На морской коммуникации, связывавшей Севастополь с кавказскими портами, положение все более осложнялось. Для блокады с моря подступов к городу противник бросил более сотни бомбардировщиков и несколько десятков торпедоносцев. На Ялту и на Форос (близ Балаклавы) базировались немецкие и итальянские торпедные [124] катера. У берегов Крыма действовала неприятельская флотилия малых подводных лодок. На севастопольских фарватерах гитлеровцы ставили магнитно-акустические милы. В районе Качи появились немецкие дальнобойные береговые батареи, которые обслуживала радиолокационная станция.

Путь в Севастополь стал очень опасным. На этом пути в весенние месяцы погибло несколько наших транспортов. Теперь туда можно было посылать только наиболее быстроходные суда. Но их насчитывались единицы. И основная тяжесть снабжения героического гарнизона ложилась на боевые корабли - крейсера, эсминцы и подводные лодки.

Вот в какой обстановке мы получили приказ доставить в Севастополь бригаду морской пехоты. Предстоял не просто поход, а прорыв нескольких линий блокады как на пути к главной базе, так и при возвращении из нее.

Стали готовить отряд из трех кораблей во главе с крейсером «Ворошилов». Крейсер только что возвратился из-под Керчи, где он вел огонь по скоплениям гитлеровских войск, прикрывая отход наших частей. Два других корабля - эсминцы «Сообразительный» и «Свободный» - тоже недавно из боя.

«Сообразительный» теперь гвардейский корабль. Гвардейское звание он получил месяц назад, в апреле 1942 года, вместе с крейсерами «Красный Кавказ» и «Красный Крым». Так были отмечены славные дела экипажей в ряде боевых операций, в частности при высадке десанта в Феодосию, В это же время эсминец «Беспощадный» был награжден орденом Красного Знамени.

Флагманский штурман отряда легких сил Борис Федорович Петров с получением задания засел за расчеты. Нам предписали прийти в Севастополь к полуночи, разгрузиться за час-полтора и не позднее трех часов ночи выйти обратно. Все наиболее опасные места мы должны были форсировать в темное время суток - на этом строился замысел прорыва. Надо было точно рассчитать курсы и скорость движения отряда, предусмотрев резерв времени на всякий непредвиденный случай.

Знакомлю с заданием командиров и комиссаров кораблей.

Вначале пригласил к себе командира крейсера «Ворошилов» капитана 1 ранга Ф. С. Маркова и военкома батальонного комиссара М. П. Колеватова. Они возглавляют [125] флагманский корабль, а его роль в походе очень ответственная. К тому же именно крейсер берет основные грузы - всю артиллерию бригады, автомашины, боеприпасы. На нем должны разместиться не менее 2500 бойцов.

Необходимо изготовить побольше сходней, лотков для выгрузки ящиков с боеприпасами, связаться со штабом бригады и уточнить количество всего принимаемого на борт, составить план размещения людей и техники, провести тренировки на согласованность и быстроту действий как экипажа, так и личного состава бригады. Не менее важно, чтобы все моряки прониклись чувством ответственности за выполнение задания. Об этом должен позаботиться комиссар корабля, привлекая к себе в помощь коммунистов и комсомольский актив.

- Все будет сделано, - говорит Филипп Савельевич Марков. - Меня беспокоит только изготовление сходней и лотков. С лесом здесь небогато.

- Кого другого, а вас учить не надо, - отвечаю я. - Не из таких положений находили выход.

- Находили, это верно, - подтверждает он, улыбнувшись.

С Филиппом Савельевичем я знаком уже много лет. Вместе с ним мы окончили Севастопольскую школу юнг в далеком 1915 году. И последующий флотский путь у нас тоже весьма схож. Марков, как и я, служил на кораблях Черноморского флота всю империалистическую войну, участвовал в бурных революционных событиях. После потопления флота в Новороссийске мы с ним воевали против белых в составе Волжско-Каспийской военной флотилии, на вооруженной барже под названием «Форт Сережа». Там Маркова избрали председателем судового комитета, а меня - так называемым товарищем председателя. Пройдя горнило гражданской войны, Филипп Савельевич остался на флоте. Он был одним из тех, кому пришлось создавать наш советский флот. В 1931 году Марков окончил Военно-морскую академию и занимал с тех пор разные командные посты. Великая Отечественная война застала его в должности командира недавно построенного крейсера «Ворошилов». Этот новый корабль, вооруженный мощной артиллерией 180-миллиметрового калибра, и водил он в боевые походы.

