– Я видел эти съемки. Ваши слова звучали пылко.

– И принесли мне сплошную пользу. Больницы с легкостью прикрыли свою задницу. Отозвались на мои слова волной праведного гнева. А когда закончили жаловаться, то обставили все так, что моя вина выглядела правдоподобной. В общем, это было не лучшее время для того, чтобы вступиться за права джокеров. Я ведь там выросла. – В ее голосе послышались мягкие нотки, странные отзвуки того, что чуть раньше она услышала в тоне Тахиона, будто они оба до сих пор не могли поверить в то, что с ними случилось.

– Это место стало моим домом, там я вырастила своего сына, а пять минут в программе «Сегодня» все это уничтожили, как огонь Норт-Форк уничтожил леса Галлатин Рэндж[17]. Служба охраны леса, – она закатила глаза, – отправила меня следующим же вертолетом. Я добралась домой, обнаружила, что больше не числюсь постоянным сотрудником в местных больницах. Через неделю я стала терять пациентов. А через месяц… Разослала отклики на вакансии, но пошли слухи, что я попала в черный список. Меня сочли смутьянкой, никто не хотел иметь со мной дела.

– Никто вас не поддержал?

– Вы не представляете, насколько люди напуганы… – «вашим проклятым вирусом», – мысленно закончила она.

В его взгляде что-то промелькнуло, на губах проскользнула легкая грустная улыбка, скрывшая внезапный укол боли, по которому Коди поняла, что он знал намного больше, чем мог рассказать.

– Итак, – наконец спокойно сказал он, – вы здесь. – Она добавила: потому что у тебя нет выбора.

– Я врач, а это больница. И мне нужна работа.

– У меня много врачей, Коди, мне не нужен еще один врач. Мне нужна моя правая рука. – Он легонько пошевелил ею и не скрыл, что это движение далось ему с болью. В его голосе теперь зазвучала неуверенность и нечто такое, что Коди посчитала ничем другим, как стыдом.

– Мы, такисианцы, очень гордые существа. Мы поощряем идеал в мыслях, поступках и в самих себе. Уродство недопустимо. И все, как вы видите, я теперь уродлив. Настолько физически недостоин собственного имени и звания, насколько добился их своими поступками. Видимо, это мое последнее наказание за то, что я принес дикую карту на Землю.

Она промолчала.

– Мне нужен кто-то, кому я смогу доверить совместное управление клиникой.

– Почему я? – спросила она.

– В основном… – на мгновение он замолчал, а она задумалась, чьи мысли он пытается собрать – ее или свои собственные. Именно это так чертовски бесило ее: не знать, копается он сейчас в ее голове или нет. И потом она подумала о том, что он может там увидеть – если ей было трудно бороться с самыми темными уголками и закоулками своей души, то каково было ему? Она-то беспокоилась только о себе; он был посвящен в секреты каждого. А это может оказаться слишком даже для самого извращенного вуайериста. Затем она снова сконцентрировалась, чтобы понять, что говорит Тахион.

– Это Сент поведал мне о вас, – сказал он. – Я гордый человек, Коди, но даже я не могу больше отрицать, что мне нужна помощь. И им тоже. – Она вздохнула, пытаясь отвлечься на вид в окне. Небо теперь стало скорее черным, а не синим; скоро начнется ураган.

– Не знаю, – наконец ответила Коди.

– Тогда зачем вы пришли?

– Я подумала…

«Что?» – спросила она саму себя. Внезапный порыв ветра влетел в комнату, неся с собой затхлый запах соленого моря, и даже до конца не осознав, она вскочила на ноги, сделала два шага к двери, инстинктивно потянувшись за сорок пятым калибром, лежавшим на дне ее сумки.

Она не могла двигаться. Застыла в потрясении, будто статуя, а Тахион встал из-за стола – во взгляде его сиреневых глаз мелькнуло удивление и беспокойство – и медленно забрал «кольт» из ее руки и снял сумку с ее плеча. Положил их на стол. Все еще застыв, она смотрела, как он наливает крепкий коньяк в хрустальный бокал. Затем он снял мысленный затвор.

