Международные связи, и в первую очередь сношения с русским правительством, способствовали росту авторитета братских организаций. В первой половине XVII в. их деятельность оказала значительное влияние на развертывание освободительной борьбы украинского народа. Братства налаживали взаимопомощь своих членов, в случае необходимости предоставляли им ссуды, для нетрудоспособных открывали «шпитали». Все это помогало сплотить вокруг братств широкие круги украинского православного населения. Активных деятелей братского движения обвиняли в том, что в городах они «отказываются подчиняться власти магистратов, сами себе устраивают новые суды и [налагают] наказания, под страхом вечного проклятья не позволяют обращаться к магистратам. Ремесленников и подмастерьев, работающих у поляков (т. е. католиков. — Ред.), считают проклятыми… плюют на них».
Униатский епископат во главе с киевским униатским митрополитом Иосифом Вельямином Рутским возмущался тем, что противники унии «под тем предлогом, якобы это с благотворительной целью… во всех городах организовали братства, составили себе законы, установили должностных лиц, обложили себя всеобщей податью в соответствии с возможностями каждого». Самообложение позволяло братчинам собирать значительные средства, «хотя в братства входят люди гораздо более низкого сословия, чем шляхта».
Уставы многих братств предусматривали, что выборные братские старейшины должны улаживать конфликты между братчинами, причем им категорически запрещалось обращаться в суды шляхетского государства и отдельных феодалов. Таким образом наиболее активные братства стремились создавать местные органы самоуправления, которые противопоставлялись органам государственной власти шляхетской Польши.
Участие в братствах было школой политической деятельности для украинского населения, что впоследствии сыграло важную роль в освободительной войне украинского народа 1648–1654 гг.
Возобновление высшей православной иерархии. На некоторых этапах к борьбе против наступления католицизма и Брестской церковной унии присоединялась часть украинских православных феодалов, стремившихся завладеть преимущественным правом на эксплуатацию украинских трудящихся. Позиция православных феодалов была при этом весьма непоследовательной, так как их объединяли с католическими феодалами мотивы классовой солидарности, страх перед нараставшим антифеодальным движением крестьян и городских низов Украины, Белоруссии, Литвы, Польши.
Стремление украинских феодалов любой ценой сохранить классовый союз с польскими феодалами особенно четко проявилось, в частности, в ходе политической борьбы, которая велась на общем (вальном) сейме Речи Посполитой и в провинциальных шляхетских сеймиках, созывавшихся по воеводствам и землям. Сеймики, посылая своих депутатов в вальный сейм, давали нм инструкции, отражавшие политические взгляды разных прослоек феодального класса.
Ведущие братства принимали меры к тому, чтобы побудить шляхтичей к выступлениям против насаждения унии. С этой целью представители крупных братств выезжали на сеймики и сеймы, собирали средства на агитационные и организационные расходы православных депутатов. На сеймиках земель и воеводств Украины, в особенности Волынского и Киевского, удалось добиться принятия отдельных решений о необходимости прекратить преследования православной церкви, возвратить ей захваченные имения, ввести принцип свободного избрания православных шляхтичей на церковные должности. Необходимость принятия таких резолюций православная шляхта мотивировала интересами шляхетского государства. Православные шляхетские политики подчеркивали, что злоупотребления католических феодалов и церковников неминуемо приведут к усилению движения народных масс.
Больше всего опасаясь антифеодальных выступлений крестьян и городского «поспольства», украинские и белорусские шляхтичи доказывали, что польско-шляхетское правительство в своих собственных интересах должно действовать осмотрительнее. Однако на общих сеймах Речи Посполитой польско-шляхетское большинство из года в год отклоняло резолюции украинских и белорусских шляхтичей. Папские представители, в частности аккредитованный при королевском дворе ватиканский нунций, развернули бурную деятельность, убеждая правительство, магнатов и шляхетских вожаков отказываться от каких-либо уступок православным.
Только в 1607 г., стремясь отвлечь православных шляхтичей от участия в рокоше (бунте части шляхты против королевской власти), правительственные круги пошли на незначительные уступки. Сейм принял решение, провозглашавшее прекращение преследований и содержавшее обещание раздавать церковные должности шляхтичам «подлинной греческой веры». Однако это постановление не выполнялось. В частности, епископства король раздавал только униатам, утверждая, что якобы униатство и является «подлинной греческой верой». После смерти Львовского епископа Гедеона Балабана избранному на его место шляхтичу Тисаровскому для получения королевского подтверждения пришлось притвориться, что он согласен стать униатом. Иеремия Тисаровский после того, как умер перемышльский епископ Михаил Копыстенский, остался единственным на Украине православным епископом. Отсутствие православного епископа очень затрудняло организацию противодействия униатам, и это очень хорошо понимали деятели антикатолического движения.
Учитывая активную позицию народных масс, старшина реестрового казачества и часть православных шляхтичей решили поддержать тех деятелей Киевского братства, которые намеревались вопреки позиции польского правительства возобновить православную иерархию, чтобы тем самым создать центр политической и идеологической борьбы против наступления католицизма и унии. В 1620 г. на Украину прибыл иерусалимский патриарх Феофан, возвращавшийся на родину после посещения России. Его встретили казаки во главе с П. Сагайдачным. Патриарха пригласили в Киев, где он остановился при братстве. Феофан подписал подтвердительные грамоты Киевскому братству и его школе, а также некоторым другим братствам.
Буржуазная историография без достаточных оснований изображала инициатором этих актов только патриарха. Факты свидетельствуют о противоположном. Феофан сначала боялся идти против соглашательски настроенной верхушки православной церкви. Поставить православных иерархов он сперва отказывался и пошел на это только под давлением более решительно настроенных общественно-политических деятелей. В братской церкви Феофан возвел в сан киевского митрополита Ивана Борецкого, в предыдущем году избранного игуменом киевского Михайловского Златоверхого монастыря и принявшего монашеский постриг с именем Иов. Архиепископом полоцким и епископом витебско-мстиславским был поставлен известный общественный деятель Мелетий Смотрицкий, перемышльским — Исаия Копинский. Уже по дороге на родину Феофан, пребывая в Зарубском казацком монастыре в Трахтемирове, высвятил владимиро-брестским епископом Иезекииля Курцевича, трахтемировского игумена, воспитанника Падуанского университета. В Белой Церкви состоялось возведение в сан нового луцкого епископа Исаакия Борисковича, а в Животове на Брацлавщине — холмского епископа Паисия Ипполитовича. Все это делалось в условиях строжайшей конспирации, чтобы обеспечить безопасность Феофана и сопровождавших его лиц и дать им возможность успешно завершить начатое дело.
Возобновление православной иерархии — киевской митрополии, включавшей почти все украинские и белорусские земли, вызвало негодование польско-шляхетских властей. Феофана объявили турецким шпионом, было отдано распоряжение арестовать нелегальных, с точки зрения правительства, митрополита и епископов. Поэтому большинство епископов опасалось выезжать в свои епархии и оставалось в Киеве, за которым окончательно закрепилась роль политического и идеологического центра освободительной борьбы украинского народа.
Воссоздание православной иерархии имело серьезное значение для дальнейшего развертывания народно-освободительного движения. Ранее митрополит и епископы ставились только с согласия польского правительства. Назначение же православных иерархов не только без согласия правительственных кругов, но и вопреки их политике было открытым вызовом шляхетско-польскому государству и рассматривалось как попытка образования политического центра, не подчиняющегося Варшаве. Это был также удар по соглашательской политике украинских и белорусских феодалов.