Надо ли говорить, с каким уважением я относился к этому человеку, как ценил его знания и опыт. И конечно, [126] у меня не было никаких сомнений в том, что к походу в Севастополь крейсер будет подготовлен самым лучшим образом.

Существо задачи и характер проведения подготовительных мероприятий разъяснил также командирам эсминцев капитан-лейтенантам С. С. Воркову и П. И. Шевченко и военкомам этих кораблей. Каждому эсминцу предстояло принять на борт 300 бойцов морской пехоты и 30 тонн груза (в основном боеприпасы).

На кораблях закипела работа. Марков, разумеется, раздобыл лес, и корабельные мастера изготовляли лотки для выгрузки ящиков с боеприпасами, тяжелые сходни, но которым можно было не только идти бойцам, но и скатывать орудия, автомашины, походные кухни. Личный состав кораблей был расписан по местам погрузки и выгрузки. Для приема раненых дополнительно развертывались медицинские и операционные пункты.

В один из дней мы с Марковым проверили, насколько быстро экипаж крейсера управляется с высадкой бойцов, выгрузкой орудий, автомашин и боеприпасов. Тем самым установили примерное время, необходимое для стоянки в Севастополе. Оно не выходило за пределы отпущенных нам полутора часов.

Свое решение на переброску бригады со штурманскими и иными расчетами я донес командующему флотом. Оно было одобрено.

В ночь на 26 мая крейсер и эсминцы приняли полагавшийся им груз. С наступлением темноты 26 мая началась посадка на корабли личного состава морской бригады. В час ночи 27 мая мы оставили Батуми.

Ночь выдалась погожая, безоблачная. Мы шли курсом 270 градусов - строго на запад. Курс лежал вдоль турецкого побережья. Мы держались от него на почтительном расстоянии. Ход был вполне приличный - 22 узла.

Путь к Севастополю мог бы оказаться короче, если бы корабли шли на северо-запад. Но не всякий наиболее короткий путь наверняка приводит к цели. Нам важно было как можно меньше часов находиться в зоне действия авиации врага и его торпедных катеров, важно также появиться у Севастополя с того направления, с которого нас меньше всего мог ожидать противник. Удлиняя путь, мы отдаляли опасности, стремились выиграть для себя лишний шанс.[127]

Весь день нас никто не тревожил. Ровно гудели машины крейсера. За его кормой тянулась идеально прямая лента кильватерной струи. Эту ленту резал и резал своим острым форштевнем шедший сзади эсминец. Слева на горизонте в сизой дымке показались вершины далеких турецких гор. Можно было подумать, что у нас легкое мирное плавание. Но расчехленные стволы зениток смотрели вверх, и расчеты при них были в полной готовности. Наблюдатели все время обшаривали биноклями воздух и воду в своих секторах.

Наконец флаг-штурман Петров, который вместе со штурманом крейсера скрупулезно вел счисление пути, доложил на мостик:

- Время поворота на новый курс.

На меридиане Севастополя корабли круто повернули на север, держа направление на мыс Сарыч, и увеличили ход до 30 узлов. Сигнальщики и зенитчики получили распоряжение усилить наблюдение. Почти сразу же вслед за этим поступил доклад: «Справа по носу - неизвестный самолет».

Вскоре сигнальщики по силуэту определили - немецкий разведчик. Можно было не сомневаться, что он обнаружил нас. Теперь жди воздушной атаки. Спокойное плавание кончилось.

Через несколько минут на горизонте появилась группа бомбардировщиков. Они кружились на одном месте, атакуя, видимо, какую-то цель. Чем ближе мы подходили к тому месту, тем явственнее вырисовывались мачты и трубы транспорта, а затем и его корпус. Очертания судна мне показались знакомыми. И точно, я опознал его - это теплоход «Грузия».