Наступил еще один день томительного беспокойства. Теперь мы тревожились и о второй группе наших товарищей.
После обеда с косы Тузла совершенно неожиданно передали, что там находятся старший матрос Корякин и матрос Мешакин из группы сержанта Морозова. Их удалось еще засветло перебросить в Тамань, и они рассказали, что оставшаяся на «Черноморце» четверка перебралась в одну из надстроек. До вечера корабли противника, проходя несколько раз мимо, на транспорт не заглядывали. Стало уже немного темнеть, когда со стороны Керчи показались два гитлеровских катера, направлявшихся прямо к «Черноморцу». Рассчитывать на то, что, осматривая транспорт, враги не обнаружат разведчиков, не было оснований. Дженчулашвили и Несмиянов предложили, чтобы двое других разведчиков, оставив свои автоматы, попытались вплавь добраться до косы Тузла.
— Идите, идите, — сказал Дженчулашвили. — Нам все равно плыть нельзя. Так зачем же и вам погибать без толку... Идите, а мы с Николаем постараемся отвлечь фрицев. И если уж погибнем, так не иначе, как прихватив с собой на тот свет с десяток гитлеровцев...
Корякин и Мешакин сначала не соглашались, но Дженчулашвили и Несмиянов настояли на своем. Крепко расцеловавшись, друзья простились.
— И долго еще мы плыли и слышали позади себя выстрелы, — со слезами на глазах рассказывал Корякин. — Спасая нас, они погибли сами...
Коптелов поднялся и снял фуражку. Встали и обнажили головы все разведчики, скорбным молчанием почтив светлую память двух погибших героев.
...В ночь на 4 августа новая группа, побывав у полузатопленных транспортов, сняла с «Горняка» матроса [88] Клижова и с ним еще одного разведчика из этой группы и труп старшины 2-й статьи Нестеренко.
Как выяснилось, сутки назад Клижов и его товарищи, сойдя с катера в тузик и совершив переход к «Черноморцу», услышали, подходя к транспорту, оклик на ломаном русском языке: «Кто идет?» Вслед за тем из-за транспорта показался вражеский катер, на палубе которого толпились гитлеровцы.
Силы были слишком неравны, и противник, несомненно, рассчитывал на легкую победу.
Убедившись, что боя не миновать, три наших разведчика подпустили врагов почти вплотную и дружно ударили из автоматов. С катера послышались стоны, крики. В течение нескольких секунд его палуба была очищена: но по шлюпке застрочил пулемет. Старшина 2-й статьи Нестеренко приказал прыгать в воду, а сам чуть-чуть задержался и был убит.
Положив автомат на бортик тузика, Клижов выпустил меткую очередь по корме катера, где находился пулемет. Пулемет замолчал.
После этого оставшиеся в живых гитлеровцы посчитали за лучшее убраться восвояси, и, прибавив ход, вражеский катер удалился в сторону берега.
А Клижов и второй из разведчиков, выйдя победителями в этом неравном бою, снова забрались в тузик, подняли в него зацепившийся за уключину труп Нестеренко и, так как в шлюпку через пулевые пробоины быстро набиралась вода, пошли не к условленному месту встречи с «морским охотником», а в сторону «Горняка», где и переждали весь следующий день.
Так закончилась эта одна из наиболее трудных операций разведчиков отряда в Керченском проливе. Мы потеряли тогда пять наших товарищей, но враг понес несравненно большие потери.
Всего за неполных два месяца пребывания на Тамани личный состав отряда провел четырнадцать различных операций, высаживаясь на занятое противником побережье Керченского полуострова, ведя наблюдение с «Горняка» и «Черноморца».
В первой половине августа 1942 года был получен приказ о перебазировании на Кавказ.
Начиналась новая страница в боевой истории нашего отряда. [89]
О чем умолчал автор «Десятой флотилии»
В 1957 году одно из советских издательств выпустило в переводе с итальянского книгу «Десятая флотилия» В. Боргезе, командира специальной флотилии итальянского военно-морского флота, вооруженной диверсионно-штурмовыми средствами, человекоуправляемыми торпедами, сверхмалыми подводными лодками и торпедными катерами. Личный состав этой флотилии в период минувшей второй мировой войны принимал участие в боях на различных фронтах, в том числе и на советско-германском, побывал он и в Крыму, помогая гитлеровцам в осуществлении морской блокады осажденного Севастополя.
