Две тысячи десантников присоединились к бойцам штурмового отряда и атаковали неприятеля уже на городских улицах. Как важно теперь было наращивать наши силы на берегу! А «Красный Кавказ» все еще продолжал швартовку.

Все- таки не оправдал себя тот вариант, на котором настоял командир крейсера. Поначалу задуманный им маневр выполнялся неплохо. Корабль вошел в проход между волноломом и торцовой частью Широкого мола. Перекрывая гул стрельбы, загрохотала якорная цепь. Тяжелый якорь, прочно вцепившись в грунт, удержал нос корабля около мола. С полубака, где спокойно распоряжался, несмотря на пули и осколки, главный боцман Суханов, удалось подать на стенку и закрепить там носовой швартов. А корма крейсера была далеко от мола. Чтобы подтянуть ее, требовалось забросить на стенку длинный и толстый стальной трос. Он был очень тяжелый, и пришлось заносить его конец на барказе. Наконец швартов закрепили на молу, пустили в действие кормовой шпиль. Но мощности шпиля не хватало. Его моторы надрывно [96] гудели, работая с предельной нагрузкой, а корма не двигалась. Противодействовал все тот же ветер.

Противник понял, что неспроста мы стараемся ошвартовать к молу такой крупный корабль, и сосредоточил по крейсеру огонь орудий, минометов, пулеметов.

У нас над головой раздался оглушительный треск. Мина разорвалась на сигнальном мостике. Там что-то вспыхнуло факелом. Сигнальщики стали тушить пожар. Значит, кто-то из них остался в строю. А среди убитых там, как потом выяснилось, были и флагманский связист штаба высадки капитан-лейтенант Васюков, и связист крейсера лейтенант Денисов. Потушив пожар и отправив раненых в лазарет, сигнальщики продолжали нести свою вахту.

Неслыханное дело - минометы против крейсера! Только я успел об этом подумать, как раздался новый взрыв. Стоявший рядом со мной бригадный врач Ф. Ф. Андреев как-то неестественно молча присел.

- Что с вами? - спрашиваю его. - Ранены?

Федор Федорович Андреев был начальником медико-санитарного управления Военно-Морского Флота. К нам на Черное море он прибыл по делам, связанным с организацией медицинского обеспечения боевых действий. В Новороссийске ему стало известно о готовящемся десанте. Считая, что ему самому необходимо посмотреть на боевые действия, которые обеспечиваются медициной, бригврач добился разрешения участвовать в нашем походе. Федор Федорович упорно стоял на мостике во время перехода морем и с него же наблюдал за всем происходящим, когда началась высадка. Всего лишь несколько минут назад я просил его уйти в боевую рубку - там безопаснее.

- Что вы, такое сражение, а я буду прятаться! - ответил мне Андреев.

И вот осколки мины. В крейсерском лазарете бригадному врачу ампутировали раздробленную ногу. Говорят, что при этом он сам давал советы корабельным хирургам.

На мостике были ранены также комиссар крейсера Григорий Иванович Щербак и командир артиллерийской боевой части старший лейтенант В. А. Коровкин. У Щербака рана оказалась тяжелой - его унесли в лазарет. Коровкин, хотя и с трудом, добрался туда сам. Он потерял много крови - осколки мины попали в руку и ногу, - [97] но в лазарете старший лейтенант ни за что не захотел остаться. С помощью двух санитаров он выбрался на мостик и, сидя на разножке, снова стал управлять огнем.

Здорово нам досаждали мины. И все же не от них пришла основная беда.

Сильнейший удар сотряс крейсер. Тяжелый артиллерийский снаряд попал в треногу фок-мачты внизу под мостиком. Там взметнулось пламя. К очагу занявшегося пожара бросились от спаренной 100-миллиметровой установки зенитчики. Они повели решительную борьбу с огнем, действуя пеноструйными огнетушителями. Пламя начало убывать и скоро совсем погасло.

Стало ясно - нас нащупала крупнокалиберная вражеская батарея. Она теперь не отстанет. Правда, орудия крейсера уже нацелены на нее. Но мы на виду, а батарея в укрытии. Неравная получается схватка.

