Петер и Пауль! Господи, там мои дети!

Симон попытался позвать их по имени, но крик застрял в горле, и лекарь даже прохрипеть ничего не смог.

– О, кажется, малыши наконец проснулись, – снова заговорила улыбчивая Аврора. – Бояться нечего, мой верный помощник только накормил их булочками с маком. Дети мне пока нужны. Кто знает, что еще вздумается их упрямому дедушке, не так ли?

Голос стал еще визгливее и исполнился ненависти, неестественной для такой хрупкой куклы.

– Вы сами все затеяли! – кричала Аврора. – И что вам вздумалось соваться в дела, которые вас не касаются? Все, что мне было нужно, это облатки… Так нет же, вам непременно понадобилось уговаривать Мауруса, чтобы он позволил вам и дальше разнюхивать!

Плач становился громче: похоже, он доносился из соседней комнаты. Петер заревел во весь голос, а затем и маленький Пауль начал звать маму. У Симона разрывалось сердце. Дети были до смерти напуганы, вот они, рядом, а он не может им помочь!

– Бедняжки! – Голос у Авроры исполнился сочувствия, хотя сама кукла продолжала улыбаться. – Детки зовут маму, дрянь эту… Помощник мой три раза чуть не убил ее. Сначала на башне, потом из духового ружья и, наконец, мешком с известью. Разве нельзя было внять моим предостережениям? Но она, похоже, упрямица не меньшая, чем ее отец…

Впервые за все это время Симон кое-что заметил. До сих пор он видел Аврору лишь краем глаза, и лицо ее было слишком размыто. Но теперь ему удалось повернуть голову на несколько миллиметров, и он разглядел куклу немного отчетливее. То, что он увидел, заставило его содрогнуться.

Аврора продолжала раскрывать рот, даже если не говорила.

– Думаю, пора детям увидеться с папой, – донесся голос со стороны автомата. – Как ты считаешь, Аврора? Ты подождешь тут, а я выпущу малышей из клетки? Интересно, что они скажут про папу, от которого толку не больше, чем от куклы…

Послышались шаги. Автомат продолжал двигать челюстью. Где-то сбоку мелькнула тень и скрылась в соседней комнате.

Аврора скрипела и лязгала, губы ее непрестанно двигались. Но она молчала.

Все это время с Симоном говорил ведьмак.

Магдалена затаила дыхание и прислушалась. Из коридора снова послышался шорох. Они по-прежнему стояли с отцом в канализации бывшей крепости. Куизль спешно сунул в мешок тетрадку Непомука и книгу со странными записями, после чего внимательно прислушался к шуму.

– Не приближается, – пробормотал он. – Судя по звуку, там кто-то двигает тяжелые ящики. – Двинулся к выходу. – Идем посмотрим. Может, колдун решил свою лабораторию свернуть да и сбежать от нас…

Они двинулись друг за дружкой по низкому коридору. У Магдалены было такое чувство, будто они обошли уже всю долину. Где они теперь находились? Под монастырем? Или где-то под лесом? Уму непостижимо, как отец мог еще здесь ориентироваться. Якоб явно не помещался в низких и тесных проходах. Он без конца обтирался о камни, так что рубашка и штаны перемазались известью, грязью и каменной пылью.

Шорох становился все громче; казалось, он раздавался прямо над ними. Они обогнули очередной выступ и резко отшатнулись.

Они зашли в тупик.

Магдалена уставилась на гранитную стену. По камню стекал тоненький ручеек и собирался в грязную лужу под ногами, да мелкие камешки сыпались на пол.

– Замечательно! – просипела Магдалена. – В тупик зашли. Лучше бы вернуться и…

Она замолчала, заметив, как отец прижал палец к губам и многозначительно показал наверх. Женщина запрокинула голову: над ними нависла каменная плита. В отличие от окружающей породы она казалась слишком светлой, словно ее установили туда совсем недавно. С другой стороны доносился шорох.

– Я, кажется, знаю, где мы теперь, – прошептал палач и указал на гранитные стены вокруг. – Если раньше это был туннель из крепости, то мы стоим прямо под бывшим подвалом главной твердыни.