Автора этой книги вообще-то нельзя упрекнуть в особей скромности. Не скупясь на краски, Боргезе расписывает боевые успехи личного состава флотилии. Но беспристрастный читатель не может не обратить внимания на одну примечательную особенность: как только речь заходит о действиях «Десятой флотилии» против советских военных моряков, автор словно бы теряет присущее ему красноречие и ограничивается в значительной степени лишь лаконичным пересказом официальных рапортов своих подчиненных. И это, понятно, не случайность, а прямое следствие того, что В. Боргезе тут просто-напросто нечем похвастаться. Встречи с советскими военными моряками не принесли итальянским диверсантам никаких боевых лавров, и, приводя только, тексты официальных рапортов, автор делает «хорошую мину при плохой игре». В. Боргезе этим как бы дает понять, что он лично не несет никакой ответственности за правдивость описываемых событий, «за что, дескать, купил, за то и продаю».
Что же, Боргезе нужно отдать должное. Его подчиненные были не очень-то щепетильны в отношении истины, зачастую либо приписывая себе победы, которых в действительности и в помине не было, либо, когда это было им более выгодно, о многом «скромно» умалчивая.
Не касаясь многих, мягко выражаясь, «неточностей» книги «Десятая флотилия», остановлюсь лишь на одной из них, непосредственно связанной с историей и боевыми действиями разведчиков нашего отряда. [90]
На 198 и странице этой книги автор приводит текст рапорта своих подчиненных о бое в ночь на 18 июня 1942 года двух торпедных катеров 10-й флотилии против двух шлюпок с советскими военными моряками
«В ту же ночь были замечены две русские военно-морские шлюпки к югу от мыса Кикинеиз, с которыми экипажи двух катеров, т. е. Ленци — Монтанари и Тодаро — Пасколо, завязали бой, обстреляв их из ручных пулеметов Русские на шлюпках были вооружены пулеметами и автоматами. Бой на дистанции 200 метров длился около 20 минут Наши катера получили небольшие повреждения, а сержант Пасколо потерял при этом левую руку «.
И все. Просто напросто констатируется факт, что два итальянских торпедных катера «завязали бой» с двумя русскими шлюпками, при этом катера получили повреждения, а один из сержантов был ранен. Ничего не скажешь, кратко, однако далеко не все здесь ясно. Читателю ничего не сообщается о том, как проходил этот необычный (два торпедных катера против двух шлюпок) бой, что стало с русскими шлюпками, успокоились ли союзники гитлеровцев на том, что их катера получили «небольшие» повреждения, а некто Пасколо потерял руку В Боргезе предпочитает умалчивать о всех этих «деталях», хотя они далеко не маловажны.
Что же, попытаемся, опираясь на воспоминания участников и официальные документы, восстановить истину и рассказать правду об этом бое, приводя детали которые обходит молчанием В. Боргезе в своей «Десятой флотилии».
После ухода в начале июня 1942 года из Севастополя на Тамань группы батальонного комиссара В. С. Коптелова в осажденном городе осталась часть разведчиков во главе с командиром отряда старшим лейтенантом Федоровым.
Старший лейтенант Николай Федоров был назначен к нам командиром в конце 1941 года, после героической гибели капитана В. Топчиева. Молодой (ему в ту пору едва минуло двадцать пять лет), с русым чубом, выбивающимся из под лихо сдвинутой на правое ухо пилотки, старший лейтенант до прихода в наш отряд командовал подразделением разведчиков одной из частей Приморской армии В Севастополе он воевал с первых дней обороны и зарекомендовал себя дерзким и инициативным [91] разведчиком. В базе, в перерывах между рейдами в тыл врага, мы почти всегда видели своего командира веселым, улыбающимся. Вечерами, если удавалось выкроить час другой времени, свободного от многочисленных отрядных забот, Федоров непременно заглядывал в школу, где размещался личный состав отряда. В класс, куда он заходил, набивались все не занятые по службе матросы и старшины. Слышались веселые шутки, на которые сам командир был, казалось, неистощим, дружный смех, песни Но, несмотря на свой веселый нрав и товарищеские отношения с подчиненными, Федоров, когда это было нужно, умел быть строгим и требовательным И, если случалось, что кто-нибудь из разведчиков допускал какую-то оплошность по службе или нарушал дисциплину, уже самый разговор на эту тему со старшим лейтенантом был для провинившегося немалым наказанием Федорова уважали за его смелость в бою, любили [92] за общительность и веселый характер, но вместе с тем и побаивались. Все это и определяло высокий авторитет командира среди личного состава отряда, что было очень важно в дни тяжелых испытаний, выпавших на долю как наших товарищей, оставшихся в Севастополе, так и всех защитников города-героя в период третьего вражеского штурма.