Снаряды все чаще и чаще стали падать вблизи «Красного Кавказа». Один из них ударил в борт в том месте, где проходит броневой пояс. Броня выдержала. Второй врезался в борт несколько выше. Образовавшуюся пробоину быстро заделали моряки аварийной партии. Но вот командир крейсера получил тревожный доклад:

- Пожар во второй башне!

Артиллерийская башня крейсера - сложное сооружение. Наверху, над палубой, возвышается лишь ее боевое отделение - бронированная коробка с торчащими из нее стволами орудий. А под ней, глубоко в низ корабля, уходит шахта с элеваторами для подъема боеприпасов. Шахта соединяет боевое отделение со снарядным и зарядным погребами. Там столько взрывчатки, что хватит разнести на куски не один такой корабль, как наш.

К счастью, взрыва не произошло. Как потом выяснилось, все висело на волоске. И тут надо поклониться тем, кто, но страшась смерти, отвел от корабля беду.

…Вражеский снаряд, пробив броню, разорвался в боевом отделении. Все, кто там находился, были или убиты, или контужены.

Первым очнулся краснофлотец Василий Покутный. Едкий дым застилал ему глаза - горела краска, дымились электрические провода. В следующее мгновение комендор увидел и самое страшное - пламя на торцовой части длинного цилиндрического порохового заряда, заключенного в шелковую оболочку. Заряд, или, как его [98] еще называют, «картуз», высовывался из трубы элеватора. А ниже в этой трубе были такие же «картузы», подготовленные для подачи к орудию. Пламя могло перекинуться на них. И тогда беда - оно пошло бы все дальше вниз - к погребам…

С трудом поднявшись, контуженный комендор вытащил «картуз» из элеватора и тут же упал вместе с ним, лишившись последних сил. Он пытался погасить огонь, навалившись на заряд грудью и хватая пластины пороха голыми руками, но потерял сознание.

А в это время через узкий лаз со стороны фок-мачты в боевое отделение башни проникли электрик Павел Пилипко и комендор-зенитчик Петр Пушкарев. Задыхаясь в дыму, Пушкарев первым делом открыл задраенную изнутри тяжелую броневую дверь и выкинул горящий заряд на палубу корабля. Другие моряки сразу же переправили его за борт. Затем Пушкарев и Пилипко стали тушить пожар в боевом отделении башни. Комендор - выносливый, сильный моряк - хватал обожженными руками горящие электропровода, хлопал рукавами по пылающей краске. Голова у него кружилась от ядовитых газов, но он продолжал гасить пламя.

Можно понять, что пережили в те минуты люди, находившиеся глубоко внизу, в погребах. Они слышали глухой взрыв, к ним просочился дым. Стало ясно, что в боевом отделении возник пожар. И старшина погреба Иван Крипак спокойно скомандовал:

- Приготовиться к затоплению!

Ни он, ни его подчиненные не думали о собственном спасении. Они уже вставили ключи в приводы клапанов затопления, чтобы залить погреб и в нем себя забортной водой. Ждали только команды, не сомневаясь, что она будет.

Тем временем наверху, в боевом отделении башни, огонь стал ослабевать. Окончательно он был ликвидирован подоспевшим сюда аварийным отделением. Только тогда Пушкарев почти без сознания в горящем бушлате вывалился из люка башни на руки товарищей.

Этот момент запечатлел фронтовой фотокорреспондент Шейнин, который вместе с нами ходил в феодосийский десант.

Совсем недавно мне удалось узнать о судьбе комендора Василия Покутного. Обожженный, с искалеченными [99] руками, по возвращении крейсера в Новороссийск он был отправлен в госпиталь. Все считали, что ему не выжить. А он выжил.

Покутному пришлось немало месяцев проваляться на госпитальных койках. В конце концов искусные врачи поставили его на ноги. Он уволился со службы инвалидом первой группы и еще несколько лет продолжал лечение. Когда почувствовал себя лучше, стал работать на Днепропетровском пластмассовом заводе в отделе технического контроля. Там Василий Матвеевич трудится и по сей день.

…»Красный Кавказ» под огнем продолжал свою необычную швартовку. На мол удалось завести второй трос. Корма медленно подтягивалась к бетонной стенке. На юте, не обращая внимания на пули и осколки, работали старпом крейсера капитан-лейтенант К. И. Агарков, краснофлотцы боцманской команды, артиллеристы. Они делали все возможное, но ветер жал, и корма двигалась очень медленно.