Он уставился в пустоту, потом продолжил тихим голосом:

– Во время войны, в Саксонии, мы и сами как-то выкуривали одну крепость. Вот была резня! Последние защитники оказались упрямее любого осла и заперлись в донжоне. А когда через пару недель мы взяли наконец башню приступом, внутри никого не было. Все сбежали по такому вот туннелю.

– И что ты предлагаешь? – нетерпеливо спросила Магдалена. Ей не нравилось, когда отец начинал рассказывать о своих военных похождениях. – У нас вряд ли получится, как вы тогда, с воплями ввалиться в подвал и всех порубить. К тому же плита на вид слишком уж толстая.

Палач пожал плечами.

– Отец твой, конечно, далеко не юнец, – проворчал он. – Но раз уж я еще в состоянии держать меч на эшафоте, то и чертову плиту поднять смогу. Отойди-ка.

Куизль закрепил факел в расщелине и огляделся в поисках камней побольше, после чего принялся складывать их в кучу и при этом перемазался еще сильнее. Когда груда камней стала достаточно высокой, палач осторожно забрался на нее и уперся руками в плиту. Магдалена напряженно и одновременно с ужасом следила за его действиями. Она то и дело прислушивалась, не донесется ли среди стука и шороха детский плач, но для этого было слишком шумно.

– А если колдун, или кто там еще, увидит, как ты сдвинешь плиту? – спросила она со страхом.

– Умные-то все какие… – просипел палач; вены жгутами выступили у него на запястьях, пот ручьями стекал по запачканному грязью лбу. – Придумай что получше или помалкивай!

Через некоторое время плита со скрежетом приподнялась, и палач отодвинул ее немного в сторону, после чего властно подозвал Магдалену.

– Живо! Залезай мне на плечи и посмотри, что там происходит! – прошептал он.

Дочь палача помедлила, но все-таки забралась отцу на плечи, как любила делать в детстве. Плечи у Куизля по-прежнему были мощные и широкие, как у вола. Магдалена качнулась, затем выровнялась и выглянула через открытый проем.

– Ну? – прошипел Куизль снизу. – Видишь детей?

Потребовалось какое-то время, прежде чем женщина свыклась после темного туннеля с ярким светом. Наконец-то она различила просторную, округлой формы комнату: стены из грубо вытесанных гранитных блоков, из них же выложен и куполообразный, высотой в три метра потолок. В свете по меньшей мере десятка факелов раскинулся хаос из ящиков, сундуков и столов с расставленными на них трудноразличимыми предметами. Среди ящиков сновали трое мужчин в черных рясах: вероятно, здешние монахи.

Двое из них как раз заколотили один из ящиков и потащили его по витой каменной лестнице, высеченной в граните и ведущей к проходу под потолком. Третий проверял содержимое еще открытых ящиков. Все трое стояли к Магдалене спиной, и она не видела их лиц. Сдвинутую плиту посреди комнаты, наполовину скрытую за ящиками, никто не заметил.

– Пошевеливайтесь вы! – взвизгнул тот, что ближе всех стоял к Магдалене, и тяжело оперся на ящик; похоже, работа давалась ему с трудом. – Подниматься уж надо, скоро служба начинается.

– Если бы ты помог нам, то мы давно бы все закончили, – отозвался с лестницы один из монахов. – К тому же я тебе раз десять уже говорил, что не потерплю от тебя приказов!

– Ага, а кто же предложил вынести все отсюда? – огрызнулся первый. – Ты предложил, ты, трусишка! – Он истерически рассмеялся и добавил тоненьким голоском: – Ой, я уже слышу голема! Он подкрадется и заберет нас!

– Прекрати! – вмешался второй монах на лестнице.

Голос у него был плаксивый, как у ребенка. Магдалене показалось, что она его уже слышала.

– Ты… я боюсь. Там, внизу, что-то есть, я это чувствую. И… не стоит будить его без причины.

Он вдруг выпустил сундук и упал на колени. Второму монаху стоило немалых трудов удержать тяжелый ящик в одиночку.

– Пресвятая Богородица, а если все эти слухи про голема не врут? – запричитал коленопреклоненный. – Как там написано в старинных преданиях? Существо из грязи и глины, оживленное заклятием проклятого раввина… Уверен, в таких вот подземельях голем чувствует себя как дома. Давайте помолимся, и потом…