь часов утра следующего дня, отстояв на ногах трое суток. Для нас следующий день начался новым авралом. Нужно было заправить все машины горючим. Путь предстоял немалый, тяжелый и опасный. [75]
Сколько летных часов займет дорога до полюса и обратно - никто не знал, и поэтому решено было залить все баки по пробку. Это был поистине сизифов труд. На аэродроме мела пурга. Свирепый ветер больно хлестал лицо и заставлял людей передвигаться спиной вперед. Одетые с головы до ног в меха, мы мерзли, однако, нещадно. Экипажи во главе с командирами кораблей отрывали из-под снега бочки с бензином, грузили их на тракторные сани и затем катили с саней к самолетам. Дальше начинался самый тяжелый этап: заливка горючего в баки. Весь бензин нужно было перекачать ручным альвеером (насосом). Тяжелая и крайне утомительная работа! Руки сразу начинали ныть, с непривычки даже пальцы деревянели. К полуночи экипаж нашего самолета закончил заливку, остальные корабли - лишь на следующий день.
Отоспавшись, механики немедленно приступили к тщательному осмотру моторов. Они придирчиво проверяли все цилиндры, компрессоры, свечи, трубки, краны, тросы управления. Повреждений почти не было. Лишь на самолете Алексеева немного деформировался кабан подкоса шасси. Механики самолета Сугробов, Шмандин и Гинкин с помощью зимовщиков, проработав тридцать шесть часов, привели лыжу в первоначальный вид.
А дальше вновь потянулись дни напряженнейшей, интенсивнейшей работы. Особенно много работали папанинцы. В любой час этих людей можно было, видеть за делом. То они сидели на электростанции, заряжая аккумуляторы полюсного передатчика, то надували резиновые лодки, то везли на собаках к аэродрому какие-нибудь детали. Ни частые шквалы, ни [76] пурга, ни морозы не могли охладить их пыла. Они подвергли генеральной проверке все оборудование и аппаратуру своей дрейфующей станции. В течение двух дней Евгений Федоров терпеливо наблюдал и сличал величину магнитного склонения на острове Рудольфа, экзаменуя точность приборов и методику исследования. Проверяя теодолиты и секстанты, он определял астрономическим методом местонахождение острова Рудольфа и удовлетворенно отметил совпадение своих вычислений с утверждением географических карт. С неменьшей тщательностью была собрана и испытана радиостанция Северного полюса. Варьируя условия, Эрнст Кренкель просиживал у аппарата и яркие солнечные ночи и дни, забитые бешеной пургой. Радиостанция работала прекрасно. Кренкель слушал бой часов Спасской башни Кремля, посевные сводки Новосибирска, истерические выкрики германских радиостанций, фокстроты далекой Бразилии. Уединившись в механической мастерской, Ширшов переделывал глубоководную лебедку и проверял механизмы батометров и подводных вертушек. Тем временем Папанин занялся подгонкой снаряжения. Вблизи зимовки вырос целый городок палаток дрейфующей северной станции: жилая, гидрологическая, гравитационная, продуктовая, палатка-мастерская и много других.
Наиболее хлопотливой оказалась заготовка керосина - основного топлива полюсного лагеря. Тарой для керосина служили особые резиновые баллоны, емкостью в сорок восемь литров. Для заливки требовалось предварительно отсосать керосин из шланга, после чего он плавно переливался в баллон. И так шестьдесят раз! [77]
- Тьфу! - плевался после операции Кренкель. - Напился керосину на всю жизнь. Не подходи с папиросой - вспыхну!
Проверив, испытав и рассортировав свое хозяйство, зимовщики снова перевезли все вещи на аэродром. Там каждый сверток был положен на весы. Взвешивали с предельной точностью, ибо грузоподъемность самолетов была ограничена, и каждый килограмм подвергался строжайшему учету. Все запасные части и детали были выгружены из машин. Участники экспедиции пошли на это с тяжелым сердцем. Путь предстоял дальний, в дороге могли произойти всякие неожиданности. Полярные летчики и механики привыкли всегда иметь все под рукой. Но поднять весь обильный запас самолеты были не в состоянии. Выгруженные вещи лежали огромными кучами около машин, возбуждая хозяйственные вожделения бортмехаников. Потерю запасных частей наиболее тяжело переживал старший механик корабля Василий Лукич Ивашина. Он беспокойно ходил вокруг этого богатства, вздыхая, старался незаметно всунуть какую-нибудь деталь в самолет, но, застигнутый укоризненным взглядом Молокова, сконфуженно клал деталь на место, продолжая, однако, как лунатик свои виражи.
Через неделю после прилета вновь была объявлена трудовая мобилизация всего населения острова Рудольфа. На этот раз мы не разгружали, а грузили имущество Папанина и его друзей. Каждому самолету полагалось взять на борт сотни килограммов вещей станции. И снова в недрах гигантских машин исчезали палатки, приборы, одежда, клипперботы, движки, нарты. Объемистые банки с продовольствием полюсной [78] станции были распределены равномерно по всем машинам. Во время полета к полюсу один из кораблей мог оказаться в бедственном положении. Тогда продукты станции дали бы возможность экипажу пострадавшего корабля продержаться до прибытия спасательной группы. С этой же целью на каждый самолет было погружено по 80 килограммов продовольствия, упакованного в особые парашютные мешки. Узрев товарищей в беде, другие самолеты либо сядут и сразу заберут их со льдины, либо сбросят им на парашюте продукты, если посадка в этот момент будет невозможной.
Зимовщики забирали с собой только самое необходимое. Они рассчитывали при прилете на полюс конфисковать кое-что из самолетного инвентаря.
- Сниму шапку и пойду по кораблям, - смеясь, говорил Иван Дмитриевич:-один даст чайник, второй - примус, третий - лишнее ведро. Обратно всех в трусах отпущу. Все равно вам на юг лететь!
Пробивая дорогу на Северный полюс, руководство экспедицией мобилизовало все силы и средства. На юге архипелага, в бухте Тихой, зимовали два легких самолета. 28 апреля Головин вылетел в Тихую. На борту его самолета находились два летчика. В тот же день Головин вернулся обратно. Через несколько дней на аэродром острова Рудольфа опустился и второй, находившийся в бухте Тихой, самолет. Легкие самолеты были немедленно использованы для связи и ближней разведки.
Наконец, все готово к штурму. На аэродроме далекого полярного острова стоял, пригнувшись перед гигантским прыжком, целый воздушный флот: четыре тяжелых четырехмоторных [79] корабля, мощный двухмоторный самолет и два воздушных автомобиля.
- Назидательное зрелище! - задумчиво произнес Отто Юльевич Шмидт, осматривая свою воздушную армию. - Если большевики смогли выставить здесь, на восемьдесят второй параллели, такую грозную армаду, то что же они сделают при тревоге в более южных широтах!
Так шли дни. Мы трудились, отдыхали, веселились. Вместе со всеми работали ученые, делая свое дело, помогая другим. В иные вечера Ширшов и Федоров пытались устраивать прогулки на лыжах. Но вскоре им это было строжайше запрещено.
- Разве можно поступать так неосмотрительно? - журил их Папанин,-каждый из вас обошелся государству очень дорого. А вдруг кто-нибудь нечаянно сломает руку или ногу? Зимовка будет сорвана - государству убыток.