Она не упала, хотя очень хотелось, но и его тоже не ударила.

Она осторожно отпила коньяк, прекрасный вкус которого обжег ее изнутри.

– Встреча этим утром, должно быть, произвела на вас серьезное впечатление, – спокойно произнес он.

– Видимо, да, – согласилась она, пытаясь унять дрожь в руках. – Я предоставила доктору Финну самое полное описание.

– Я знаю. Джокера, которого вы повстречали, нет в наших файлах, но это и неудивительно.

«Это же не джокер, – мысленно закричала она, – разве вы не понимаете?»

А вместо этого, поставив бокал на стол, сказала:

– Это была ошибка, доктор, думаю, мы оба это знаем. Не стоило мне сюда приходить. Мне жаль.

– Вообще-то, как мне кажется, вы правы. Они и джокеры, и одновременно прокаженные тузы, хотя слишком многие считают, что их силы помогают им стать неуязвимыми. Им все больше кажется, что все восстали против них. Знакомые вдруг становятся незнакомцами, люди, которым вы доверяете, предают вас – или, что еще хуже, считают, что вы предали их. Мы здесь работаем как с разумом, так и с телом, мы не можем допустить такой двойственности – и скрытой враждебности – даже среди постоянных сотрудников, а уж тем более моему второму «я».

Она хотела сказать: «Уверена, вы кого-нибудь найдете», но слова застряли у нее в горле, потому что они оба знали, что это неправда.

Она почти прошла через главный холл клиники, болезненно осознавая, что, не считая некоторых работников, здесь она была единственной с более-менее нормальной внешностью, и из-за этого ей вслед шептали проклятия и насмешки – иногда и более громким шепотом. В холле ее догнал Сент.

– Жаль, что вы didi mau, майор, – сказал он.

– Ничего не поделаешь, Сент. Пора нам к этому привыкнуть.

– Этим летом, после этого долбаного съезда, мне кажется, что мы уже перешли все чертовы границы. Наверное, вы правильно делаете – смываетесь, пока есть возможность.

– Ага.

– Ладно, слушайте, я тут не за этим. Тот джокер, на которого вы наткнулись – не могу сказать точно, ведь я не могу в этом зрительно убедиться, – но, кажется, его только что привезли. Доставлен мертвым.

– Где он?

– В морге.

– Покажешь мне?

В морге не было никого, кроме дежурного патологоанатома – натурала, который больше всего желал дать волю своей ярости: он ненавидел всех бюрократов, сославших его в эту тюрьму. Он слышал про Коди и понял, что они родственные души – оба попытались побороть систему и оба здорово облажались. Он показался ей болваном, но она не подавала виду, пока он был готов ей помочь.

Труп лежал на столе, и Коди с удивлением обнаружила, что мертвым он оказался не менее жутким, чем живым.

– Чертовски противно, – согласился патологоанатом.

Сначала она не ответила, продолжив осмотр и мысленно сравнивая тело с тем образом, который ей запомнился.

– Когда-нибудь видели подобное? – наконец спросила она.

– Смеетесь? Боже, нет. К тому же я думал, что каждое проявление вируса уникально.

– Такова теория, – согласилась она. – Есть шансы на верную идентификацию?

– Ни одной чертовой идеи, простите мой французский. Кроме того, что существо женского пола.

– Женского? – резко спросила она.

– Ага. – Он пожал плечами. – Взгляните. Конечно, ничего похожего на сиськи, но есть что-то вроде гениталий. Думаю, в течение своей смены я смогу проверить мочеполовую систему.

– Проверьте. – Она говорила таким машинальным, грубоватым голосом, что он в ответ просто записал ее приказ в своем рабочем журнале, подумав, что она старше его по должности.

– Получится установить личность?

– Рук нет, а значит, никаких отпечатков. Скан сетчатки по таким глазам мы тоже не получим, а стоматологические записи?.. – он показал на слегка приоткрытый рот, полный клыков. – Это полная физическая метаморфоза, ну, не считая того, что в теле джокера ничто не работает так, как должно. Так что мы имеем водоприспособленное существо, которое не может жить в воде. С плавниками, но без жабр.